- Цыц! Я сказала "сектах", - Она повернулась к нему спиной. - Полагаю, тебе о них не рассказывали? Некоторые вампиры являются "колонистами" - они считают, что людей надо держать в неволе и разводить на кровь, как животных на мясо. Другие, "реформисты", носятся с идеей учить людей, насколько вампиры их превосходят. Есть еще такие "небьюлисты" - экстремисты, которые хотят стереть человеческую расу с лица земли. Милые ребята. И есть еще так называемое Общество "С". "С" означает "сангвинисты". Они сторонники защиты и сохранения окружающей среды… ну, мы тоже такие. В конце концов, большинство из нас полагают, что мы пребудем вечно, так что нам есть о чем беспокоиться… прекрати ржать, Беннет. Я серьезно. Мы заинтересованы в сохранении Земли.
Но сангвинисты шагнули дальше. Они практикуют умеренность и по минимуму общаются со смертными, хотя полагают, что смертные должны иметь, так сказать, демократические права. Сангвинисты считают аморальным кусать людей и вампить их.
- Вампить?
- Делать смертных вампирами, - перевел Беннет. - Это словечко Дашай, она сама его придумала.
Дашай не обратила на нас внимания.
- Сангвинисты озабочены тем, чтобы все делать правильно. Они относятся к жизни очень, очень серьезно.
- Мы не принадлежим ни к какой секте, - сказала мае и странно на меня посмотрела.
Я блокировала свои мысли.
- Мы почвенники, - пояснил Беннет. - Ну, знаешь, овсянка с изюмом, экологически чистое садоводство и все такое. Мы не лезем в великие идеи и не печемся об этике.
- Мы делаем то, что естественно, - сказала Дашай. - Живем и даем жить другим.
- Некоторые секты уверены, что для выживания им ежедневно нужна человеческая кровь. - Мама подняла бокал. - Но мы прекрасно обходимся заменителями, при условии, что уделяем внимание сбалансированности нашего рациона. Твой отец, типичный ученый, никогда особо не интересовался едой, - добавила она. - И не признавал ценности овощей.
- Нам не нужна кровь?
- Мы принимаем заменители, - сказала Дашай. - Нам не нужно кусать людей. Конечно, она нам нравится, но тот же результат получается от сырых устриц, или соевых бобов - в них полно цинка, - или красного вина, или пикардо.
- Почти тот же. - В голосе Беннета промелькнуло сожаление.
Я гадала, как они с Дашай стали вампирами. Должно быть, бар "У Фло" - кладезь странных историй.
- А как насчет поедания мяса? - Расспросы давали мне время примириться с неудавшимся телефонным звонком.
- Мясо необязательно, - сказала мама. - Мы пескарианцы.
- Вкус премерзкий, - Беннет растопырил пальцы и пошевелил ими, будто это червяки, - но сангвинисты едят. Они считают, что мясо необходимо, что оно как бы заменяет кровь.
- У нас есть заменители и минеральная вода. - Дашай явно стремилась увести беседу с темы крови. - Реку питают ключи, ты знала об этом, Ариэлла? И в здешней воде те же минералы, что и в соленой. В реке водится и пресноводная, и морская рыба, и мы ее едим. Источники - одна из причин, почему здесь поселилось столько вампиров.
Мае наклонилась к моему уху:
- Что случилось?
- Потом скажу.
Официант принес нам подносы с сырыми устрицами и бутылку темно-красного острого соуса. Устрицы были сочные, но я ела мало и без особого аппетита.
Позже в тот же вечер я сидела на краю пирса. Харрис пришел и уселся справа, сантиметрах в тридцати от меня. Солнце село, но небо оставалось розовым. Похожие на перламутр облака вдоль горизонта сияли, словно подсвеченные изнутри. Они постепенно тускнели, превращаясь в синие, словно далекие горы. Это заставило меня вспомнить об Эшвилле, но я подавила эту мысль вместе со всякими думами о Саратога-Спрингс.
