Вымывшись в купальне, мы снова отправились в город.
Так продолжалось ровно неделю. Почти все мои новые товарки смотрели на меня исподлобья. Только матушка Гита, казалось, не замечает меня. Через несколько дней матушка Адхити пристально посмотрела на меня и сказала:
- Ты наверняка уже достаточно большая и сообразительная. Насколько ты опасна?
Однажды ночью мы обошли все двенадцать малых приютов, о которых рассказывала мне в свое время матушка Вишта. В основном приюты располагались в неприметных пристройках, сараях или на пустырях, но несколько помещались в целых квартирах или конторах в разных частях Калимпуры. Там Клинки, попавшие в беду, могли отсидеться и дождаться помощи. Вначале мы наблюдали за приютами издали, затем кого-нибудь посылали заглянуть внутрь. Поскольку для такого задания требовались малый рост и проворство, посылали обычно меня.
- Ты знаешь, что тебе грозит смерть? - спросила матушка Аргаи, когда я быстро спустилась по водосточной трубе, осмотрев крышу.
- За что?
- Мы никому не рассказываем о приютах, даже членам других орденов нашего храма. У Клинков очень мало законов, и один из них гласит: о малых приютах запрещено рассказывать кому бы то ни было, кроме других Клинков. - Она склонилась к самому моему уху: - Запомни, Зелёная, однажды этот закон может спасти тебе жизнь.
Настал восьмой день. Мы снова вышли в город и патрулировали почти до ночи. Потом наш отряд впервые на моей памяти столкнулся с сопротивлением. Матушка Шестури вывела нас из подземелья за площадью Сломанных Мечей - в том самом месте, где я вылезла на поверхность после убийства Майкла Карри. Мы очутились в манговой рощице, которую я прекрасно помнила. Под деревьями на корточках сидела группа мужчин с обнаженными мечами в руках.
Я быстро сосчитала их: двенадцать. Судя по тому, как они держались, не меньше трех из них отлично владели мечом. Нас было шестеро. Я знала, что из-за малого роста я недолго выдержу в ближнем бою. В матушке Шиг я тоже не была уверена.
Видимо, матушка Шестури пришла к тому же выводу. Она тихо велела нам перегруппироваться. Я перешла на правый фланг и встала рядом с матушкой Шиг. У меня был только нож, который я в свое время отобрала у бандита; все посвященные Клинки носили мечи.
- Убирайтесь домой, ребята, - обратилась к ним матушка Шестури. - Ваши постели остывают.
Главарь небрежно взмахнул мечом:
- А, калимпурские женщины-воины! - Он говорил по-селистански с ужасным акцентом, хотя слова подбирал правильно. - А я уж думал, что вы выдумка! - Он обернулся к своим и что-то сказал им на незнакомом языке.
Те дружно обнажили клинки.
Матушка Шестури кивнула и бросила нам:
- Никто не должен уйти! - Тем самым она разрешала нам нарушать все мыслимые правила. Можно поражать любое место противника: лицо, сердце, кишечник. Колоть и рубить, как угодно, лишь бы убить врага.
Матушка Адхити первой вступила в бой. Трое противников попятились назад, заманивая ее в ловушку. Вот матушка Адхити преодолела определенную черту, и мышеловка захлопнулась. Я перестала следить за ней; к нам с матушкой Шиг, широко ухмыляясь, приближались двое. Они пересмеивались, явно считая нас легкой добычей.
Вдруг матушка Шиг подпрыгнула, широко разведя ноги, и обрушила свой меч на голову одного из нападавших. Она одним ударом разрубила ему голову. Воя, он упал на землю, а матушка Шиг прыгнула ему на грудь, давя каблуками ребра.
Его напарник, рыча, развернулся ко мне. Я выхватила нож из потайного места на боку. На нем была кольчуга, и я не попадала ему в сердце; пришлось бить ниже. Закричав от боли, он попытался нанести ответный удар, но я снова ударила его в бедро ножом и тут же лягнула в коленную чашечку. Матушка Шиг успела развернуться и ткнуть моего падающего противника мечом в ухо. Он дважды дернулся, суча ногами, и с хрипом умер.
