Я же действительно не знал, что мой приход все испортит. Честно говоря, я думал, что вы уже ушли, и заглянул к нему так, на всякий случай, когда возвращался от директора. Ну хотите, я встану перед вами на колени?
Я не слушал его и думал о докторе Сотникове.
– Бедный доктор! Как он одинок и несчастен… Кстати, Григорий Адамович, чем закончился ваш визит к директору?
Он развел руками.
– Увы! Проболтал с ним около часа, но ничего из него вытянуть не сумел. Хитер, мерзавец, но что рыльце у него в пушку – это бесспорно.
– Ну‑с, каковы успехи? – спросил меня Щеглов, энергично орудуя вилкой. – Как доктор?
Я начал свой рассказ. Щеглов внимательно слушал меня, порой удивленно вскидывая брови и восклицая: «Вот как!» Мой рассказ явно заинтересовал его.
– И мне, пожалуйста, захватите прибор, если вас не затруднит, – услышал я вдруг голос Мячикова и невольно обернулся. Григорий Адамович навис над остывшей котлетой, а его сосед отправился за столовыми принадлежностями, которые ни тот, ни другой не догадались захватить, стоя у раздачи. Я снова вернулся к своему повествованию, стараясь не упустить ни единой подробности из еще свежего в памяти диалога с доктором Сотниковым. Соседний столик отчаянно заскрипел – видимо, Мячиков неосторожно повернулся.
Когда я закончил, Щеглов какое‑то время напряженно морщил лоб, и мне представилась уникальная возможность понаблюдать гениальнейшего из сыщиков за работой – работой ума, ума незаурядного, выдающегося и – я не боюсь этого слова – великого.
– Молодец, Максим, – похвалил он меня наконец, и я почувствовал, как за моей спиной вырастают крылья. – Молодчина! Великолепно сработано. Все бы ничего, если б не Мячиков… И дернул его черт войти именно в этот момент!..
Хриплый стон, а затем стук падающего тела прервали его речь. Мы разом обернулись и тут же вскочили со своих мест. На наших глазах разворачивалась очередная трагедия.
Сосед Мячикова по столику лежал на полу и корчился в судорогах, испуская жуткие стоны и хватая посиневшими губами воздух, а сам Григорий Адамович, мертвенно‑бледный, с трясущимися щеками, стоял в двух шагах от него с широко открытыми от ужаса глазами. В одно мгновение Щеглов оказался у бьющегося в конвульсиях тела.
– Врача! Живо! – крикнул он страшным голосом. Кто‑то метнулся и исчез за дверью. Через пару минут посланный за врачом вернулся и сообщил, что кабинет заперт и на стук никто не отвечает.
Через пару минут посланный за врачом вернулся и сообщил, что кабинет заперт и на стук никто не отвечает.
– Ч‑черт! – прорычал Щеглов. – Пьян, поди, в стельку…
– Минуточку! – послышался сзади ровный, спокойный голос. – Я врач.
Мы с удивлением посторонились, давая дорогу сурового вида пожилому мужчине с аккуратно зачесанными назад седыми волосами и пышными усами. Он скорее походил на потомственного рабочего, какими их обычно представляют в отечественных кинофильмах, нежели на врача. Доктор склонился над безжизненным телом, замершим в неестественной позе, пощупал пульс, приоткрыл веки и безнадежно покачал головой.
– Мертв, – произнес он, поднимаясь. – Заявляю это как врач.
Щеглов вынул из кармана красную книжечку и предъявил ее доктору.
– Старший следователь Московского уголовного розыска капитан Щеглов. С этого момента представляю здесь власть и требую беспрекословного подчинения. Просьба всем оставаться на местах. Итак, доктор, вы уверены в его смерти?
– Абсолютно.
– Причину установить можете?
Доктор задумчиво поглядел на тело, в застывших глазах которого затаился немой ужас, и ответил:
– Причину смерти сможет установить только вскрытие, я могу лишь сделать предположение. Судя по некоторым признакам, это отравление, причем отравление сильнодействующим ядом.
– Вы хотите сказать, что его отравили? – быстро спросил Щеглов.
– Я хочу сказать только то, что сказал. Право делать выводы оставляю за вами. Но, повторяю, яд чрезвычайно сильный, если, конечно, смерть вызвана именно ядом.
Он снова склонился над телом, еще раз внимательно осмотрел его и добавил, на этот раз более уверенно:
– Да, это отравление. По крайней мере, я берусь утверждать это, даже не имея результатов вскрытия.
– Вы можете подтвердить это письменно?
Доктор удивленно посмотрел на Щеглова.
– Это так важно?
– Да, это очень важно.
– Хорошо, если интересы дела требуют этого, я готов дать письменное заключение.
Тем временем кто‑то побежал за директором. Мячикова трясло, словно в лихорадке, он выглядел сейчас ничуть не лучше покойника, лежавшего у наших ног.
– Боже мой! Боже мой!.. – причитал он громким шепотом. – Ведь я мог быть на его месте! Боже мой…
– Да замолчите вы! – резко оборвал его Щеглов.
Бледный, испуганный, тяжело дыша, в столовую вбежал директор. Наткнувшись на распростертое на полу тело, он с воплем отпрянул назад. Его взгляд пробежался по лицам людей и замер на Мячикове, который до сих пор не мог прийти в себя.
– Ну, знаете ли, – процедил он сквозь зубы, – это уже слишком… Это переходит все границы.
Щеглов предъявил ему свое удостоверение.
– Как представитель правоохранительных органов я немедленно начинаю расследование. Врач только что засвидетельствовал смерть этого человека, и есть основания полагать, что смерть эта насильственная. Займитесь телом, товарищ директор.
Директор оторопело смотрел на Щеглова и с трудом осознавал ту метаморфозу, которая произошла с бывшим лыжным инструктором.
– А, понял! – дошло до него наконец. – Ну, слава Богу, теперь есть кому навести здесь порядок, товарищ… э‑э… капитан. А на меня можете положиться, я все сделаю в лучшем виде. Будьте уверены.
Директор засуетился, отдавая распоряжения, а Щеглов тем временем внимательно осмотрел стол, за которым только что обедали Мячиков и его несчастный сосед. Кроме двух порций второго блюда (по паре котлет с гарниром), нескольких кусков черного хлеба и двух стаканов с компотом, на столе больше ничего не было.