Джесс явно подходил под фэбээровское представление о похитителе или убийце Мисти: белый мужчина от двадцати до тридцати лет, склонный к одиночеству и злоупотреблению психоактивными веществами, уже имевший неприятности с законом. Сводных братьев Мисти, проживавших в Теннесси, также допросили, но вычеркнули из списков подозреваемых, поскольку у обоих имелось прочное алиби.
Бартон спросил меня о человеке в бежевом "шевроле", но про себя считал, что мужик-на-джипе не более чем смелое предположение. Оставался Джесс.
Я так внимательно прислушивалась к его мыслям, что осеклась на полуфразе, понятия не имея, что несу.
- Извините, - пискнула я.
- Естественно, вы расстроены, - сказал Бартон, но сам подумал: "В целом она на редкость хладнокровный клиент".
- Ей всего четырнадцать, - сказала мае.
Наконец диктофон был выключен. Бартон посмотрел на меня, взгляд у него был по-прежнему холодный и отстраненный.
- Если вспомните еще что-нибудь, - сказал он и протянул мне визитку.
У меня уже была его карточка, но я взяла и новую.
Тут-то и появилась Дашай. Она купалась в реке и вошла в гостиную, завернутая в красное полотенце, с плеч ее разлетались капли воды. Кожа у нее сияла, волосы были убраны под винтажную купальную шапочку, облепленную белыми резиновыми цинниями. Любой другой смотрелся бы в подобном наряде комично. Дашай же выглядела сногсшибательно.
Агент Бартон, вставая, уронил диктофон.
Мае с Дашай постарались не смеяться.
- Как поживаете? - Дашай протянула руку, когда мама представила их друг другу, и улыбнулась своей ослепительной фальшивой улыбкой. Она стояла близко к Бартону и смотрела ему в глаза.
"Пятнышко возле почек, - подумала она. - Пока ничего ощутимого. Вероятно, результат общения с преступными элементами… или с бывшей женой".
Спустя неделю я перестала кататься на велосипеде.
Я завела привычку три-четыре раза в неделю ездить на велосипеде в город - зайти в читальный зал или в аптеку, выпить газировки и на обратном пути искупаться. На улицах в те дни было тихо. Большинство горожан участвовали в добровольных поисковых командах по розыску Мисти.
Одну группу я видела, они цепью вышли из леса между городом и рекой и двигались медленно, внимательно глядя по сторонам. Я поняла, что они надеются найти тело, и содрогнулась от этой мысли.
В читальне и в аптеке люди подозрительно косились на меня. Я слышала, как они думают: "Это она. Она, точно. Бедная Мисти". Время от времени я чувствовала, что за мной идут, хотя в поле зрения никого не наблюдалось. Наконец неприятные моменты перевесили потребность в двигательной активности. Я осталась дома.
Нам снова нанесли визит инспекторы шерифа, задавшие мне те же вопросы, что и раньше. Я чувствовала себя попугаем, повторяя слоги, не имевшие для меня никакого смысла.
Дом наш был уже закончен, теперь он стал больше и крепче, чем до урагана. Мае добавила еще три комнаты и площадку для моего телескопа. Но у меня не было настроения смотреть на звезды или помогать ей расставлять мебель и предметы искусства, привезенные нами из Саратога-Спрингс.
С уходом строительной бригады потянулись тихие дни. Мае оплакивала пчел, а Дашай страдала по Беннету, обе старались прятать свои чувства. Мы жили в доме разбитых сердец.
Мае пыталась увлечь меня флоридским фольклором. Дашай возобновила предложение научить меня обращению с саса. Мне было неинтересно. И есть устрицы "У Фло" тоже не хотелось. Аппетита не было.
Мама рассказала мне, что многие вампиры подвержены приступам депрессии.
- Некоторые из них имеют под собой основания, - сказала она. - При виде положения дел в мире становится более чем печально.
Папа, думала я, дал мне классическое образование, но ограждал меня от знаний о текущих событиях и преступлениях. Я все больше и больше сводила общение к киванию или мотанию головой, а потом и вовсе стала избегать возможностей для беседы.
