С техпор, как окончились проваломмирныепереговоры,
стоившие нам таких усилий, мы срастущей тревогой наблюдали за происходящим
напротивоположнойстороне.Однако прошловремя, когда мы ограничивались
пассивнымнаблюдениемзатем,какЧерныйблокготовитсвою агрессию.
Единственный шанс выжить--опередитьудар.Мы этимшансом воспользовались.
Два часа назад нашивойска приступили кактивным действиям.Благодаряих
смелостии решительности удалосьпослепервойже атаки вывести изстроя
большую частьракетных баз противника.Его ответный удар неимелуспеха,
лишь немногие ядерные ракеты противника смогли преодолеть наш защитныйвал,
поражена только незначительная часть наших баз и городов. В этот суровый час
я призываю союзныенароды напрячьвсесвои силыдля нашей защиты идать
отпор ордам с юга. Я объявляю войну. Она принесет нам победу и вечный мир.
--Хочешь ароматку? -- Катрин пододвинула мне коробочку скоричневыми
палочками.
Я механически взял одну, втянул запах пряного эфирного масла.Женщина,
искоса поглядывающая на меня,-- вовсе не Катрин. Что со мной?
Наконец я вернулся к действительности. Огромный залотеля пуст,и эта
пустотагнетет меня.Катрин,новая Катрин, окоторой, как мне только что
стало ясно, я вообще ничего не знаю, все еще глядит на меня. Она моложе, чем
та, другая, она нежней ее, и это удивительнопосле двухсот лет. Авпрочем,
может быть, мы эти годы непотеряли,а выиграли... Тогдаведьнам нечего
было терять. А теперь? Может, это все-таки выигрыш...
-- Это Эллиот придумал нас созвать?.. Он мне позвонил...
Я кивнул. Да, Эллиот звонил и мне.
-- А где остальные?
-- Остальные? Должны быть здесь. Ведь Эллиот пока тоже не появлялся.
-- Пожалуй, не стоило сюда приезжать. Если подумать...К чему копаться
в прошлом?
Катрин смотрела прямо передсобой, прищурясь; рассеянный тусклыйсвет
сужал ее зрачки.
-- Или есть вэтом смысл? Какты считаешь?--Она повернулась на стуле,
смахнула со столакрошки.-- Яработаюврегуляционном центре,слежуза
регенерациейвоздуха,заподдержаниемтемпературы.Жизньвродебы
продолжается. А зачем?
В самом деле, зачем?
--Яприлетелсюда,--сказаля,--потомучтодляменяещене
закончились расчетыс прошлым. Я надеюсь... хотяя и сам не знаю, на что я
надеюсь.Мне трудно жить сэтими людьми, не потому, чтоприходитсямного
работать, нет, дело в другом.Ведь никто из них не родился на Земле. Может,
в этом все дело?
-- Может быть. Вероятно, я прилетела сюда потой же причине.Впрочем,
зачем нас позвали, я не знаю. А ты?
Я покачал головой. Нет, мне ничего не известно.
-- В ближайшие четыре месяца улететьотсюда нельзя.Придется остаться
здесь.
Она смотрелана меня, а я на нее.
Она смотрелана меня, а я на нее. Хорошо знакомая и потому близкая мне
женщина, но она же и незнакома, а потому пленительна.И вдруг я взглянул на
нее совсемпо-другому. То, что былобынемыслимо с прежней Катрин,вдруг
стало казаться возможным. Ведь мыздесь вдвоем,одни, единственные на всей
Земле.А вокруг нас вечный холод и ледяная пустыня.Ничего насвете яне
боюсь так, как холода. Но здесь, в этих стенах...
Догадывается ли она, о чем я думаю?
--Дорогабылаутомительной,--сказалаона.--Впрочем, усталая,
наверное,совсемот другого.Даладно,ничего страшного...Естьвремя
отдохнуть... Пойду прилягу. Мы еще увидимся.
Онакивнуламне, повернуласьи вышла.Ее фигуравдверномпроеме
напомнила мне картину в раме. Слабый свет слегка размывал силуэт. Последнее,
что я видел, было гибкое движение ее тела, потом она скрылась.
Я отнес остатки еды в мусоропровод, туда же полетела хрустящая фольга и
пластиковые тарелки с пластиковыми вилками и ножами.
Чтожетеперь?Меняохватило странное беспокойство.Я побродилпо
отелю, поднимаясь и спускаясь по лестницам, вышагивая по коридорам, я словно
искал что-то, как будто надеялся здесь что-то найти... Однадверь,другая,
на каждой -- трехзначный порядковый номер. Открыл какую-то дверь, заглянул в
комнату--пусто, убрано, все точь-в-точь как у меня.
Я долгогляделвокно; белый ландшафт действовална меня удручающе.
Потом повернулся, вышел из комнаты. Все эти коридоры так хорошо мне знакомы,
я ведь обошел их десятки раз.
Здание вдругпоказалось мне похожим натюрьму;былотакоечувство,
будто я сейчасзадохнусь--ведьвсепоследниегоды япровелпрактически
тольковзакрытых помещениях:в глубокихатомныхубежищах, вподземном
командном центре связи, в госпитале, а под конец несколько недель просидел в
одиночке, покашлоследствие. Затемя работал вэтих хрупкихзданиях из
стекла и металла, спомощьюкоторыхнынешние людиотвоевываюту космоса
убогоежизненноепространство,где есть тепло ивоздух.Меня никогда не
включали вкакую-либо из тех групп,которые надевают защитные скафандрыи
работаютв свободном пространстве,вдали отгравитационныхустановок. Не
знаю,справилсялибыястакойработой.Даэтоинето открытое
пространство, не та свобода передвижения, о которых я мечтал.
И вот теперь--совсем другая ситуация. Я оказался на обледеневшей земле,
наодинокойгорнойвершине. Что говорить,давнояне располагалтакой
свободой передвижения, как сейчас. Никто не указывает мне, что делать, никто
не закрывает передо мной двери или шлюзы. Хочешь, ступай на улицу, где царят
стужа и вьюга,где повсюду тольколеди вечный снег, где обманчивая гладь
скрывает глубокие трещины,провалыи пропасти... Нет, меня совсем не тянет
туда, и я не воспользуюсь этой внезапно обретенной свободой.
Неожиданнодлясамогосебяя обнаружил, чтовновьочутилсяперед
комнатой Катрин; подошел на цыпочках кдвери, прислушался.