Объяснения Люси вызвали бурные дебаты.
– Эта пропаганда надоела, – закричала госпожа Лундстрем. – Если играть, то уж не краплеными картами! Сознайтесь, вы профессиональный идеологический работник?
– Нет, я математик, инженер вычислительного центра. Я вернулась из отпуска, и меня попросили на неделю подменить слесаря нашей фабрики, который входит в группу по связи с общественностью. Он не только опытный слесарь, но и журналист. Дискуссии об опыте общины – его хобби. К сожалению, он на операции, но не в нашей больнице, – мы такие сложные операции у себя пока не делаем, – у него камни в почках.
– Но вас, конечно, готовили для того, чтобы ловко промывать мозги? – не отставала седая шведка.
– Зачем кому‑то промывать мозги, если мы базируемся на ценностях, которые для нас незыблемы? Нам довольно правды. Более совершенная жизнь делается не пропагандой и насилием, а экономическим и духовным интересом, сознательным выбором своей перспективы.
– Какой же экономический интерес может существовать в общине, если каждый уравнен со всеми в потреблении материальных благ? Это уравниловка, которую мы заклеймили как порок неразвитого социализма! Разве вы, в СССР, не утверждали, что не может быть общего богатства без богатых людей?
Все вытянули шеи, стараясь не пропустить ни единого слова в ответе экскурсовода.
– В общине существует «коллегия мудрецов», переизбираемая ежегодно. Коллегия обсуждает стратегию нашего хозяйственного и духовного роста до того, как она предлагается на обсуждение общего собрания: зачем тратить время на сырые предложения? Так вот, эти люди могли бы, конечно, дать исчерпывающий ответ на все ваши вопросы. Но, думаю, и меня они не поставили в тупик… Начнем с суждения о том, что без богатых людей не может быть богатого общества. Вот это как раз пропагандистское, безосновательное и зловещее суждение, его цель – разрушение социализма. В нашей общине богатство создается как раз без богатых людей, иначе говоря, без имущественного расслоения, морального разъединения и узурпации власти. Но мы строим впервые не руками нищих рабов, а руками свободных людей, располагающих всеми необходимыми материальными средствами для полноценной жизни. Мы все богаты в одинаковой степени… Да, социализм – не уравниловка, качество жизни каждого должно определяться трудовым вкладом, а не спекуляцией, не групповым сговором, не «тихими» хищениями, не подкупом должностных лиц и тому подобное. В то же время не должен быть нанесен ущерб равенству людей. Уравниловка – одно, равенство – совсем другое… В нашей общине нет уравниловки в качестве жизни, но господствует правовое и материальное равенство, без которого всякий разговор о социальной справедливости лишен смысла. Обеспечение жильем, пищей, одеждой, отпуском и отдыхом, средствами развития личности – это не привилегия, а, по нашему убеждению, право трудящегося, как вода, воздух, солнце, нормальная окружающая среда. Степень нашего общего богатства и нашей духовной свободы сделала это правом, от которого мы уже не откажемся никогда. Да отчего и не торжествовать этому праву, если каждый общинник сознательно и совершенно добровольно работает на всю мощь своих физических и нравственных сил? Мы ведь в общину никого силой не загоняли, каждый сам выбрал свою судьбу. Мы положили конец вопиющей несправедливости, когда одни трудятся изо всех сил и не имеют ничего, а другие ловко и нагло прикарманивают чужие богатства, умножая ложь, подлость, разврат и преступления. Все те люди у нас, которые благодаря наследственным особенностям и личным стараниям превосходят других силой ума, мудростью, способностью к самоорганизации и тому подобное, получают льготы. Вернее, сами реализуют эти льготы – более полно, чем другие, пользуются возможностями для самосовершенствования личности.
Чем же еще может отличаться свободный от свободного, если не степенью личного совершенства? Утверждать, что хозяин и его работник, сытый и голодный могут быть равными – это нагло лгать… Сегодня я покажу вам символическую арку, парадный вход на территорию общины. На Аллее Памяти вы увидите деревья, посаженные в честь самых совершенных из тружеников общины. Один из них закончил свой земной путь, его бронзовый бюст украшает теперь наш форум, зал для общего собрания. Это наша история, наша слава, и она не подлежит пересмотру, потому что освящена свободной волей общины.
– Хорошенькая награда – награждать новым трудом! – воскликнула шведка. – Никогда не соглашусь выбиваться из сил ради того, чтобы вновь выбиваться из сил! Это новая форма рабства!
– Но ведь никто не навязывает вам этого «рабства», сударыня, – неожиданно для самого себя сказал Иосиф. Все повернулись к нему, но он не растерялся: – Я был в других землях… Когда навязывают то, что правящая группа считает свободой, это рабство. А какое же рабство в том, если я хочу личного совершенства? Если нахожу в созидании совершенного свою свободу, одно из самых величайших удовольствий жизни? Вы не хотите жить в общине – это ваше право. Но зачем же ставить под сомнение право других людей – жить так, как они хотят, не нанося никому ущерба?
– Этот человек прав, – сказал Фриц. – Я бы добавил к его словам: счастье – всякая работа, пока она радует и утешает сердце.
Немца поддержали. Но шведка осталась при своем мнении:
– Отложим спор. Столовая – чудесно. Но я хочу видеть людей, которые делают возможной такую столовую.
– Наверно, есть все‑таки смысл посмотреть сад‑интернат? – спросила Люся.
– Опять идти пешком? – пожаловался кто‑то.
– Современный человек отвыкает от ходьбы и тем наносит невосполнимый ущерб здоровью.
– А что, и малые дети ходят пешком в столовую?
– И малые, конечно.
– А если дождь или метель?
– Вот там, глядите, стеклянная галерея. Это переход из интерната в здание столовой…
Люся вновь дала повод для спора. Показывая детскую площадку (пустовавшую, потому что у детей был послеобеденный отдых), сказала, что задумано построить специальный ландшафтный парк – со скалами, водопадом, диковинными растениями и даже небольшим зоопарком.
– Футурум цвай, – усмехнулся корпулентный кооператор из Одессы. – Теперь и я подозреваю, что кто‑то втихаря финансирует эту вашу общину. Для рекламы.
В том же духе высказались шведка и один из американцев, низкорослый человек, когда‑то эмигрировавший из Винницы.
– Скоро я ознакомлю вас с бюджетом общины, – мягко возразила Люся. – Позорная цивилизация вкладывает наибольшие средства если не в оружие, не в дестабилизацию своих конкурентов и предметы роскоши, то в орудия и средства производства. Мы вкладываем в человека. Это эффективней и справедливей. Не люди – для производства, а производство – для людей. Не свершения – для жизни, а жизнь – для свершений… Это и есть социализм…
Следуя предостережению доктора Шубова, Иосиф повсюду внимательно вглядывался в людские лица.
Когда осматривали интернат для школьников, ему показалось, будто из соседнего класса выглянул чернявый тип, похожий на негодяя, который преследовал его в тюремном королевстве.
Иосиф смело толкнул дверь в класс, вошел, но, увы, никого не обнаружил: класс был пуст. Правда, дрожала вода в графине на столе, но Иосиф подумал, что это от сквозняка, – была распахнута форточка. Мелькнула мысль – заглянуть под стол и под парты, но в класс вошли уже другие туристы.