Найдя ее, он бы точно узнал, в каком городе я живу.
– Так вот что означала та записка, – вспомнила я. – Это было предостережение, что Джаггер принялся тебя разыскивать, чтобы осуществить месть.
– Какая записка? – непонимающе спросил Александр.
– В твоей комнате, – призналась я.
– Ты забиралась в особняк после того, как я уехал?
Вместо ответа я виновато, вымученно улыбнулась.
– Мне следовало бы догадаться, – сказал он и улыбнулся мне в ответ, но потом сменил шутливый тон на серьезный. – Но важно не то, что Джаггер нашел меня, а то, что, занимаясь поисками, он вышел на тебя.
– Да, но тут я сама виновата.
– Я собирался убрать его с дороги, прежде чем он приедет в Занудвилль, перехватить, не дожидаясь, когда он нападет на меня. Мы с Джеймсоном нашли заброшенную усадьбу, где могли укрыться, пока я не придумаю план. Но я не учел лишь одного.
– Что я буду тебя искать?
– Я увидел самую красивую девушку в мире, которая спускалась с дерева, растущего во дворе.
– Так это ты был в окне мансарды?
– Да.
– А почему же ты не…
– Я приглядывал за тобой. Неужели не понятно?
– Но почему все‑таки Джаггер преследует тебя?
Яростный вой донесся с экрана и отвлек Александра от моего вопроса.
– Нам с тобой нужно попасть на кладбище, на освященную землю, – предупредил Владимир.
Красивый профессор повел девушку по мрачному заболоченному лесу, тонущему в туманах. Владимир привлекал ее к себе все ближе, а завывания становились все громче.
Мы с Александром впились в экран.
– Как можем мы быть вместе, если я не вампир? – спросила Дженни.
Неожиданно экран телевизора погас. Александр взял меня за руку, и я волей‑неволей последовала за ним из особняка к моему дому. Я чувствовала себя как ребенок, которого уводят из Диснейленда, где закончился рабочий день.
Ночной воздух Занудвилля казался свежее, чем когда‑либо, темное небо яснее, влажная трава сочнее.
– Так почему все‑таки Джаггер искал мести? – спросила я.
– Это долгая история, – ответил Александр и зевнул.
Он казался таким удовлетворенным и вовсе не был настроен вспоминать прошлое, когда мы шли с ним рядом, сцепив пальцы. Но я понимала, что не успокоюсь, пока все не выясню.
– В моем распоряжении весь вечер, а в твоем – время до рассвета.
– Ты права, – сказал он, когда мы шли по улице. – Это касается обещания, которого я никогда не давал.
– Какого именно? – спросила я.
– Навсегда соединиться с девушкой.
– Какой девушкой?
– Сестрой‑близнецом Джаггера, Луной.
– У него есть сестра‑близнец?
Александр кивнул.
– Ну а кто же дал это обещание? – громко спросила я.
– Моя семья в тот год, когда родились все мы трое.
– Что‑то вроде договорного брака?
– Это больше чем брак.
– А почему Луна?
– Говорят, когда она родилась, то не реагировала на темноту, напротив, хорошо чувствовала себя при свете и не хотела пить ничего, кроме молока. В отчаянии родители отвезли ее к местному вампирскому доктору, который и сообщил, что она человек.
Я рассмеялась, а вот Александру, похоже, было не до смеха.
– Мне это кажется странным, только и всего, – сказала я, когда мы завернули за угол.
– А вот Максвеллы, естественно, восприняли это иначе. Для них это было страшным ударом. Луна вынуждена была жить при дневном свете, в то время как ее семья, включая брата‑близнеца, вела ночной образ жизни.
Для них это было страшным ударом. Луна вынуждена была жить при дневном свете, в то время как ее семья, включая брата‑близнеца, вела ночной образ жизни. В то время, когда было заключено соглашение, наши семьи были очень близки. Было решено, что, когда Луне исполнится восемнадцать, мы встретимся для совершения церемонии вампирского обручения и соединимся навечно, обеспечив ей место в нашем мире.
– И что же случилось? – спросила я, когда мы шли через лужайку в дубовой роще.
– Пока я рос, мы постоянно путешествовали, поэтому наши семьи отдалялись. Поскольку мы с Луной жили в разных мирах, я ее толком так и не узнал. Уже близилось время свершения церемонии, а мы с ней виделись всего несколько раз. Она меня тоже почти не знала, но ей почему‑то хотелось связать себя со мной.
– Ты же такой красивый, – сказала я с напускным смущением. – Как же ты поступил?
– Когда пришло время поцеловать ее ради вечного единения, я наклонился и одарил ее прощальным поцелуем.
– Наверное, тебе это далось нелегко, поскольку ты вампир и все такое, – прошептала я.
– Я сделал это для блага нас обоих. Конечно, у Максвеллов на сей счет иная точка зрения. По их мнению, я отверг Луну и нанес оскорбление всему их семейству. Они были возмущены. Моим родителям пришлось срочно принимать меры, и они отправили нас с Джеймсоном сюда. Так мы поселились в бабушкином особняке.
– Bay. Наверное, тебе действительно было очень трудно следовать велению сердца, пойти наперекор всему вампирскому сообществу. Именно из‑за этого решения ты покинул Румынию.
– Я увидел из окна моей мансарды красавицу с волосами цвета воронова крыла и понял, что предпочту провести вечность в одиночестве, дожидаясь, когда снова увижу ее, чем проводить время с той, которую не люблю.
Мы сами не заметили, как дошли до моего дома. Перед расставанием наши губы слились в долгом поцелуе.
– Завтра после заката, – напомнила я ему.
– И ни секундой позже, – отозвался он.
Когда я открывала дверь, Александр помахал мне. Я вошла внутрь и повернулась, чтобы помахать на прощание, но он уже исчез, как того и следовало ожидать.
– Время уже после полуночи, – сказал отец, смотревший в общей комнате кабельный канал, когда я на цыпочках проходила мимо.
– Папа, мне шестнадцать, и день завтра не рабочий.
– Но это… – начал он строгим тоном.
– Я знаю, твой дом, а я – твоя дочь и до совершеннолетия должна жить по твоим правилам.
– По крайней мере, обращать на них внимание.
– Я это слышу с двухлетнего возраста.
– Потому что научилась нарушать их, как только начала ходить.
– Прости, больше не буду.
Я подала ему его содовую, которая стояла на журнальном столике, крепко обняла и пожелала доброй ночи.
– Я рад, что ты хорошо провела время у тети Либби, – сказал он. – И еще рад, что ты вернулась домой.
– Я тоже, папа.
Вконец вымотавшаяся, я заползла в постель, даже не сняв промокшую от дождя одежду, выключила лампу «Эдвард Руки‑Ножницы», облизала губы, на которых все еще ощущались поцелуи Александра, и прижала к себе своего Микки Злюку, жалея, что не могу вот так же прижать кое‑кого другого. Я лежала в постели, ерзала и ворочалась, не в силах дотерпеть до завтрашнего заката.
Через некоторое время у меня возникло ощущение присутствия, какого‑то шевеления в темноте. Я огляделась по сторонам и не заметила ничего, кроме теней от мебели, а под мою кровать не могла забиться никакая летучая мышь, столько у меня было туда напихано всякой всячины.