Тогда ты был обыкновенным младенцем с белой кожей, как у прочих в этом городе. Таким бы ты и остался, будь у твоей семьи время передать тебе знания. Но Белые Маги должны были покинуть Элизабет в тот день, когда тебе исполнялось три года. Дальнейшая твоя участь от них уже не зависела…
Взгляд Торфинна блуждал по потолку.
-Это были могущественные чародеи, поверь мне. У них был котел, в котором вода кипела без огня. Он стоял на кухне твоей матери - вроде бы на виду и в то же время скрытый от любопытный глаз. Три года эти маги работали, не покладая рук, собирая все свои таланты, все знания, вытаскивая на свет самые древние заклинания и чары. И когда настал срок, они бросили все свои магические таланты в этот котел и как следует проварили их, а сами остались ни с чем. Я видел, - Торфинн простер руку, указывая на свой магический шар, - я видел, как они заставили тебя выпить это, как они насильно вливали в тебя яд своих познаний. Тебе было только три года, и ты был один. Они победили, и ты, сам того не зная, превратился в воплощение Белой Магии. Ты равен мне, малыш. Нас с тобой двое на Весах Силы.
Синяка перевел дыхание.
-Поэтому ты не убил меня за дерзость там, на болоте?
-Я не посмел, - просто ответил Торфинн.
-Почему я стал черным, ты тоже знаешь?
-Да. От яда познания, который растекся в твоей крови, потемнела твоя кожа. Синева проступила в глазах, отпечаталась в лунках ногтей. Твоя мать громко плакала и кричала, что ты стал уродом…
-Где теперь моя мать? - спросил Синяка хрипло и закашлялся.
Торфинн сплел пальцы рук, и на левом его мизинце блеснуло кольцо, которого Синяка прежде не замечал.
-Твоя мать? - переспросил он совсем другим голосом и засмеялся. - Забудь о ней. И обо всех забудь.
-Где они? Скажи мне, Торфинн, - настойчиво повторил Синяка.
-Твои родные исчезли, - ответил чародей.
-Куда?
-Не знаю, - сказал Торфинн. - ИСЧЕЗЛИ. Навсегда…
Собеседники замолчали. В тишине было слышно, как трещал свечи и возится, гремя цепью, в подвале великан.
Внезапно Торфинн спросил:
-Кто тебя вырастил, мальчик?
-Я приютский, - ответил Синяка хмуро.
Торфинн с любопытством посмотрел на него.
-А другие дети дразнили тебя?
Юноша пожал плечами и вскинул глаза.
-Какое это имеет значение? Иногда дразнили…
-Почему ты не умеешь читать?
-Нас не учили читать. Мы работали.
Торфинн встал. Черный плащ окутал его высокую фигуру.
-Я предлагаю тебе стать моим сыном, - медленно, торжественно произнес Торфинн. Голова вепря над чародеем смотрела на Синяку неподвижным взглядом.
-Когда нас с тобой будет двое, - продолжал старик, - Весы Равновесия перестанут колебаться. Вдвоем мы сможем все.
-Но это значит, что… - Синяка запнулся, не зная, как выразить испугавшую его мысль.
-Ты боишься Черной Магии? - негромко отозвался Торфинн. - Напрасно. Она - оборотная сторона Белой. Не тот побеждает, кто бегает от Зла, а тот, кто идет ему навстречу и не теряет себя в его пучинах. Зло - это жизнь, и если ты посмотришь в корень вещей, ты поймешь, что нет на самом деле ни Зла, ни Добра, - есть только Жизнь.
Синяка отмолчался. Торфинн протянул к нему руку и вполголоса произнес:
-Идем, я покажу тебе кое-что.
Синяка встал. В развевающемся плаще Торфинн стремительно прошел через всю комнату и легко, словно не касаясь сапогами ступеней, сбежал вниз по лестнице. Синяка шел за ним, стараясь не отставать.
Они снова оказались в подвале, и у нижней ступеньки Синяка разглядел великана. При виде высокой черной фигуры своего хозяина чудовище сжалось и уползло подальше от входа, насколько позволяла цепь. Не удостоив великана ни единым взглядом, Торфинн сорвал со стены факел и, указывая им в угол, где жался стражник, сказал Синяке:
-Сними с него цепи.
С сомнением поглядев на давно не мытое чудище, Синяка все же послушно шагнул в его сторону.
-Стой, - негромко произнес Торфинн. И когда Синяка остановился, удивленно глядя на чародея, Торфинн поднял факел над головой и сказал совсем тихо: - Сними с него цепи, не касаясь.
Чувствуя в груди странную пустоту, Синяка замер, босой на ледяном полу. Он видел теперь только горящие черные глаза Торфинна, слышал резкий треск пламени. Узкие губы чародея шевелились.
-Ты умеешь это делать, мальчик. Не думай.
На мгновение он замолчал, и Синяка перестал слышать даже треск горящей смолы. Наступила абсолютная тишина. Тяжелыми каплями свинца, медленно падали слова Торфинна:
-Слушай, как шумит твоя кровь. Слушай, как стонет и дышит земля. Слушай, как над тучами движутся звезды…
Синяка стоял, беспомощный перед противоборствующими силами, которые внезапно хлынули в него. Огромный бесконечный космос распахнулся в его душе, и границы между ним и миром исчезли. В голове зазвучали голоса, крики, стоны, их было много, они оглушали. Он оказался в центре Вселенной и - более того - он и был вселенной, и это чувство причиняло ему острую боль.
Почти против своей воли он протянул руку к великану.
В подземелье вдруг стало очень просторно, хотя еще несколько минут назад оно было маленьким и тесным, и великан, съежившийся в ярко освещенном углу, куда факелом загнал его Торфинн, оказался далеко-далеко, словно на другом краю земли. Мрак застилал глаза. Синяка почти ничего не видел, будто смотрел в старинное, помутневшее от времени зеркало. Потом до него донесся чей-то долгий хриплый стон. Стон тянулся, не прерываясь, одной отвратительной нотой, и вдруг захлебнулся.
Голос Торфинна спокойно произнес где-то совсем близко:
-Ты загнал цепи ему в мясо. Не торопись. Попробуй еще раз.
Синяка тяжело перевел дыхание. Он был все еще в тумане. Когда он снова поднял руку, великан отчаянно взвыл и хотел было подползти к ногам своего хозяина в поисках спасения, но Торфинн безжалостно хлестнул его факелом. Великан заревел и шарахнулся к стене, с размаху ударившись об нее спиной.
Теперь Синяка был осторожнее. Ему вдруг стало очень холодно, и он понял, что касается металла. Железо потекло по его жилам, заполнило рот, зазвенело в ушах - и он задрожал. Голос Торфинна окликал его, но Торфинн был теперь невероятно далеко. Синяка с трудом взял себя в руки. Железо. Как только он назвал металл по имени, из-за туч ему откликнулся Марс, который был почти рядом. Синяка стал медленно отсылать железо в черные бездны, мягко отталкивая его от себя. Он ощутил движение материи почти физически - и вдруг темная пелена, застилавшая глаза, исчезла.
Подземелье снова было тесным, Торфинн стоял рядом, и его угольные глаза торжествующе блестели. Великан, скорчившийся у стены, был весь покрыт хлопьями ржавчины. Он с тоской смотрел на Синяку.