Мы с Харрисом болтали ногами в прохладной воде. Мимо меня проплыла змеешейка, все равно похожая на змею, с соседнего дерева прокричал пересмешник. Я вспомнила строчку из Торовского "Уолдена": "Наша внутренняя жизнь подобна водам реки".
Все было спокойно - пока я не заметила зловещий плавник, рассекающий водную гладь не больше чем в двухстах метрах от нас. Я схватила Харриса за руку и вместе с ним отползла от воды. Он вскочил на ноги и исчез среди деревьев.
Я босиком пробежала весь путь от реки до дома и влетела в гостиную.
- Я видела акулу!
Мама, Дашай и Беннет, игравшие в карты за кухонным столом, подняли на меня глаза. Мае протянула мне лист бумаги и ручку.
- Нарисуй спинной плавник.
Я быстро набросала увиденное.
- По-моему, дельфиний, - сказала Дашай. Она взяла ручку и нарисовала другой плавник, без загиба полумесяцем назад. - Вот так выглядит акулий.
"Опять ошиблась, - подумала я. - Все время ошибаюсь, а ведь раньше я всегда была права".
- Я перепугала Харриса, - призналась я, и по голосу было слышно, как мне стыдно.
- Я разыщу его и все объясню, - сказала Дашай и вышла.
Тут мае отодвинула стул и вышла из комнаты. Вернулась она с двумя книгами - полевым определителем флоридской фауны и садовым справочником.
- Ты научишься. Так же, как научилась я, - сказала она.
Я взяла обе книги и уселась в обитое ситцем кресло в углу. Грейс продефилировала мимо меня с таким видом, словно на меня и смотреть не стоило.
Вернулась Дашай и сказала, что Харрис на ночь устроился в гостевом домике.
- Я объяснила ему, что произошло, - сказала она. - Он не станет таить обиду.
Карточная игра возобновилась, но по характеру пустой болтовни я поняла, что прервала более важную беседу. Поэтому я пожелала всем спокойной ночи и удалилась к себе, забрав книги.
Позже, когда я уже лежала в кровати, пришла Грейс и уселась у меня в ногах. Мы с ней следили, как охристо-желтая луна карабкается на небосвод. Мае постучалась и открыла дверь.
- Ты собираешься рассказать мне, что тебя беспокоит?
Я опять заблокировала мысли, не зная, что сказать.
- Завтра, - пообещала я.
Когда я проснулась, на меня смотрело солнце. Я услышала голоса и увидела в окно, как мае с Дашай разговаривают на конюшне с кем-то незнакомым. На подъездной дорожке стоял курьерский фургон "Зеленого креста".
Я спустилась вниз так тихо, как будто они сидели в гостиной, взяла с кухни беспроводной телефон и так же тихо вернулась в комнату.
Майкл поднял трубку после третьего гудка.
- Майкл, это я.
После паузы он произнес:
- Спасибо, что позвонили. Я дам вам знать. - И повесил трубку.
Я отключила умолкший телефон. Тон у Майкла был странный, официальный и нервный. В ушах у меня звучал этот щелчок, еще одна оборванная связь.
Я уже собиралась отнести телефон обратно на кухню, когда он зазвонил. Я тут же ответила.
- Ари, это я. - Голос у Майкла звучал по-прежнему нервно. - Я не могу говорить.
- Что у вас творится?
- Агент Бартон здесь. Он приходит каждые пару месяцев, проверяет. Я сейчас звоню из гаража, со своего мобильника. Я убрал твой номер из памяти определителя.
Значит, Макгарриты наконец обзавелись более современными телефонами.
- У тебя все в порядке?
- Ага, нормально. Ты где?
- Я у мамы. Здесь очень хорошо.
- Ладно, ладно. Не говори мне, где ты. Бартон продолжает спрашивать про тебя, так что лучше мне не знать.
- Он спрашивает обо мне?
- Ага. Понимаешь, из-за того, что случилось с твоим отцом и всего…
- Что случилось с моим отцом?
Тишина в телефоне обрела плотность.
- Майкл!
- Ты хочешь сказать, ты не в курсе?
