— И, конечно, с величайшим удовольствием уеду отсюда! Лишь бы нашелся дурак — место предложил!
— Сперва надоздесь свою обязанность исполнить,— значительно проговорилаМашурина, не переставая глядетьв сторону.
— Тоесть? — спросилНежданов, круто обернувшись к ней. Машурина стиснула губы.
—Вам Остродумов скажет.
НеждановобернулсякОстродумову. Нототтолько крякнул и откашлялся: погоди, мол.
—Нет, не шутя, в самом деле, — вмешался Паклин, — ты узнал что-нибудь, неприятность какую?
Нежданов подскочил на постели, словно его что подбросило.
— Какаятебеещенеприятностьнужна? — закричал он внезапно зазвеневшим голосом. — Пол— России с голода помирает, „Московские
ведомости“торжествуют, классицизмхотятввести,студенческиекассызапрещаются, везде шпионство, притеснения, доносы, ложь и фальшь —
шагу нам ступить некуда... а ему все мало, он ждет еще новойнеприятности, он думает, чтояшучу... Басанова арестовали, — прибавил он,
несколько понизивтон, — мне в библиотеке сказывали.
Остродумов и Машурина оба разом приподняли головы.
— Любезный друг, Алексей Дмитриевич, — начал Паклин, — ты взволнован — дело понятное... Да разве ты забыл, в какое время и в какой стране
мы живем? Ведь у нас утопающий сам должен сочинить ту соломинку, за которуюему приходится ухватиться! Где уж тут миндальничать?! Надо, брат,
черту в глаза уметь смотреть, а не раздражатьсяпо-ребячьи...
— Ах,пожалуйста,пожалуйста! — перебилтоскливо Нежданов и даже сморщился, словно от боли. — Ты, известноедело, энергический мужчина
— ты ничего и никого не боишься...
— Я-то никого не боюсь?! — начал было Паклин.
— Кто только мог выдать Басанова? — продолжал Нежданов, — не понимаю!
— А известное дело — приятель. Они на это молодцы, приятели—то. С ними держи ухо востро! Был у меня, например,приятель — и, казалось,
хороший человек: так обо мне заботился, о моей репутации! Бывало, смотришь: идет ко мне... „Представьте, кричит, какую об вас глупую клевету
распустили: уверяют, что вы вашего родного дядюшку отравили, что вас ввели в один дом, а вы сейчас к хозяйке сели спиной — и так весь вечер и
просидели! И уж плакала она, плакала от обиды! Ведь этакая чепуха! этакая нелепица! Какие дураки могут этому поверить!“ — И что же? Год спустя
рассорился я с этим самым приятелем ... И пишет он мне в своем прощальном письме: „Вы, который уморили своего дядю! Вы, который не
устыдились оскорбитьпочтеннуюдаму, севшикнейспиной!.
.“ — и т. д. и т. д. — Вот каковы приятели!
Остродумов переглянулся с Машуриной.
— Алексей Дмитриевич! — брякнул он своим тяжелым басом, — он явно желал прекратить возникавшее бесполезноесловоизвержение, — от
ВасилияНиколаевичаписьмо из Москвы пришло.
Нежданов слегка дрогнул и потупился.
— Что он пишет? — спросил он наконец.
— Да вот... нам вот с ней...— Остродумов указал бровямина Машурину,— ехать надо.
—Как? и ее зовут?
— Зовут и ее.
— За чем же дело стало?
— Да известно за чем... за деньгами
Нежданов поднялся с кровати и подошел к окну.
— Много нужно?
— Пятьдесят рублей... Меньше нельзя.
Нежданов помолчал.
— У меня теперь их нет, — прошептал он наконец, постукивая пальцами по стеклу, — но... я могу достать. Я достану.
Письмо у тебя?
— Письмо-то? Оно... то есть... конечно...
— Да чтовы все от меня хоронитесь? — воскликнул Паклин. — Неужто я не заслужил вашего доверия?Если бы я даже не вполне сочувствовал...
тому, что вы предпринимаете, — неужтожевыполагаете, чтоявсостоянии изменить или разболтать?
— Без умысла... пожалуй! — пробасил Остродумов.
— Ни с умыслом, ни без умысла! Вот госпожа Машуринаглядит на меня и улыбается... а я скажу...
— Я нисколько не улыбаюсь, — окрысилась Машурина.
— А я скажу, — продолжал Паклин, — что у вас, господа,чутья нет; что вы не умеете различить, кто ваши настоящиедрузья! Человек смеется
— вы и думаете: он несерьезный ...
— А то небось нет? — вторичноокрысилась Машурина.
— Вы вот, например, — подхватил с новой силой Паклин,на этот раз даже не возражая Машуриной, — вы нуждаетесьв деньгах... а у Нежданова
их теперь нет... Так я могу дать.
Нежданов быстро отвернулся от окна.
— Нет... нет... это к чему же? Я достану... Я возьму часть пенсии вперед... Помнится, они остались мне должны. А вот что, Острадумов:
покажи-ка письмо.
Остродумов остался сперва некоторое время неподвижным,потом осмотрелся кругом, потом встал, нагнулся всем телом и, засучив панталоны,
вытащил из-за голенища сапогатщательносложенный клочок синей бумаги; вытащивэтот клочок, неизвестно зачем подул на него и
подал Нежданову.