Выдернув нож, я забежала в тыл разбойнику, который дрался с матушкой Аргаи - меня он так и не заметил. Я вонзила нож ему в почку - кольчуга заканчивалась выше. Видимо, разбойники не рассчитывали на то, что им придется сражаться с низкорослыми противниками. Матушка Аргаи воспользовалась короткой передышкой, чтобы перерезать горло второму нападающему. Третий разбойник успел рассечь ей плечо - глубоко, до самой кости.
Она зашипела, стиснув зубы, и рухнула на землю. Я подбежала к ее противнику и прикрыла ее своим телом. Удар пришелся мне в плечо. Он замахнулся другой рукой, в которой, оказывается, держал нож. Я боднула его головой в грудь - раз, другой - надеясь, что мне на помощь придет матушка Шиг.
Она в самом деле пришла ко мне на помощь: набросилась на разбойника сзади и сломала ему ту руку, в которой он держал меч. Громко вопя от боли, он упал рядом с матушкой Аргаи. Та перекатилась на бок и вонзила кинжал ему в шею под подбородком.
Вскоре все было кончено; мне казалось, что схватка длилась всего один миг. Восемь нападавших из двенадцати были мертвы, один умирал, громко и хрипло булькая. Трое еще дышали до тех пор, пока им это позволяла матушка Шестури.
Раненная в плечо матушка Аргаи лежала на земле. Из раны обильно текла кровь. Два пальца матушки Гиты висели на лоскуте кожи. Она молча поставила их более-менее на место и туго перевязала полоской материи.
Я стащила плащ с одного из умирающих и начала перевязывать плечо матушке Аргаи. Матушка Шестури что-то приказала матушке Шиг; та бросилась бежать.
Раненым Клинкам обязаны были помогать все калимпурцы, даже уличные воришки. Вскоре после того, как закончилась битва, в роще появились люди. Матушка Шестури отобрала с полдюжины крепких мужчин и велела им сломать шеи выжившим.
Только тогда я сообразила, что меня тоже ранили. Весь мой левый рукав пропитался кровью. Левая сторона совсем онемела.
Матушка Гита присела на корточки рядом со мной; когда она дотронулась до моей раны здоровой рукой, я чуть не потеряла сознание от боли.
- Молодец! - сказала она и начала втирать мне в рану грязь.
"Грязь?!" - удивилась я.
Вокруг меня закружился мрак.
- Мы патрулируем весь город, но никто не знает, где нас искать, - сказала мне матушка Шестури три дня спустя.
- А почему? - промямлила я.
- Если мы нигде, значит, мы повсюду. Ты, Зелёная, в ту ночь была повсюду.
- Кто они такие?
- Те, кого мы убили? - Она мрачно улыбнулась. - Никто! Ничтожества! Любители поживиться тем, что им не принадлежит. Мы наткнулись на них случайно.
- Тогда… какое нам до них дело?
Матушка Шестури взяла меня за руку.
- Все, что касается Калимпуры, касается и богини Лилии. Если город страдает, страдает и она. Защищая всех, мы защищаем себя.
- В роще мы убили двенадцать человек! - Внутри у меня все сжалось.
- Да, - ровным тоном ответила она.
Раненых добили… Жалеть ли их?
- Прошу вас, - сказала я, - мне нужно двенадцать черных свечей и двенадцать белых. Спички. И, если вы знаете, их имена.
- У нас так не принято.
- Зато у меня принято, - не сдавалась я, чувствуя, как постепенно закипаю.
Матушка Шестури вздохнула:
- Поступай как знаешь.
Дожидаясь, пока мне принесут свечи, я размышляла о природе души. У меня над головой в палате исцеления кружил маленький вихрь, как будто богиня хотела мне что-то сказать. Я пристально всматривалась, ища ее повсюду.
- Я хочу в порт. Может быть, что-нибудь услышу там о Медных Холмах. Мне надо узнать, по-прежнему ли там торгуют детьми…
Ответом мне послужило молчание.