По ночам я часами лежала без сна, думая о Мисти и Кэтлин - людях, которые лишь ненадолго вошли в мою жизнь, а теперь на их месте зияла пустота. Я вспоминала, как папа говорил о присутствии и отсутствии, напряжении и расслаблении как основе всего искусства и всей науки. Мне хотелось поразмыслить о проявлениях этой концепции, но в голове стоял туман и мешал думать.
Однажды утром, после почти бессонной ночи я вышла в кухню и обнаружила за столом мае, решающую кроссворд в "Нью-Йорк таймс". Она скачивала их себе каждое утро.
- Футбольный термин для "отбрасывания"? - спросила она.
Я пожала плечами и принялась обводить пальцем спиральный узор на скатерти.
- Ненавижу спортивные вопросы. - Мае отложила ручку. - Как насчет овсянки?
Я скривилась. Мысль о плотной, студенистой пище не возбуждала.
Равно как и миска свежих фруктов с йогуртом, поставленная передо мной.
- Ариэлла, ты начинаешь меня беспокоить.
"Меня тоже", - подумала я.
- Я понимаю, каково тебе, - озабоченно сказала мае. - Тяжело, когда люди говорят о тебе, считают тебя частью того, что случилось с Мисти.
"И Кэтлин", - подумала я.
- Почему ты-то не говоришь? - спросила она.
"Говорение требует слишком много усилий, - подумала я. - Слова потеряли смысл".
- Похоже, это подростковая тоска. - Мае вернулась к кроссворду, стараясь скрыть тревогу.
Отчасти я, надо признать, наслаждалась переживанием подростковой тоски. Я целыми днями валялась дома или уходила в траурный сад Дашай. Он был поврежден ураганом и терпеливо восстановлен ее руками: она заново высадила цветы и травы, все разных оттенков черного, и заменила фонтан-обелиск новым - статуей женщины, плачущей черными слезами. Я сидела на черной чугунной скамье и размышляла о смерти, потому что именно это и полагается делать в саду скорби.
Подобное настроение продержалось почти две недели. Затем однажды во второй половине дня, в конце сентября, когда влажность уменьшилась и с залива налетал сладостный ветерок, я обнаружила на кухонном столе распечатанное письмо от папы к маме. Я увидела собственное имя, написанное его рукой. Мне даже не пришлось прикасаться к нему, чтобы начать читать.
Папа писал: "Прискорбно слышать, что Ариэлла подавлена, но это и не удивительно, учитывая все, что ей пришлось перенести за этот год. Исчезновение местной девочки достойно сожаления, причем не только для ее семьи, но и для нашей".
Мне понравилось это "нашей".
"Поскольку к расследованию подключилось ФБР, я не вернусь, как планировал, - писал он. - Но образование Ари нельзя бесконечно оставлять в подвешенном состоянии. Ее нынешние настроения, несомненно, отражают степень скуки не менее, чем потрясение от недавних событий. Предлагаю нам безотлагательно заняться поисками вариантов для продолжения ее образования. Она более чем готова к колледжу, а перемена места пойдет ей на пользу".
На этом моменте я читать перестала. Я вовсе не была уверена, что готова к колледжу. Но позволила себе представить, каково было бы начать новую жизнь на новом месте. Это могло быть увлекательно. Даже здорово.
Тогда-то я и решила, что хватит с меня тоски. Привела она лишь к тому, что родители забеспокоились, а я заскучала.
Мае работала в одной из новых комнат наверху, окрашивая стены в бледно-бирюзовый цвет с серебристым отливом. Она сказала, что да, Рафаэль планировал вернуться в следующем месяце и что она предупредила его об интересе, проявляемом ко мне ФБР.
Она протянула мне кисть.
- Займись-ка углами.
- Мне нравится этот цвет, - сказала я. - Как он называется?
- Индийский океан. Пышное имя для простой голубой краски.
