Теперь мне снова пришлосьборотьсяс
этим ощущением, как я боролся с ним когда-то ребенкомвтемнойспальне.
Просто поразительно, какие мы еще дети, когда делодоходитдоиспытаний
такого рода. Оказывается, древние страхи все время шагали рядомсомной,
выжидая удобного момента, и вотэтотмоментнаступил-ивсепотому
только, что мои глаза закрыты бинтами и прекратилось уличное движение...
Явзялсебяврукиипопробовалрассуждатьлогически.Почему
прекращается уличное движение? Обычно потому, чтоулицуперекрываютдля
ремонтных работ. Все очень просто. В любой момент на сцене могут появиться
пневматические молотки, которые внесут разнообразие в слуховые впечатления
многострадальных пациентов.
Но у логики есть один недостаток: она не останавливается наполпути.
Она немедленно подсказала мне, что шума уличного движения нет дажевдали,
что не слышно ни гудков электричек, нисиренбуксиров.Неслышнобыло
решительно ничего, пока часы не начали отбивать четверть девятого.
Искушение посмотреть - броситьвсего-навсегоодинвзглядкраешком
глаза, не больше, просто составить какое-то представление о том,чтоже,
черт побери, происходит, - было огромно.Нояобуздалего.Во-первых,
легко сказать: бросить один взгляд. Для этого мне пришлосьбынепросто
приподнять повязку, а размотать множествопрокладокибинтов.Но,что
самое важное, я боялся. После недели полной слепотыневдругнаберешься
храбрости шутки шутить со своим зрением. Правда, снять с менябинтыбыло
решеноименносегодня,ноэтособиралисьсделатьприспециальном
сумеречном свете, причем мне разрешили бы остаться без бинтов лишьвтом
случае, если бы обследование показало, что с глазами у меня все в порядке.
А я не знал, в порядке ли моиглаза.Моглооказаться,чтомоезрение
испорчено. Или, что я вообще ослеп. Я ничего не знал...
Я выругался иснованажалнакнопкузвонка.Этодоставиломне
некоторое облегчение.
Никто, по-видимому, звонками неинтересовался.Вомнеподнималось
раздражение,такоежесильное,кактревога.Унизительно,конечно,
пребывать от кого-то в зависимости, но куда более скверно, когдазависеть
не от кого. Терпение мое истощилось. Необходимо что-то предпринять,решил
я.
Если я заору в коридоривообщеначнускандалить,токто-нибудь
обязательно явится - хотя бы для того, чтобыобругатьменя.Яотбросил
простыню и вылез из кровати. Я ни разу не видел своей палаты,ихотяна
слух я довольно точно представлял себе,гденаходитсядверь,найтиее
оказалось вовсе не просто. Нескольконепонятныхиненужныхпрепятствий
встретилось мне на пути, я ушиб палец на ноге иободралголень,номне
удалось пройти через палату. Я высунул голову в коридор.
- Эй! - закричал я. - Дайте мне завтрак! В палату сорок восемь!
Секундустоялатишина.
- Эй! - закричал я. - Дайте мне завтрак! В палату сорок восемь!
Секундустоялатишина.Затемпослышалсяревголосов,вопивших
одновременно. Казалось, их были сотни, и нельзя было различить ниединого
слова. Как будто я включил запись шума толпы,причемтолпы,настроенной
очень воинственно. У меня мелькнула дикая мысль, что,можетбыть,меня,
пока я спал, переправили в дом умалишенных, чтоздесьнегоспитальСв.
Меррина. Эти голоса простонемоглипринадлежатьнормальнымлюдям.Я
торопливо захлопнул дверь, чтобы оградить себя от этого столпотворения,и
ощупью вернулся накровать.Втотмоменткроватьпредставляласьмне
единственным безопасным и спокойным местом во всем жутком мире. И словно в
подтверждение этого, в палату ворвался новый звук, и я замер с простыней в
руках. С улицы донесся вопль, дикий и отчаянный, от которого кровь стыла в
жилах. Он повторился трижды, и когда он затих, мне все ещеказалось,что
он звенит в воздухе.
Я содрогнулся. Я чувствовал, как щекочут мой лоб под бинтамиструйки
пота. Теперь я знал, что происходит нечто страшное. И яневсилахбыл
больше выносить одиночество ибеспомощность.Ядолженбылзнать,что
происходит вокруг меня. Я поднял руки кбинтам-моипальцыкоснулись
булавок, и тут я остановился...
Что, если лечение было неудачным? Что, если я сниму бинты и окажется,
что я слепой? Тогда будет еще хуже, во сто крат хуже...
Я уронил руки и лег на спину. Я злился на себя инабольницу,ия
произнес несколько глупых беспомощных ругательств.
Вероятно,прошлонекотороевремя,преждечемявновьобрел
способность рассуждать последовательно. Я вдругосознал,чтосноваищу
возможныеобъясненияпроисходящему.Объясненийяненашел.Затоя
окончательно убедился, что сегоднясреда,какаябытамчертовщинани
происходила.Ибовчерашнийденьбылвесьмапримечателен,аямог
поклясться, что после него прошла всего одна ночь.
В хрониках вы прочтете, что во вторник седьмогомаяЗемлявсвоем
движении по орбите прошла через облако кометных осколков. Выможетедаже
поверить вэто,есливамугодно,ведьповерилижемиллионылюдей.
Возможно, так оно и было в самом деле. Я не могу привести доказательств ни
"за", ни "против". Я был не в состоянии увидеть,чтопроисходило;ноу
меня есть на этот счет кое-какие мысли. По-настоящему я знаю только, что я
провел вечер в кровати,выслушиваясвидетельстваочевидцевонебесном
явлении,котороебылопровозглашеносамымпоразительнымвистории
человечества.
Между прочим, пока оно неначалось,никтонислованеслыхало
предполагаемой комете или о ее осколках...
Не знаю, для чего понадобился радиорепортаж об этом, когда и так все,
кто мог ходить, ковылять на костылях и передвигаться на носилках, были под
открытым небом или возле окон, наслаждались зрелищемсамогограндиозного
из даровых фейерверков.