- Я не разговаривала с ним с тех пор, как уехала. Что стряслось?
Очередная пауза, еще более напряженная. Затем фраза, настолько торопливая и путаная, что я ничего не поняла.
- Неслышно! Повтори!
- Он умер. - Слова накатывали на меня бессмысленными звуковыми волнами. - Ари, твой отец умер.
В какой-то момент вошла мама и забрала у меня трубку. Я держала ее, не слушая, сидя на полу. Словно издалека я слышала, как она разговаривает с Майклом, но слова не отпечатывались в сознании. В ушах стоял белый шум - всеобъемлющий звук и полное его отсутствие, - и в голове у меня было пусто.
Меня разбудил запах благовоний. Я не могла определить аромат - смесь трав, некоторые из них я узнала - лаванду и розмарин.
Открыв глаза, я увидела дым. Он исходил не от благовоний, а от кучки растений, сложенных на железную жаровню. Едва ли не на всех плоских поверхностях в комнате горели свечи - под сотню белых колонн с мерцающими огоньками наверху. Однако в комнате было прохладно, потолочный вентилятор лениво вращался. Я могла поклясться, что слышала пение женских голосов, но в комнате было пусто.
Должно быть, я закрыла глаза, потому что в комнате теперь находилась Дашай. На ней было белое платье, а волосы убраны под белый шарф. Она сидела на краю моей кровати и кормила меня прозрачным бульоном с перламутровой ложечки. Я ела, не чувствуя вкуса, молча.
Она улыбнулась и ушла. На кровать вскарабкалась Грейс, умылась и лизнула мне руку.
Некоторое время спустя я опять проснулась. Свечи горели по-прежнему. У кровати сидела мама и читала. Лицо ее в сиянии свечей напомнило мне картину, висевшую у Макгарритов в гостиной и называвшуюся "Матерь скорбящая": женщина в профиль, лицо спокойное, но печальное, в синем плаще с капюшоном. Я снова уснула, а когда проснулась в следующий раз, барвинковые стены пестрели солнечными бликами. Таким образом, я вернулась в мир живых. Потом мне рассказали, что я провела "в коматозном состоянии" почти неделю.
Все это время мама с Дашай были очень заняты. Постепенно, по мере того как я крепла, они рассказали мне, что они делали.
Вампирская сеть, как я узнала, работает примерно как подземная железная дорога. Когда вампир попадает в беду, другие предоставляют ему транспорт, еду и убежище. Связные моей матери также тайком переправляли спасенных животных подальше от всякой угрозы и обменивались товарами и услугами по бартеру. Но в первую очередь шел обмен информацией.
Друзья мае в Саратога-Спрингс рассказали ей, что сообщение о папиной смерти появилось в местной газете - они переслали ей копию по электронной почте. Он умер от сердечного приступа. Тело его было кремировано, а прах захоронен на кладбище "Грин-ридж". Друзья прислали ей по электронной почте фотографию могилы. Дом они тоже сфотографировали, на переднем газоне четко виднелся знак "продается". Кто-то обстриг всю глицинию, оплетавшую боковое крыло, и теперь дом выглядел уязвимым, голым.
Мама не стала показывать мне все фотографии сразу, дабы избежать слишком эмоциональной реакции. Но трудно было сдерживать чувства, особенно когда я впервые взглянула на снимки. Изображение покинутого дома шокировало меня не меньше, чем вид черного мрамора надгробья. РАФАЭЛЬ МОНТЕРО, было написано на нем, а ниже - цитата: GAUDEAMUS IGITUR JUVENES DUM SUMUS. Дат не было.
- Что означает эта надпись? - спросила Дашай.
- "Так возвеселимся же, покуда молоды", - перевела мае.
Я и не знала, что она читает по-латыни. Она обернулась ко мне.
- Он иногда произносил эту фразу в качестве тоста.
Фотография была сделана с близкого расстояния, и на переднем плане стояла какая-то бутылка.
- Что это? - спросила я у мае.
- Похоже на верхнюю часть бутылки из-под какого-то ликера, - ответила она.