- Но подходящее. - Я окунула кисть в банку, затем стряхнула лишнюю краску. - Похоже на цвет далекого океана.
Она улыбнулась.
- Приятно снова слышать твой голос.
- Я прочла папино письмо к тебе, - созналась я, водя кистью по внутреннему углу стены.
- Знаю. - Она набрала побольше краски на валик.
Она оставила его, чтобы я прочла, догадалась я. Мамы - коварнейшие существа.
Некоторое время мы красили. Окна были открыты, и солоноватый бриз, смешанный с запахом свежей краски, казался сигналом к новым начинаниям.
- По-твоему, я готова к колледжу? - Мой тон сполна отражал терзавшие меня сомнения.
- Не уверена. - Она закончила две стены и начала третью. - Думаю, попытаться стоит.
Когда агент Бартон в следующий раз позвонил, его уже ждала Дашай. Она встретила его у ворот в облегающем темно-красном платье и с распущенными волнистыми волосами. Из кухонного окна мы с мае наблюдали, как она беседует с Бартоном, неторопливо направляясь к дому.
- Да она с ним флиртует! - сказала я.
- Она хочет, чтобы он помог ей разыскать Беннета. - В голосе мае звучали неодобрение и понимание одновременно. - Говорит, у нее есть план. А когда у Дашай есть план, может случиться что угодно.
- Хорошее что угодно?
- Стремительное. И некоторые вещи в процессе поломаются.
Мы наблюдали за Дашай и Бартоном, и внезапно мне пришла на ум дикая фантазия: Дашай сделает Бартона одним из нас и все наши беды кончатся. Но я понимала, что это невозможно.
Позже в тот день я получила электронное сообщение от Рут. Обычно я не получала персональной почты, только новостные рассылки о музыке и книгах. Увидев ее имя на экране ноутбука, я едва не отпрянула - как если бы она собственной персоной появилась у меня в комнате - и впервые задумалась над собственной реакцией. Почему она меня так раздражает? Не является ли она частью моей юнгианской тени?
Эпистолярный стиль Рут был краток и деловит: "Валланиум - сахарная пилюля".
Я набила "спасибо" и добавила вопрос: "А как же вечная жизнь?"
Она ответила примерно через час: "Никак".
Отец ненавидел электронную почту и телефоны. Он предпочитал письма и личное общение - способы выражения, допускающие изощренность формулировок и стиля.
Я уважала причины его чувств. Тем не менее иногда мне хотелось, чтобы он снял телефонную трубку или черкнул пару строк по электронной почте. Он был еще одной зияющей пустотой в моей жизни.
У многих вампиров телепатия на большие расстояния не работает - но как и все свойства, это существенно варьируется. Маме удавалось посылать мне сообщения, всплывавшие в моих снах в Саратога-Спрингс. Я думаю, это было возможно не в силу ее особых телепатических способностей, но потому что она была моей мамой, а психическая связь между родителями и детьми известна своей нетипичностью.
После обеда в тот день мама попросила меня съездить в город и купить еще маскировочной ленты. Посвежевшая погода делала перспективу длинной велосипедной прогулки заманчивой.
Никого из знакомых я не встретила, пока не вышла из аптеки. Я как раз отстегивала велосипед от подставки, когда меня окликнул по имени женский голос. Я обернулась. Миниатюрная женщина лет сорока со спадающими ниже плеч светлыми волосами стояла под дубом и смотрела на меня. Мистина мама. Я узнала ее по телепередаче, которую мы смотрели "У Фло".
- Не подойдешь на минутку? - Говорила она негромко, с еще более выраженным, чем у Мисти, южным акцентом. - Я бы хотела поговорить с тобой.
Я подкатила велосипед к ней. Она была одета в выцветшее джинсовое платье-рубашку и сандалии.
- Мне так жаль… - начала я, но она перебила меня.
- Расскажи мне, что знаешь. Ты же та девочка, Ари, да?
Я кивнула.
- Я слышала, что говорят о тебе люди. Расскажи мне, что знаешь. - Глаза у нее были цвета весенней травы.
