Максим оглядел дверцу со своей стороны,сообразил,чтокчему,и
поднял стекло. Красноглазый, не глядя нанего,произнесдлиннуюфразу,
оказавшуюся совершенно непонятной.
- Не понимаю, - сказал Максим.
Красноглазый повернул к нему удивленное лицо и,судяпоинтонации,
спросил что-то. Максим покачал головой.
- Не понимаю, - повторил он.
Красноглазый как будто удивился еще больше, полез вкарман,вытащил
плоскую коробочку, набитую длинными белыми палочками, однупалочкусунул
себе в рот, а остальные предложил Максиму.Максимизвежливостипринял
коробочку и стал ее рассматривать. Коробочка была картонная, от нееостро
пахло какими-то сухими растениями. Максим взял одну из палочек, откусили
сплюнул. Это была не еда.
-Ненадо,-сказалон,возвращаякоробочкукрасноглазому.-
Невкусно.
Красноглазый,полуоткрыврот,смотрелнанего.Белаяпалочка
прилипнув, висела унегонагубе.Максимвсоответствиисместными
правилами прикоснулсяпальцемккончикусвоегоносаипредставился:
"Максим". Красноглазый пробормотал что-то, в руке унеговдругпоявился
огонек, он погрузил в него конец белой палочки,исейчасжеавтомобиль
наполнился тошнотворным дымом.
- Массаракш! - вскричал Максим с негодованием и распахнулдверцу.-
Не надо!
Он понял, что это за палочки. В вагоне, где они ехали сГаем,почти
все мужчины отравляли воздух точнотакимжедымом,нодляэтогоони
пользовалисьнебелымипалочками,акороткимидлиннымидеревянными
предметами, похожими на детские свистулькидревнихвремен.Онивдыхали
какой-то наркотик - обычай, несомненно,вреднейший,итогда,впоезде
Максим утешался только тем,чтосимпатичныйГайбылпо-видимомутоже
категорически против этого обычая.
Незнакомецпоспешновыбросилнаркотическуюпалочкузаокнои
почему-то помахал ладонью перед своим лицом. Максим на всякий случайтоже
помахал ладонью, а затем снова представился. Оказалось, чтокрасноглазого
зовутФанк,начемразговорипрекратился.Минутпятьонисидели
благожелательно переглядываясь,ипо-очереди,указываядругдругуна
бесконечную колонну грузовиков, повторяли: "Массаракш". Потомбесконечная
колонна кончилась, и Фанк выбрался на шоссе.
Вероятно, он спешил. Во всяком случае он немедленно сделалтак,что
двигатель заревел бархатнымревом,затемонвыключилкакое-тогнусно
воющееустройствои,несоблюдаянавзглядМаксиманикакихправил
безопасности,погналпоавтострадевобгонколонны,едвауспевая
увертываться от машин, мчавшихся навстречу.
Они обогнали колонну грузовиков; обошли, чуть не вылетев наобочину,
широкий красный экипаж с одиноким, очень мокрым водителем; проскочили мимо
деревянной повозки на вихляющихсяколесахсоспицами,влекомоймокрым
ископаемым животным; воем загнали в канаву группу пешеходов вбрезентовых
плащах; влетели под сень огромныхраскидистыхдеревьев,ровнымирядами
высаженныхпообестороныдороги,-Фанквсеувеличивалскорость,
встречный поток воздухаревелвобтекателях,напуганныевоемэкипажи
впереди прижимались к обочинам, уступая дорогу.МашинаказаласьМаксиму
неприспособленной для таких скоростей, слишком неустойчивой,иемубыло
немного неприятно.
Вскоре дорогу обступили дома, автомобиль ворвался вгород,иФранк
был вынужден резко понизитьскорость.Тогда,сГаем,Максимехалот
вокзала в большой общественной машине, набитойпассажирамисверхвсякой
меры. Голова его упиралась в низкий потолок,вокругругалисьидымили,
соседи беспощадно наступали на ноги, упирались в бокакакими-тотвердыми
углами, был поздний вечер, давно немытые стеклабылизаляпаныгрязьюи
пылью, к томужевнихотражалсятусклыйсветлампочеквнутреннего
освещения, и Максим так и не увидел города. Теперь он получилвозможность
его увидеть.
Улицы были несоразмерно узки и буквально забиты экипажами. Автомобиль
Фанкаелеплелся,стиснутыйсовсехсторонсамымиразнообразными
механизмами.Впереди,заслоняяпол-неба,громоздиласьзадняястенка
фургона,покрытаяаляповатымиразноцветныминадписямиигрубыми
изображениями людей и животных. Слева, не обгоняя инеотставая,ползли
два одинаковых автомобиля, набитых жестикулирующими мужчинами и женщинами.
Красивыми женщинами,яркими,неточтоРыба.Ещелевеесжелезным
громыханием брела некаяразновидностьэлектрическогопоезда,поминутно
сыплющая синимиизеленымиискрами,дочерназаполненнаяпассажирами,
которые гроздьями свисали из всех дверей. Справа был тротуар - неподвижная
полоса асфальта, запрещенная для транспорта. Потротуаругустымпотоком
шли люди в мокрой одежде серых и черных тонов, сталкивались, обгоняли друг
друга, увертывались друг от друга, протискивались плечом вперед, то и дело
забегали в раскрытые, яркоосвещенныедвериисмешивалисьстолпами,
кишащими за огромными запотевшими витринами,аиногдавдругсобирались
большими группами, создавая пробки и водовороты, вытягивая шеи, заглядывая
куда-то. Здесь было очень много худых и бледных лиц, очень похожих на лицо
Рыбы, почти все они были некрасивы, излишне,непоздоровомусухопары,
излишне бледны, неловки, угловаты. Но онипроизводиливпечатлениелюдей
довольных: они часто и охотно смеялись, они вели себя непринужденно, глаза
их блестели, повсюду раздавались громкие оживленные голоса.Пожалуй,это
скорее все-таки благополучный мир, думал Максим. Во всяком случае,улицы,
хотя и грязны, но не заваленывсе-такиотбросами,даидомавыглядят
довольно жизнерадостно - почти во всех окнах светпослучаюсумеречного
дня, а значит недостатка в электроэнергии у них, по-видимому,нет.