Десять мучительных дней ушло на то, чтобы зажила рана на левом бицепсе и я снова могла поднимать левой рукой тяжести. Обряд со свечами не принес мне ни умиротворения, ни облегчения, и все же я почувствовала себя лучше. Я наблюдала за тренировкой молодых претенденток в орден Клинков. Пока я сама не могла тренироваться, я проводила время на храмовой кухне: диктовала рецепты и пробовала результаты чужих кулинарных опытов.
- Суховато вышло, - отозвалась матушка Кухарка о жарком из ягненка, - но можно его усовершенствовать.
В храме Лилии больше всего ценили мою выпечку.
Кроме того, я ежедневно совершала вылазки в порт в своем маскарадном костюме. Кожаная полумаска выглядела немного театрально, зато никто не видел моих шрамов. Кроме того, маска отвлекала внимание от моего петрейского акцента - мне так и не удалось полностью отделаться от него.
Для прогулок по питейным заведениям нужны были деньги. Хотя Клинки никакого жалованья не получали, не говоря уже о претендентках, храм Серебряной Лилии был очень богат. После битвы в манговой роще подопечные матушки Шестури приняли меня и дали всем понять, что я нахожусь под их защитой. Ни у кого после этого не возникало желания посмеяться над моими странными причудами.
Вскоре я стала завсегдатаем в "Упавшем топоре". Кроме того, я часто проводила время в винных забегаловках, которые назывались "Сосок Риштры", "Три швартовные тумбы" и "Пробка". В самом начале своих похождений я получила кличку. Ее придумал владелец "Упавшего топора".
Как-то я приходила туда несколько дней подряд с мешочком медных пайс и серебряных монет.
- Здорово! - приветствовал меня владелец. - Никак, Костолом вернулся! Должно быть, наше пойло пришлось тебе по вкусу!
- Забористая штука, дружище. - Из-за раненой руки у меня сел голос, что сейчас было мне очень полезно. Наверное, кабатчик принял меня за младшего сына какого-нибудь богача, который шатается по всему городу и прожигает жизнь.
- Сегодня налью тебе кое-чего получше, - громким шепотом предложил хозяин. - Ты ведь теперь у нас постоянный клиент!
- Угу, - буркнула я.
Жена хозяина с улыбкой поднесла мне чашу. Когда-то она, несомненно, была красавицей, но сейчас ее портили обкусанные губы и щербатый рот.
- Вот твое пиво, Костолом. - Она игриво подмигнула мне.
Флиртовать с младшим сыном знатного калимпурца в самом деле имело смысл: часовое свидание принесло бы ей больше денег, чем несколько месяцев нудной, тяжелой работы за барной стойкой.
Я улыбнулась; она увидела, как блеснули мои глаза под маской.
Пиво в самом деле оказалось не таким противным, как в прошлые разы. Пилось легко; время от времени приподнимая накидку и глотая пенный напиток, я прислушивалась к разговорам.
С тех пор как я начала обходить портовые кабаки, я поняла, сколько кораблей из разных стран заходит в Калимпуру. Очень многие иноземные моряки и торговцы сносно изъяснялись на селю.
Конечно, особенно внимательно я прислушивалась к петрейцам. Несмотря на то что я провела на родине уже не один год, я по-прежнему говорила по-петрейски лучше, чем на селю. Кроме того, я немного понимала по-ханьчуйски и быстро научилась распознавать смагадскую скороговорку. Каждый день мне приходилось слышать разговоры на дюжине других языков.
Я бы ни за что не выучила их все.
Важнее всего для меня были селю и петрейский. Селистан и Каменный Берег в равной степени несли ответственность за торговлю живым товаром; по крайней мере, мне так казалось. Я обещала себе когда-нибудь непременно покончить с этим ужасным промыслом.
И все же на любом корабле служили матросы из самых разных мест. Из книг я знала, что мир раскинулся на огромном блюде. Теперь же я поняла, что и языков столько же, сколько разных народов… Если, конечно, боги не пошутили.