- Я не видела ее в тот вечер, когда она пропала.
- Кое-кто говорит, что ты убила ее. - Она выбросила руку и стиснула мое плечо. Ногти у нее, покрытые облупившимся красным лаком, были острые.
Я попыталась выдернуть руку. Она оказалась неожиданно сильной. Когда я наконец вывернулась, ее ногти оцарапали мне кожу. Я уставилась на ссадины, на свою темно-красную кровь.
- Расскажи мне, что знаешь. - Голос ее напоминал Мистин.
Когда она снова попыталась схватить меня за плечо, я отклонилась.
- Я уже сказала. Я не имела к этому никакого отношения.
Я вскочила на велосипед и покатила прочь, но чувствовала, как она провожает меня взглядом. С тех пор как Мисти исчезла, она проводила большую часть дней, бродя по городу, наблюдая и выжидая.
На мгновение мне захотелось вернуться, рассказать ей, что я напряженно думала, пытаясь расслышать мысли Мисти, рассылая то, что мы называем "локаторами", - мысли, иногда способные подсказать нам, где находятся другие. Я посылала их и папе. Но, как и он, Мисти не отвечала. Она находилась вне пределов моей досягаемости.
Вид запекшихся потеков крови на плече заставлял меня упорнее жать на педали. Я ехала быстро - прочь из центра, мимо очередной группы поисковиков, собравшихся вокруг машины шерифа, обратно за город. Мысли мои были нерадостны. "Что, если я и вправду имею к этому отношение? Что, если тот, кто следил за нами в торговом центре, на самом деле охотился на меня?"
Я уже доехала до дому, а царапины на плече еще не зажили.
Ночью кто-то вывел краской из баллончика на наших главных воротах: "УБИЙЦА".
ГЛАВА 8
Всю жизнь я обладала склонностью делать все не вовремя. Результаты получались разные, но скучные - никогда.
Многим идея отправиться в колледж в четырнадцать лет показалась бы ошибочной. Современное общее представление заключается в том, что подходящий возраст для высшего образования наступает лет в семнадцать-восемнадцать, когда человек достигает определенной степени физической и умственной зрелости. Специалисты по образованию (в основном самопровозглашенные) расходятся во мнениях относительно того, может ли "подходящий возраст" быть иным для студентов с пометкой "одаренные".
Платон, которого я изучала с папой, полагал, что высшее образование должно начинаться после двадцати лет с углубленного изучения математики, а затем философии. Только ученики, способные понимать реальность и выносить разумные суждения о ней, подходят для такого обучения, говорил он, ибо позже они станут защитниками государства.
В четырнадцать лет я не знала, кем хочу стать, и еще меньше - что стоит защищать. Но я начала задумываться, какой вклад я могу внести в общество помимо своей жизни в нем.
Как-то мы допоздна засиделись с мамой и Дашай за своими ноутбуками, лазая по сайтам колледжей. После инцидента с надписью они ощутили безотлагательную необходимость отправить меня из Сассы в какое-нибудь другое место.
- Время неудачное, - проворчала Дашай, обозревая академическое расписание в Интернете. - Если подавать в середине января, она не сможет приступить к учебе до следующего августа.
- "Она" сидит прямо здесь, - заметила я, - и ценит твою заботу. Но к чему такая спешка?
Они посмотрели на меня. Они сидели на разных концах дивана, а Грэйс спала на подушке между ними. Я сидела в одном из обитых бархатом кресел, привезенных нами со склада.
- Кому-то в руки попал баллончик с краской, - сказала я. - Ну и что?
Но я знала, о чем они думают: баллончик с краской мог быть только началом.
- Это уже не то мирное место, каким оно было раньше, - сказала мае. - Мы надеемся, что оно станет таковым снова, когда слухи и пересуды сойдут на нет.
И это случится быстрее, если меня здесь не будет. Я это знала, но была слишком упряма, чтобы признать это.
- Значит, хулиганы побеждают, - сказала я. - Они заставляют меня бежать.