- Странная вещь на могиле, - заметила Дашай. - Может, хулиганы оставили.
Я полулежала в кровати на подсунутых под спину подушках. Харрис сидел на другом конце постели, раскрашивая раскраску. Мама отложила переправку обезьян в заповедник в надежде повеселить меня. В ту неделю, захоти я слона, уверена, она бы его раздобыла.
- Мае, - сказала я. - Не могла бы ты написать своим друзьям и попросить их сделать еще несколько фотографий? И спросить у них, кто подписывал свидетельство о смерти?
Мама подумала, что состояние у меня тяжелое, может, я даже брежу, но я послала ей в ответ громкую и ясную мысль; "Я не верю, что он умер".
"Ты не хочешь в это верить", - подумала она.
"Если бы он умер, я бы почувствовала". - Я скрестила руки на груди.
"А это уже штамп", - подумала она. Затем заблокировала свои мысли и сказала:
- Прости.
- Я прожила с ним рядом полных тринадцать лет, - сказала я. - А ты нет.
Она поморщилась. Затем повернулась и вышла из комнаты.
Пока она отсутствовала, Дашай поделилась со мной своей версией папиной смерти: его убил Малкольм. Мама рассказывала ей о нем, и она считала его воплощением зла.
- В некрологе говорится "сердечный приступ"! - возмущалась она. - Это может означать все, что угодно. Ни разу не слышала, чтобы хоть у одного из нас случился сердечный приступ, за исключением сама знаешь чего. - Она сжала левую руку в кулак, выставив большой палец, а правой изобразила молоток.
- Люди по правде забивают кол в сердце? - Отец не внес ясности в этот момент.
- Говорят, раньше такое случалось. - Судя по голосу, Дашай не была уверена, что ей следует обсуждать эту тему. - Иногда, понимаешь, людям не приходит в голову ничего лучше. Невежественный народ берет себе в голову, что кто-то - вампир, а затем они решают избавиться от этого кого-то. - Она нахмурилась. - Я недолюбливаю людей. Не побывай я сама человеком в свое время, вообще не видела бы смысла в их существовании.
Она отвернулась от меня к Харрису.
- Слушай, а хорошо получается, - сказала она ему.
Харрис раскрашивал морского конька лиловым, причем почти не вылезал за линии. Раскраска состояла из различных обитателей моря. Осьминога и морскую звезду он уже раскрасил. Я подвинулась заглянуть ему через плечо и уловила его мятное дыхание (он чистил зубы дважды в день). Мне хотелось, чтоб он никогда не уезжал.
- Где Джоуи? - спросила я.
- Дремлет на крылечке. Как обычно. - Дашай была о Джоуи невысокого мнения. - Что ж, Ариэлла, сегодня ты гораздо больше похожа на себя. Наверное, тебе гораздо лучше.
- Надеюсь. - Я снова уставилась на фотографии. - Как по-твоему, что сталось с нашими книгами и мебелью и прочим добром?
- Хороший вопрос. - Она поднялась и потянулась всем телом. - Не знаю, но спрошу.
Получение ответов заняло несколько дней, и за это время мне надоело болеть. Я начала ходить по дому, затем по двору. На южной стороне дома мама посадила темно-синие гортензии и свинчатку. Когда я видела их в последний раз, это были просто зеленые кусты, но за неделю моего отсутствия в этом мире они расцвели. Я признала их по фотографиям из книжки, которую мне дала мама. Воздух пах гипнотически сладко из-за ночного жасмина и соцветий апельсиновых и лимонных деревьев. Во Флориде трудно предаваться унынию, подумалось мне.
Но потом я направилась по тропинке, до тех пор не исследованной мною, и обнаружила сад совсем иного рода. Розы вились по шпалерам, окаймленным алтеем и львиным зевом. По граням фонтана, выполненного в форме обелиска, стекала вода. Клочок земли обрамляли высокие травы. Все в саду было черное: цветы, травы, фонтан, оплетавшие фонтан лозы, даже вода в нем.