* * *
В тренировочных залах мы часто упражнялись с собаками; мы сражались с ними, ранили и убивали. Крупные собаки страдали от ран, почти как люди. Еще нам приводили свиней; их мы убивали, расчленяли и изучали, потому что у людей и свиней во многом похожи кожа и внутренние органы. Однако мне хотелось помериться силами с еще более крупным зверем - например, с волом.
- Ты ненормальная, - сказала мне однажды матушка Адхити после тренировки. Мы с ней избили друг друга до синяков; синие и зеленые пятна походили на орхидеи, вытатуированные на наших телах.
- Нет, нет, неужели ты не понимаешь? Вол своей силой равен нашему оружию. - Я смотрела на поединок как мужчина, неуязвимый, сильный и столь же смертный, как и любое бессловесное животное.
Матушка Адхити как-то странно посмотрела на меня. Даже при моем теперешнем росте она была крупнее меня раза в два.
- В таком тесном помещении, как зал, с волом не справиться даже мне! Ну а тебя он просто раздавит, как ребенок давит ногой спелую сливу!
- Тогда мы можем подраться на празднике. Устроим представление! - Я несколько месяцев не брала в руки ни ножа, ни меча - после той битвы в манговой роще. До поры до времени меня оберегали от "тайной работы", ведь я считалась еще претенденткой, не принесла обеты. Кроме того, если не считать моих новых напарниц, остальные Клинки относились ко мне прохладно и с подозрением.
Матушка Адхити вытерла шею.
- Ты прекрасно знаешь, Зелёная, храму такие представления ни к чему… Лилейные Клинки сами по себе представляют собой смертоносное оружие. Как и любое оружие, Клинок красивее всего, когда покоится в ножнах.
- В ножнах… мы всегда должны быть в ножнах! - Я разогнула кулаки, чувствуя приятную боль в мышцах.
- Если уж тебе не терпится подраться, продолжай шляться по портовым кабакам - там легко напроситься на неприятности, - проворчала матушка Адхити. - А о баловстве с волом и не мечтай. Никто не позволит тебе драться, даже если бы у нас так было принято. Ты самая младшая и самая мелкая из Клинков!
С этими словами она оставила меня. Ну да, я ведь еще и не была Клинком.
С сожалением расставшись с мыслью о бое с крупным животным, я следом за матушкой Адхити вышла в коридор. В подземелье всегда было тепло и влажно; подземные залы занимали все пространство под храмом и окрестным кварталом. На самом деле жрицы богини Лилии захватили часть городских подземелий, обнесли свои владения стенами и провели всюду, куда могли, свет и воду.
Мы подошли к винтовой лестнице, ведущей в храм; я заметила, что на самой нижней ступеньке сидит матушка Мейко. Свою клюку она прислонила рядом с собой. Матушка Мейко курила короткую, широкую трубочку. Одета она была не в белую одежду служительницы Лилии, а в запачканное маслом синее муслиновое платье, какое носят женщины из сословия водоносов.
- Добрый день, матушка. - Я положила оружие и сделала перед ней знак лилии.
- Зелёная! - Она шумно затянулась и сжала трубочку в ладони. - Девочка… - добавила она.
Я терпеливо ждала. Матушка Мейко спустилась сюда ради меня. Пусть скажет, что у нее на уме.
- Я подслушала, что ты хочешь сразиться с большой коровой?
- С волом, матушка.
Матушка Мейко стала разглядывать тлеющие волокна в чашке трубочки.
- Сразиться со зверем… Скажи, кто ты такая?
- Претендентка на место в ордене Клинков!
- Нет. Ничего подобного.
Я удивилась:
- Кто же еще, матушка?
- Будь ты претенденткой на место в ордене Клинков, ты бы сейчас спала в общей спальне. Или занималась с другими претендентками, или смотрела, как тренируются другие. - Она наклонилась вперед. - Ты помогала бы детям, попавшим в наш храм, а не мечтала о тех, кого унесла судьба.