- Не бежать, - возразила Дашай. - Ты отправляешься в школу. Может быть, отступить. В этом нет ничего плохого. - Она передала мне миску красного попкорна, щедро посыпанного "санфруа".
Я взяла миску.
- Как насчет Виргинского университета? - Это была папина альма-матер.
- Слишком далеко, - сказала мама.
- Сара, ты дура, - сказала Дашай. Но произнесла это с любовью в голосе.
- Куда ты ходила в колледж? - спросила я маму.
- Я училась в Хиллхаусе. Это гуманитарный колледж в Джорджии.
- Тебе было там хорошо?
Она улыбнулась.
- Да. Там всего около пятисот студентов. Но это альтернативная школа. Они не присуждают степени - вместо этого выдают рукописное свидетельство. Я не знаю, достаточно ли оно научное для персонажа типа тебя.
- Ты хочешь сказать, я умнее, чем ты? - Слова вылетели прежде, чем я успела подумать.
Мама рассмеялась.
- Ари, аккуратнее, - сказала Дашай. - Ты разговариваешь с мамой.
Я начала извиняться, но мае сказала:
- Все в порядке. Это правомерный вопрос. Да, я думаю, что ты гораздо умнее, чем я в твоем возрасте.
- Спасибо, - ответила я как можно более скромным тоном.
- И почти вполовину так же умна, как я сейчас.
Пока мама с Дашай обозревали университетские страницы в Сети, я решила заняться кое-чем другим - пройти тест на профпригодность в он-лайне.
Я получила высокий балл в области науки, искусства и литературы и низкий в сфере продаж, религии и управления. Показатели исследовательских способностей и художественного мышления были гораздо выше, чем оценки внимания или готовности считаться с условностями.
- Тебе следует специализироваться в гуманитарной области, - заключила Дашай. По ее словам, в Вест-индском университете она сделала аналогичный выбор.
- Думаю, однажды Рафаэль захочет, чтобы Ари пошла в медицину, но гуманитарное образование - хороший фундамент для любой деятельности, - вставила мае.
Папа никогда не говорил мне о своем желании, чтобы я "пошла" во что-нибудь.
- Ари сидит тут, перед вами, - напомнила я. - Почему вы продолжаете говорить обо мне в третьем лице?
- Это великий миг, - сказала Дашай.
- Не настолько великий. - Мае поняла, что меня снедают опасения, и не хотела усугублять дело. - Ты можешь сейчас выбрать какую-нибудь школу, поучиться там годик на пробу, а потом перевестись. Чтобы разобраться в себе, у тебя в запасе все время, сколько его ни есть на свете.
"Все время, сколько его ни есть на свете". Даже вампирам трудно мыслить такими категориями.
- У Ари большая проблема: она так и не научилась определять время по часам, - сказала Дашай.
Та ночь никак не кончалась. Позже я сидела на скамье на нашей новой террасе, испытывая новую подставку для телескопа. Мне нравилось думать, что я смотрю на те же звезды, которые видели Платон с Аристотелем. Время, казалось, растворялось, пока я смотрела на звезды.
Пояс Ориона выскочил на меня: три бело-голубые звезды, каждая в двадцать раз больше нашего Солнца, образовавшиеся больше десяти миллионов лет назад. А вдоль висящего на поясе меча клубилось красноватое марево, называемое туманностью Ориона, облако пыли, газа и плазмы. В туманностях рождаются звезды.
Я ощутила чье-то присутствие за спиной, и тело мое напряглось, но затем расслабилось, когда я учуяла запах розмарина. Розмариновое масло использовала в качестве кондиционера для волос Дашай.
- Развлекаешься тут в темноте? - На ней был вышитый восточный халат, а волосы обернуты полотенцем.
Я оторвалась от окуляра.
- Хочешь посмотреть?
Она покачала головой.
- То, что происходит там, наверху, не особенно меня интересует. Для размышлений мне с лихвой достаточно того, что происходит здесь, внизу.