Он скроил кислую мину.
– Я знаю одно: проф наживает себе смертельных врагов, что ему нужно, как дырка в голове.
– Он говорит правду о них?
– Вне сомнения. Достаточно поглядеть на их перекошенные рожи. И то, что он говорит правду, только усугубляет ситуацию.
– Катастрофа!
– Не для «Фарбен Индустри». Тем самым он автоматически попадает в наши объятия.
Секвойя завершил свою филиппику, резко повернулся и пошел вон из зала. Мы с Поулосом потрусили за ним, как верные собачки за хозяином.
Я был зол как черт. И подавлен. Зато Грек просто сиял.
– Едем к криокапсулам, – приказал Секвойя.
– Погоди секундочку. Бесстрашный Вождь. На хрена ты приволок в Лабораторию вместе с собой меня и Поулоса?
Он посмотрел на меня ангельски‑невинным взглядом:
– Чтоб вы поддержали меня, для чего же еще? Что‑нибудь не так, Гинь? У тебя злой вид.
– Ты отлично понимаешь, что все не так. Ты облил членов правления помоями и превратил в своих личных врагов. Для этого наша помощь тебе не потребовалась.
– Полагаешь, я их обидел?
– Нет, ты их приласкал обухом!
– Но ведь я говорил разумно и логично, не так ли?
– Даты…
– Позволь мне. Гинь, – вмешался Грек. – Профессор Угадай, вы хотя бы помните свои слова?
– Что за вопрос!
– По‑вашему, все сказанное вами говорилось в здравом уме и твердой памяти – и для того, чтобы снискать расположение членов правления Фонда?
Ункас глубоко задумался. Потом на его лице появилась пристыженная улыбка.
– Да, мои друзья из Команды правы – как всегда. Я выставил себя дураком. Уж и не знаю, какая нечистая сила меня обуяла. Прошу прощения. Я наломал дров. Давайте хорошенько подумаем вместе, как исправить положение. А пока что надо взглянуть на крионавтов.
Он широкими шагами двинулся вперед.
Я покосился на Грека, который выглядел не менее озадаченным, чем я. Что за чудеса? Минуту назад человек был монстром. А теперь вдруг – сущий ангел. Что за процессы происходят в его гениальном котелке?
Фе‑Пять в одиночестве сидела возле космического аппарата с криокапсулами. Вид у нее был несколько обалдевший.
– Фе. На связь, – выпалил Секвойя.
– Что, Вождь?
– Я говорю: докладывай!
– Каждая криокапсула увеличивается в весе на 180 граммов в час.
– Проверить.
– Проверено. Я попросила ассистентов установить световые весы.
– Откуда ты узнала о световых весах? Это сверхсекретная информация.
– Слушала жучки.
Секвойя улыбнулся и потрепал ее по щеке.
– Хорошо. Я мог бы и сам догадаться, Фе‑Пять Театра Граумана. Теперь прикинем – получается ежедневная четырехкилограммовая прибавка в весе или… Что?
– Я ничего не говорила.
Он жестом велел ей замолчать и стал к чему‑то прислушиваться.
– А, правильно. Прибавка – четыре килограмма триста граммов в сутки. Жаль, что ты не запрограммирован на круглые цифры. Ладно, будем считать – девять фунтов в сутки. То есть крионавты набирают три процента своего веса в двадцать четыре часа. Через пятьдесят дней каждый будет весить около ста пятидесяти фунтов.
– А с какого веса они начинали? – спросил я.
– В начале эксперимента каждый весил примерно сто пятьдесят фунтов.
– Ну и что нам это дает?
– Нам? – грубо переспросил Секвойя. – Ты‑то чего примазываешься не к своему делу?
– Извини. Я просто хотел помочь…
– Мне надо воочию пронаблюдать за их метаморфозами.
Я просто хотел помочь…
– Мне надо воочию пронаблюдать за их метаморфозами. Для этого придется надеть скафандр и зайти внутрь.
И он ушел одеваться.
– Что с ним происходит? – растерянно спросила Фе. – Такое впечатление, что в нем живут сразу два человека.
– Он не в себе, – сказал Грек. – И это понятно: только что фонд отказался финансировать продолжение экспериментов.
– Нет!
– Увы, это правда.
– Ужасно.
– Не слишком. Я берусь оплатить все эксперименты.
– Но почему он срывает свою злость на мне?
– Он всего лишь человек, моя дорогая.
– Видела бы ты, как он изгалялся над правлением Фонда! – сказал я.
– Такое впечатление, что он вдруг возненавидел весь мир.
– Ласточка моя, не волнуйтесь. Он опять станет самим собой, когда вы начнете спокойно работать со своими морозильниками у меня на Церере.
Тут Секвойя вернулся – в белом термоскафандре, только вместо обычного лицевого щитка стоял щиток с бинокулярным микроскопом. Вид у него был самый шутовской – как у вояки из «Девушек в армейских кальсонах». Секвойя сделал нетерпеливый жест, и Фе проворно открыла люк аппарата. Вождь забрался внутрь и задраил люк за собой.
Мы стали ждать. У меня было чувство, что в последнее время я только и делаю, что жду, жду, жду. Впрочем, что жаловаться? Бессмертному не грех немного подождать – времени все равно не убудет.
Появились шесть рабочих. Они везли тележку с баллонами сжатого гелия и властно оттерли нас от аппарата.
– Что вы собираетесь делать, ребята? – осведомилась Фе.
– Приказ правления, мисс. Ведено переместить аппарат. Берт, начинай закачку газа.
– О'кей.
– Переместить? Куда? Зачем?
– В биосекцию, мисс. Не спрашивайте зачем. Наше дело маленькое, чего велят, то и делаем. Хулио!
– Да?
– Становись к пульту управления. Приготовься поднять аппарат вертикальными вспомогательными двигателями. Потом мы его аккуратненько прогуляем до места.
– Иду.
– Погодите, там внутри профессор Угадай.
– Горючего хватит на всех, мисс. Пусть прокатится. Ему понравится. Берт!
– Ну?
– Закачал газ.
– Ну.
– Хулио!
– Чего?
– Подними капсулу на фут от пола и дерзки на этом уровне.
– Не включается, паскуда.
– Что ты хочешь сказать?
– Не фурычит. Лампочки не светятся.
Фе окончательно рассвирепела. Двум рабочим пришлось удерживать ее, чтобы она не выцарапала глаза их приятелям.
– Хулио, козел, ты какие кнопки нажимаешь?
– Сам козел. Какие надо, те и жму. Не идет.
– Слушайте, мисс, вы грамотная, поднимите аппарат – не в службу, а в дружбу.
Фе ответила им теми отборными словами, которым она могла выучиться только в пятом ряду партера театра Граумана. Но тут люк распахнулся и из капсулы вывалился наш монстр в скафандре. Он проворно отстегнул шлем и снял его.
– Урра! – завопил Вождь. – Урра! Победа!
– Профессор, – крикнула Фе, – эти засранцы хотят увезти аппарат! По приказу правления.
– Дорогуша, без паники. Не дерись с ними понапрасну. Без моего разрешения аппарат не станет подчиняться приказам извне. А вы, ребятки, топайте обратно к олухам из правления и скажите, что аппарат в полном моем распоряжении. В полном. Никто не сможет управлять им, кроме меня. Кругом… марш!
Это было сказано с таким апломбом, что шестерка техников беспомощно переглянулась и убралась восвояси.