Мое желание отомстить совершенно незнакомому человеку едва ли можно было назвать мечтанием, но я не испытывала никакого желания спорить.
- Я - такая, какая есть.
- Богиня перестала с тобой разговаривать. - Матушка Мейко не спрашивала, а утверждала.
- Да, - призналась я. - Я не слышала ее с тех пор, как начала патрулировать город вместе с моими напарницами из отряда матушки Шестури.
- "С напарницами из отряда матушки Шестури"! - передразнила меня матушка Мейко. - Подумать только! Только что ты называла себя всего лишь претенденткой, а сейчас, видимо, считаешь себя полноправным членом ордена Клинков? Так вот, Зелёная, ты не претендентка и не Клинок. Ты девочка, которая никак не выберет, какой тропой ей идти. Пока ты - никто.
- Матушка! - Я понурила голову.
Своей короткой трубочкой она ткнула меня в лоб.
- Близится новолуние, за которым начнется месяц Вайсакха. Скоро тебе исполнится пятнадцать лет. В таком возрасте принято выходить замуж, рожать детей… Или вступать в орден Клинков. В конце месяца Вайсакха ты должна сказать, хочешь ли ты принести обет.
- А если нет? - еле слышно спросила я.
Матушка Мейко улыбнулась, но как-то безрадостно:
- А если нет, ты отдашься на волю богини. Спроси себя, девочка, часто ли ты печешься о ней. Спроси себя, много ли она печется о тебе в ответ.
Тогда я вспомнила, что моя собеседница возглавляет орден Клинков. Убить человека ей так же просто, как сосчитать дни недели; убив, она не испытывает никакого раскаяния. Матушке Мейко ничего не стоит вышвырнуть меня из храма Серебряной Лилии. Возможно, такой выход покажется ей самым подходящим. Она пригласила меня сюда - и она же отказывает мне в праве стать одной из них…
Целый вечер я упивалась своими обидами. Но ничего, думала я, я им всем еще покажу! Вот возьму и освобожу детей, которых ворует сословие нищих… Пойду в порт и подерусь с самыми продажными капитанами… буду бегать по здешним остроконечным крышам, перебью самых мерзких, самых отъявленных преступников и покрою храм Лилии неувядаемой славой… А может, я просто тихо исчезну, а мои бывшие наставницы пусть гадают, на что я обиделась и что со мной сталось!
В конце концов я поступила так, как всегда поступала в те дни. Я надела свой черный костюм и тихонько вышла в город. Иногда во время ночных вылазок в порт я больше пила, чем слушала.
Та ночь выдалась как раз такой.
На то, чтобы принять решение, мне дали месяц; естественно, я гнала от себя трудные мысли, оставляя их на потом. Мои дни и ночи и без того протекали достаточно насыщенно. Наверное, тогда я поверила, что мною каким-то образом движет богиня. Стрелка на компасе моей целеустремленности какое-то время безостановочно кружилась.
Богиня вновь обратила на меня свой взор однажды в теплый, дождливый день, в разгар Праздника Угольных демонов. Дело было на Корабельном проспекте. Правда, я не увидела завихрения воздуха, зато в толпе мелькнула высокая, стройная фигура, поросшая серебристым мехом.
Пардайна с Каменного Берега!
Я еще ни разу не встречала в Селистане представителей этого племени. Иногда богиня Лилия выражает свою волю в самых необычных формах.
Пройдя еще несколько шагов, я поняла, что это Танцовщица. Только многолетняя выучка не позволила мне замереть на месте и впиться в нее взглядом. Плечи и ноги Танцовщицы остались непокрытыми; тело закрывала тога из легкой материи. На плече она несла сумку. Словом, она выглядела почти так, как в Медных Холмах, только одета была в соответствии со здешним климатом.
Я прошла мимо нее так близко, что мы могли бы соприкоснуться. Она сбилась с шага, как будто заметила меня, но на мне был костюм Костолома. Кроме того, с нашей последней встречи прошло три года; я стала старше и выше ростом. За Танцовщицей следовали нищие и малолетние уличные воришки.
Что она здесь делает?!