Кельнер принес счет; приятели расплатились.
— Ну,— воскликнулБамбаев, грузноприподнимаясь со стула,— теперь чашку кофе, и марш! Вон она, однако, наша Русь,— прибавил он,
остановившись в дверях и чуть не с восторгом указывая своей мягкой, красною рукой на Ворошилова и Литвинова...— Какова?
„Да, Русь“,— подумал Литвинов; а Ворошилов, которыйуже опять успел придать лицу своему сосредоточенноевыражение, снисходительно
улыбнулся и слегка щелкнулкаблуками.
Минут через пять они все трое поднимались вверх по лестнице гостиницы, где остановился Степан Николаевич Губарев... Высокая стройная дама
в шляпке с короткою черною вуалеткой проворно спускалась с той же лестницы и, увидав Литвинова, внезапно обернулась к нему и остановилась,как
бы пораженная изумлением. Лицо ее мгновенновспыхнуло и потом так же быстро побледнело под частойсеткойкружева; ноЛитвиновеене
заметил, и дама проворнее прежнего побежала вниз по широким ступеням .
IV
— Григорий Литвинов, рубашка-парень, русская душа, рекомендую,— воскликнулБамбаев,подводяЛитвинова кчеловекунебольшогоростаи
помещичьегосклада, с расстегнутымворотом, вкуцей куртке, серых утренних панталонах и в туфлях, стоявшему посреди светлой, отлично
убраннойкомнаты,— аэто,— прибавилон, обращаяськ Литвинову,— это он, тот самый, понимаешь? Ну, Губарев, одним словом.
Литвинов с любопытством уставился на „того самого“. На первый раз он не нашел в нем ничего необыкновенного. Он видел перед собою
господинанаружности почтеннойи немного туповатой, лобастого, глазастого, губастого,бородастого, сширокоюшеей, скосвенным,
вниз устремленнымвзглядом. Этотгосподиносклабился, промолвил:„Ммм...да...этохорошо...мнеприятно...“ —поднес руку к
собственному лицу и, тотчас же,повернувшиськ Литвинову спиной, ступил несколько раз поковру,медленно и странно переваливаясь, как бы
крадучись.
УГубарева была привычка постояннорасхаживать взади вперед, то и дело подергивая и почесывая бородуконцамидлинных и твердых
ногтей. Кроме Губарева, вкомнатенаходилась еще одна дама в шелковом поношенномплатье, летпятидесяти, с чрезвычайноподвижным, как
лимонжелтымлицом, чернымиволосикаминаверхнейгубеибыстрыми, словновыскочитьготовымиглазами,
да еще какой-то плотный человек сидел, сгорбившись, вуголку.
— Ну-с, почтенная Матрена Семеновна,— началГубарев,обращаясь к даме и, видно, не считая нужнымзнакомитьее с Литвиновым,— что
бишь вы начали намрассказывать ?
Дама(еезвали Матреной Семеновной Суханчиковой,она былавдова, бездетная, небогатая, ивторой ужегодстранствовала из края в
край) заговорилатотчас сособенным,ожесточенным увлечением:
— Ну, вот он и являетсяк князю,и говоритему:Ваше сиятельство, говорит, вывтаком санеивтакомзвании, говорит, что
вам стоит облегчить мою участь? Вы,говорит, не можете не уважать чистоту моих убеждений!И развеможно, говорит, в нашевремя
преследоватьзаубеждения? И что ж, вы думаете, сделал князь, этотобразованный,высокопоставленный сановник?
— Ну, чтоонсделал? — промолвилГубарев,задумчивозакуривая папироску.
Дамавыпрямилась и протянулавпередсвою
костлявуюправуюрукусотделенным указательнымпальцем.
— Он призвал своего лакея и сказал ему: „Сними тысейчас сэтогочеловекасюртукивозьмисебе. Ятебедарю этот сюртук!“
—Илакейснял? — спросилБамбаев, всплеснувруками.
— Сняливзял. ИэтосделалкнязьБарнаулов,известныйбогач, вельможа, облеченный особенною властью,представитель
правительства! Что ж после этого ещеожидать ?
Всетщедушное тело г—жи Суханчиковой тряслось отнегодования, полицу пробегалисудороги, чахлаягрудьпорывистоколыхалась
подплоскимкорсетом; оглазах уже и говорить нечего: они так и прыгали. Впрочем, они всегда прыгали, о чем бы она ни говорила.
—Вопиющее,вопиющеедело! — воскликнул Бамбаев.— Казни нет достойной!
— Ммм... Эмм... Сверхудонизувсегнило,— заметил Губарев, не возвышая, впрочем, голоса.— Тут не казнь... тут нужна... другая мера.
— Даполно, правдалиэто? — промолвилЛитвинов.
— Правда ли? — подхватила Суханчикова.— Да в этом идуматьнельзясомневаться, д—у—у—у—у—матьнельзя...— Она с такою силою произнесла
это слово, что даже скорчилась.— Мне это сказывал один вернейший человек. Да выего, СтепанНиколаевич, знаете — Елистратов Капитон. Он сам
это слышал от очевидцев, от свидетелей этой безобразной сцены.
— КакойЕлистратов? — спросилГубарев.— Тот,что был в Казани?
— Тот самый. Я знаю, Степан Николаич, про него распустилислух, будто он там с каких-то подрядчиков или винокуров деньги брал. Да ведь
кто это говорит? Пеликанов ! А возможно ли Пеликанову верить, когдавсем известно,что он просто — шпион!
— Нет,позвольте,МатренаСеменовна,— вступился Бамбаев,— ясПеликановымприятель;какой жеон шпион?
— Да, да, именно шпион!
—Да постойте, помилуйте...
—Шпион, шпион! — кричала Суханчикова.
— Да нет же, нет, постойте; я вам что скажу,— кричалв свою очередь Бамбаев.
—Шпион, шпион! — твердила Суханчикова.
—Нет, нет! ВотТентелеев, этодругое дело! —
заревелБамбаев уже во все горло.