- Добро пожаловать в мой сад печали. - Меня догнала Дашай.
Мы уселись на черную чугунную скамью и стали слушать фонтан. Мне это напомнило прочитанный у Готорна рассказ "Дочь Рапаччини", где действие в основном происходит в жутком саду ядовитых растений, похожих на драгоценные камни.
Однако темнота этого сада странным образом успокаивала.
Почему ты посадила его?
- Я читала о готических садах. Две или три сотни лет назад, если ты потерял того, кого любил, ты сажал траурный сад и, сидя в нем, оплакивал утрату. Тебе надо позволить себе скорбеть, Ариэлла.
- У тебя умер кто-то из любимых?
- Я потеряла родителей и первую любовь, все за один ужасный год. - Глаза ее были как янтарь, ясные, но непроницаемые. - Это случилось еще на Ямайке, давным-давно.
Она перевела взгляд с фонтана на меня.
- Но ты не хочешь сейчас слушать эту историю. Потом я скопила денег и купила себе билет до Майами, в один конец. Вот уж куда никому попадать не советую. По Майами рыщут банды злых вампиров, кусая людей направо и налево, соревнуясь, кто больше. Они еще и торчат на игле: воруют кровь из больниц и донорских банков и вкалывают себе. Мерзость! И часа не прошло, как я сошла с самолета, а меня уже отвампили. Мне все это не понравилось, и я отправилась на север, подыскивая местечко, где бы меня никто не трогал. Так я нашла Сассу и познакомилась с твоей мамой. - Она улыбнулась. - С первого же дня, когда мы встретились "У Фло", она стала моим лучшим другом. Нам обеим не везло, но мы были упрямы и доверяли друг другу. Мы сложили все, что у нас было, и купили "Запредельную синеву". Терпение и труд все перетрут, солнышко.
Дашай пережила больше горя, чем я, однако я ей немного завидовала. Я вдыхала пряные запахи черного львиного зева и гадала, будет ли у меня еще когда-нибудь лучший друг.
Обнаружив сад печали, я стала меньше времени проводить в постели. Я ела с мае и Дашай, а иногда и с Беннетом на кухне. Разговаривала мало, но хотя бы вновь обрела способность принимать пищу. Однако внутреннее онемение не проходило.
Однажды во второй половине дня мы с Дашай перекусывали - ломтики сот, сыр и яблоки, - когда вошла мае с бумагами в руках. Друзья прислали ей несколько снимков отцовской могилы. На сей раз мы разглядели бутылку как следует - полупустая бутылка пикардо, а рядом три красные розы на длинных стеблях.
- Как на могиле По, - сказала мае. - Знаете, коньяк и розы.
Я не поняла.
- Каждый год девятнадцатого января - в день рождения По - кто-то оставляет на его могиле в Балтиморе бутылку коньяка и красные розы, - пояснила она.
- Я слышала об этом, - сказала Дашай. - Очень таинственно.
- На самом деле нет, - сказала мама. - Это делают члены "Общества По". По очереди. Рафаэль состоял в этом обществе, и сам однажды проделал это. Он взял с меня обещание никому об этом не рассказывать. Теперь, полагаю, нет смысла хранить тайну.
- Это знак, - сказала я. - Это значит, он еще жив. Отец говорил, что По был одним из нас.
Они с жалостью посмотрели на меня, но я не хотела этого замечать.
- Что еще ты выяснила? Свидетельство о смерти подписывал Деннис?
- Нет. Оно подписано доктором Грэмом Уилсоном.
Я позволила себе вообразить сценарий, в котором документ подписывал Деннис, чтобы помочь отцу инсценировать собственную смерть. Теперь моя версия пошатнулась.
- Ариэлла, - сказала мама, - прости, что разочаровала тебя.
- Папа не посещал доктора Уилсона. - Я скрестила руки на груди. - Он вообще никогда не обращался к врачу.
Мае с Дашай переглянулись. Спустя пару мгновений Дашай сказала:
- Выясни насчет доктора Уилсона. Спросить-то не вредно.