– Вот возьми. Тут подробная инструкция для тебя. Ознакомишься с ней сейчас же, дома, и вернешь мне. Понял? Отчет напишешь, когда вернешься, еще раз все продумаешь и напишешь. Дело неясное и очень нелегкое. Тебе придется посетить ряд важных объектов. О том, что ты психиатр, никто не должен знать. Мы посылаем тебя как представителя авиационной медицины для проверки некоторых новых положений. Поступили докладные, просят смягчить требования к физической подготовке пилотов космических кораблей. Какие‑то технические предпосылки есть для этого – сам знаешь, сколько сейчас внедрено новинок, – но управление медицинской службы может и должно интересоваться всем, что связано с жизнедеятельностью человеческого организма в космосе.
– Ты сказал, Василий Тимофеевич, что это только предлог?
– Да, это только предлог… Главная часть задания заключается в другом. К нам поступили сведения, что среди летного состава бродят неясные слухи о каких‑то таинственных встречах в космосе. Официально поданных рапортов нет, но слухи очень упорные…
– Нечто вроде массового психоневроза? – спросил Платон Григорьевич.
– Это уж тебе решать. Но нужно проявить в этом вопросе и осторожность и тактичность. Если мы направим тебя с прямым указанием выяснить, кто и когда наблюдал странные явления в космическом пространстве, то боюсь, люди поведут себя более замкнуто, побоятся отстранения от полетов, да мало ли что… С другой стороны, не исключена возможность, что действительно кое‑что наблюдается. А это, в свою очередь, ломает всю программу работ. Если же, что скорее всего, мы имеем дело с самовнушением, то тебе следует провести разъяснительную работу, а для нас ты дашь рекомендации по психотерапии лиц, склонйых к подобному самовнушению. Это не просто, но тебе, Платон Григорьевич, вполне по плечу.
– Но почему выбор пал на меня? Мы только приступили к очень ответственной плановой работе…
– Мы отрываем тебя только на время, – перебил его Василий Тимофеевич. – У нас нет никаких оснований считать тех, к кому ты поедешь, людьми несерьезными. Это один из сильнейших отрядов исследователей космоса. Но не исключена возможность, что длительное пребывание вдали от планеты может выявить некоторый объективно существующий комплекс нервных расстройств. И в этом деле мало быть просто хорошим специалистом. Здесь нужен большой жизненный опыт, умение работать с людьми, обязательное знакомство с авиационной медициной… Пожалуй, кроме тебя, некому этим заняться.
Платон Григорьевич вскрыл пакет, прочел инструкцию раз‑другой.
– Дружба дружбой, а служба службой, – сказал Василий Тимофеевич. – Распишись тут в уголке, что с материалом ознакомился. Вот так. А теперь давай‑ка мне инструкцию и получай билет на самолет.
– Когда вылет? А, вижу, в половине первого…
– Рейс не указан, но на аэродроме предупреждены. Ну, Платон Григорьевич, жду от тебя весточки.
– У вас служебный рейс, – сказала девушка‑регистратор, рассмотрев билет Платона Григорьевича. – Вы посидите вон на той скамеечке, я вам скажу, когда выходить на посадку.
Платон Григорьевич купил в киоске аэропорта несколько газет и стал их просматривать. На скамейку рядом с ним опустился рослый человек в форме летчика Гражданского воздушного флота. Его тоже послала сюда девушка‑регистратор. Вскоре к ним присоединилось еще пятеро парней, явно причастных к авиации.
– Вы тоже служебным летите? – спросил Платона Григорьевича сидевший рядом с ним пилот.
– Да, служебным, – коротко ответил Платон Григорьевич.
– А мы вот из отпуска возвращаемся. Три недели гуляли.
– У моря были? – спросил Платон Григорьевич.
На скамейке засмеялись.
– В первый раз товарищ к нам, – сказал кто‑то из летчиков: в том, что это были летчики, Платон Григорьевич больше не сомневался.
– Ну почему же, я по загару сужу, – сказал он. – Сентябрь на дворе, а вы вон какие черные.
– Загар‑то уже сошел, – сказал сидящий рядом летчик. – У нас загоришь лучше, чем на любом курорте.
– Лучше, чем в Сочи, – добавил кто‑то.
– А купанья какие! – не то серьезно, не то в шутку продолжал сосед Платона Григорьевича.
– В море Лаптевых… – усмехнулся тот, что сидел с краю.
Платон Григорьевич искоса взглянул на него: паренек как паренек. Будто почувствовав взгляд Платона Григорьевича, летчик повернул к нему голову и громко сказал:
– Братцы, а ведь товарища этого я знаю. Я у него отборочную проходил. Медицина, значит, с нами летит.
– Что, разоблачили вас, товарищ военврач? – спросил рослый летчик и встал: девушка‑регистратор жестом подозвала его к окошку.
– Нас ждут, – сказал он, возвращаясь.
И в этот момент громкий голос из динамика раздельно произнес:
– Граждане пассажиры, в виду нелетной погоды рейсы, – далее следовало наименование чуть ли не десятка рейсов, – отменяются…
Дремавшие на скамейках пассажиры встали со своих мест, аэропорт загудел возбужденными голосами, у окошка камеры хранения сразу же выросла очередь. Платон Григорьевич сел было на место, но рослый пилот подошел к нему и тихо сказал:
– На нас не распространяется… Матч состоится при любой погоде…
Они вышли на летное поле. Моросил мелкий дождь. Сверкая прожектором, разворачивался на дальней взлетной дорожке пассажирский лайнер. Кто‑то взял из рук Платона Григорьевича его чемоданчик, и вся группа быстро пошла вслед за девушкой с повязкой дежурного к темневшему невдалеке силуэту небольшого самолета. Платон Григорьевич первым поднялся по трапу и, согнувшись, вошел в овальную дверь.
– Не споткнитесь! – предупредил рослый пилот. – Там посередине рельсы.
Платон Григорьевич прошел вперед, за ним поднялись остальные пассажиры. Дверь самолета закрылась, и на пороге командирского отсека показался пилот самолета.
– Добрый вечер, граждане пассажиры! – громко сказал он. – Позвольте провести перекличку.
– Не позволим, – сказал кто‑то. – Это дело стюардессы.
– Чего нет, того нет, – нарочито серьезно сказал пилот, и Платон Григорьевич понял, что командир корабля великолепно знает всех своих «пассажиров».
– Ну, ребята, вы как знаете, а я не полечу, – обратился к остальным рослый пилот. – Требуйте жалобную книгу. Никакого тебе комфорта, никакого уважения. И посмотрите на лицо этого товарища, лично мне оно не внушает ни малейшего доверия.
– У меня античное лицо, – строго сказал командир корабля, и Платон Григорьевич невольно улыбнулся: говоривший был скуласт, густые брови вразлет, нос мягкий, добрый, картошкой.
– Античное? – переспросил кто‑тo. – Тогда все, вопросов нет. Привязывайтесь, товарищи, покрепче.
Все завозились, доставая ремни. Платон Григорьевич удивленно на них посмотрел: в пассажирских самолетах пилоты форсят, ремни будто и не для них.
– А вы, товарищ военврач? – обратился к Платону Григорьевичу сидевший с ним рядом пилот, тот самый, который проходил у него когда‑то отборочную комиссию. – Давайте я помогу вам.
– Нет, нет, я сам, – Платон Григорьевич нащупал ремни, небрежно застегнул пряжку.