Только самые старые и смелые из них, вроде тех, что
прислуживали Кристобалю Хозевичу, были способны иногда на осмысленную,
но крайне уклончивую беседу.
Домовой внимательно осмотрел меня и сказал:
— Удачный. Очень удачный дубль. Привалов‑то наш научился, все‑таки
Я ошалел. Домовой принял меня за моего собственного дубля! Позор!
Неужели я становлюсь похожим на дублеподобных сотрудников?
— Ты так по коридорам не носись, — поучал меня тем временем домовой.
— Привалов он того, неопытный. Сквозь стены видит плохо, можно при
нем побежать, чтобы он убедился — стараешься, и обратно когда идешь
ходу ускорить Тихо!
Мимо нас прошел бакалавр черной магии Магнус Федорович Редькин. Был
он в потертых на коленках джинсах‑невидимках, в настоящий момент
включенных на половинную мощность. Магнус Федорович от этого выглядел
туманным и полупрозрачным, как человек‑невидимка, попавший под дождь.
На нас с домовым он даже не посмотрел. Тоже принял меня за дубля?
Почему? И лишь когда Редькин скрылся в дверях лифта — мной, между
прочим, вызванного, я понял. Ни один сотрудник института не споткнется
о зазевавшегося домового. На это способен лишь дубль В душе у меня
слегка просветлело. Для полной гарантии я поковырял пальцем в ухе, но
следов шерсти не обнаружил. Надо было вставать и бежать к Корнееву.
— Все путем, — неожиданно сказал домовой. — Он не заметил, что мы
разговаривали. Ладно, ты беги, а то и Привалов забеспокоится. Если
что, заходи в пятую казарму, спроси Кешу. Знаешь, где казармы? За
кабинетом Камноедова. Бывай
Домовой сунул мне теплую волосатую ладонь и исчез в щели между
паркетинами. А я, глядя под ноги, побрел к лифту. На этот раз на
кнопку пришлось давить минут пять, прежде чем лифт соизволил
остановиться. Я юркнул в двери и с облегчением отправил лифт вниз.
Третий этаж лифт проскочил без заминки. А между вторым и первым
застрял. И зачем я поехал на нем, есть же нормальная черная лестница
Со вздохом оглядевшись — если кто‑то рядом и был, то очень хорошо
замаскированный, я нарушил второе правило пользование лифтом и вышел
сквозь стену. На первом этаже было хорошо. Пронзительно пахло зелеными
яблоками и хвойными лесами, что, почему‑то, вызывало в памяти
популярные болгарские шампуни. Мимо пробежала хорошенькая девушка,
мимоходом улыбнувшаяся мне. Она улыбалась всем, даже кадаврам. Это
было ее специальностью — она, как и все хорошенькие девушки института,
работала в отделе Линейного Счастья. Здороваясь по пути со славными
ребятами из подотдела конденсации веселого беззлобного смеха, я
пробирался к машинному залу. Путь был нелегким. Начать с того, что
отдел Линейного Счастья занимал абсолютно весь первый этаж. Места для
машинного зала на нем попросту не оставалось. Но, если вначале
спуститься в подвал, а потом уже подняться на первый этаж, то можно
было попасть в машинный зал, обеспечивающий весь институт энергией.
Как это получалось — было тайной, такой же непостижимой для меня, как
огромные размеры НИИЧАВО, маленького и неприметного снаружи. Сегодня
мне почему‑то не везло. Я трижды споткнулся, но, наученный горьким
опытом, не упал. Выдержал долгую беседу с Эдиком Амперяном, которому
позарез хотелось поделиться с кем‑нибудь своей удачей — он добился, с
помощью Говоруна, потрясающих результатов в деле сублимации
универсального гореутолителя. Какую роль сыграл Клоп Говорун в этом
процессе, я так и не понял — уж очень специфические термины
использовал Эдик. Но от его удачи мне стало полегче, словно я и сам
надышался парами гореутолителя.
Пообещав Амперяну провести для него
расчет эффективности вне очереди, я сбросил его на проходящего мимо
дубля Ойры‑Ойры со строгим приказом: отвести Эдика домой и уложить в
постель, после чего, уже без приключений, добрался до машинного зала.
У дверей стоял Корнеев. Вид у него был невозмутимый.
— Витька, что случилось? — с облегчением поинтересовался я. — Зачем
такая спешка?
— Привалов, пройди, пожалуйста, внутрь, — бесцветно сказал Витька.
И я понял, что никакой это не Корнеев, это его дубль,
запрограммированный лишь на одно — пропустить внутрь меня и
преграждать дорогу всем остальным. Мне стало страшно. Я отпихнул
дубля, неуклюже взмахнувшего руками, распахнул тяжелую дверь и влетел
в машинный зал. Витька сидел на Колесе Фортуны, том самом, чье
вращение давало институту электроэнергию. При моем появлении он
взглянул на часы и сообщил:
— Когда решу помирать, тебя за смертью пошлю. Девять минут шел,
м‑ма‑гистр.
К Витькиным издевательствам я привык. Проигнорировав «м‑магистра» ‑
Корнеев прекрасно знал, что я до сих пор хожу в «учениках чародея», я
осмотрелся. Машинный зал производил странное впечатление. Вначале,
из‑за темноты, я заметил лишь Витьку, который светился бледным зеленым
светом — с опытными чародеями такое случалось при сильном магическом
переутомлении, теперь же передо мной открылась вся картина. Между
огромными трансформаторами застыли странные темно‑серые статуи,
изображающие бесов. Через мгновение я сообразил, что это и есть бесы ‑
из обслуживающего персонала. Кто‑то, и я был на сто один процент
уверен, что это Витька, наложил на них заклятие окаменелости. А вдоль
Колеса Фортуны, походившего на блестящую ленту, выходящую из одной
стены и входящую в другую, застыли Витькины дубли — неподвижные и
почти неразличимые. Была в дублях одна странность — каждый последующий
был немного ниже предыдущего. Те, которых я еще мог разглядеть,
выглядели просто пятнышками на цементном полу, но у меня появилось
страшное подозрение, что они вовсе не являются крайними в этой дикой
последовательности.
— Когда я позвонил, тебе везло? — внезапно поинтересовался Корнеев.
— Что? Ну У меня «Алдан» завис.
— А после?
— Что после?
— После звонка тебе везло или нет, дубина? — печально и тихо спросил
Корнеев.
— Нет. Я упал, потом лифт
Я замолчал. Я все понял. Лишь теперь, наблюдая за Витькой, я осознал,
что он сидит на Колесе, но остается неподвижным. Колесо Фортуны
остановилось!
— Это я, — с напускной гордостью сказал Витька.
— Да? — с внезапной дрожью в голосе поинтересовался я.
— Я его остановил, — зачем‑то уточнил Корнеев.
— Как?
— Дублей видишь? Я сделал дубля и дал ему приказ — крепко держать
Колесо Фортуны и производить следующего дубля, уменьшенного в размерах
и с той же базовой функцией.
Схватившись за голову я простонал:
— Научил я тебя, Корнеев. Базовая функция Ты, может, еще на бумаге
эту программу составил?
— Ага, — подтвердил Витька. И с людоедской радостью добавил: — А
вчера у тебя на «Алдане» проверял. Могучая машина.
— И что вышло?
— Что число дублей будет бесконечным, а сила торможения ими Колеса ‑
бесконечно большой. Вот Так и вышло. Остановили они Колесо Фортуны.
Вскоре мне стала ясна вся картина происходящего.