Умер там кто-то и умер.
- Что ж, - говорю, - выпьем за упокой души...
Он глянул на меня круглыми глазами, и толькотогдаяпочувствовал,
словновсеуменявнутриоборвалось.Помнится,явстал,уперсяв
столешницу и смотрю на него сверху вниз.
- Кирилл?!. - А у самого перед глазами серебряная паутина, и сновая
слышу, как она потрескивает, разрываясь. И через это жуткоепотрескивание
голос Дика доходит до меня как из другой комнаты:
- Разрыв сердца.Вдушевойегонашли,голого.Никтоничегоне
понимает. Про тебя спрашивали, я сказал, что ты в полном порядке...
- А чего тут не понимать? - говорю. - Зона...
- Ты сядь, - говорит мне Дик. - Сядь и выпей.
- Зона... - повторяю я и не могу остановиться. - Зона... Зона...
Ничего вокруг не вижу, кроме серебряной паутины. Весь бар запутался в
паутине, люди двигаются, а паутина тихонькопотрескивает,когдаониее
задевают. А в центре Мальтиец стоит,лицоунегоудивленное,детское,
ничего не понимает.
- Малыш, - говорю я ему ласково. - Сколько тебеденегнадо?Тысячи
хватит? На! Бери, бери! - сую я ему деньги и уже кричу: - Иди к Эрнестуи
скажи ему, что он сволочь и подонок, не бойся, скажи! Он же трус!..Скажи
и сейчас же иди на станцию, купи себе билет ипрямикомнасвоюМальту!
Нигде не задерживайся!..
Не помню, что я там еще кричал.Помню,оказалсяяпередстойкой,
Эрнест поставил передо мной бокал освежающего и спрашивает:
- Ты сегодня вроде при деньгах?
- Да, - говорю, - при деньгах...
- Может, должок отдашь? Мне завтра налог платить.
И тут я вижу: в кулаке у меня пачка денег. Смотрю янаэтукапусту
зеленую и бормочу:
- Надо же, не взял, значит, КреонМальтийский...Гордый,значит...
Ну, все остальное судьба.
- Что это с тобой? - спрашивает друг Эрни. - Перебрал малость?
- Нет, - говорю. - Я, - говорю, - в полномпорядке.Хотьсейчасв
душ.
- Шел бы ты домой, - говорит друг Эрни. - Перебрал ты малость.
- Кирилл умер, - говорю я ему.
- Это который Кирилл? Шелудивый, что ли?
- Сам ты шелудивый, сволочь, - говорю я ему. - Из тысячитаких,как
ты, одного Кирилла не сделать. Паскуда ты, -говорю.-Торгашвонючий.
Смертью ведь торгуешь, морда. Купил насвсехзазелененькие...Хочешь,
сейчас всю твою лавочку разнесу?
И только язамахнулсякакследует,вдругменяхватаютитащат
куда-то. А я уже ничего не соображаю и соображать нехочу.Оручего-то,
отбиваюсь, ногами кого-то бью, потом опомнился,сижувтуалетной,весь
мокрый, морда разбита. Смотрю на себя в зеркало инеузнаю,итикмне
какой-то щеку сводит, никогда этого раньше не было. А из зала шум,трещит
что-то, посуда бьется, девки визжат, ислышу:Гуталинревет,чтотвои
гризли:"Покайтесь,паразиты!ГдеРыжий?КудаРыжегодели,чертово
семя?.
." И полицейская сирена завывает.
Как она завыла, тут у меня в мозгу все словно хрустальноесделалось.
Все помню, все знаю, все понимаю. И в душе ужебольшеничегонет,одна
ледяная злоба. Так, думаю, я тебе сейчас устрою вечерочек! Я тебепокажу,
что такое сталкер,торгашвонючий!Вытащиляизчасовогокарманчика
"зуду", новенькую, ниразунепользованную,паруразсжалеемежду
пальцами для разгона, дверьвзалприоткрылибросилеетихоньков
плевательницу. А сам окошко в сортире распахнул инаулицу.Оченьмне,
конечно,хотелосьпосмотреть,каквсеэтополучится,нонадобыло
убираться поскорее. Я эту "зуду" переношу плохо, у меня отнеекровьиз
носа идет.
Перебежал я через двор и слышу: заработала моя "зуда" на всю катушку.
Сначала завыли и залаяли собаки повсемукварталу:онипервыми"зуду"
чуют. Потом завопил кто-то в кабаке, так что у меня даже ушизаложилона
расстоянии. Я так и представил себе, как там народишко заметался, - ктов
меланхолию впал, кто вдикоебуйство,ктоотстраханезнает,куда
деваться... Страшная штука "зуда". Теперь у Эрнеста не скоро полныйкабак
наберется. Он, конечно, догадается про меня, датолькомненаплевать...
Все. Нет больше сталкера Рэда. Хватит с меня этого. Хватит мнесамомуна
смерть ходить и других дураков этомуделуобучать.Ошибсяты,Кирилл,
дружок мой милый. Прости, да только, выходит, не ты прав, а Гуталинправ.
Нечего здесь людям делать. Нет в Зоне добра.
Перелез я через забор и побрел потихоньку домой. Губы кусаю,плакать
хочется, а не могу. Впереди пустота, ничего нет.Тоска,будни."Кирилл,
дружок мой единственный, как же это мы с тобой? Как же я теперь безтебя?
Перспективы мне рисовал, про новый мир, произмененныймир...атеперь
что? Заплачет по тебе кто-то в далекой России, аявотизаплакатьне
могу. И ведь я во всем виноват,паразит,некто-нибудь,ая!Какя,
скотина, смел его в гараж вести, когда у него глаза к темноте не привыкли?
Всю жизнь волком жил, всю жизнь об одном себе думал... И вот в кои-то веки
вздумал облагодетельствовать, подарочек поднести. На кой черт я вообще ему
про эту "пустышку" сказал?" И каквспомниляобэтом,взяломеняза
глотку, хоть и вправду волком вой. Я, наверное,изавыл,людиотменя
что-то шарахаться стали, а потом вдруг словно бы полегчало:смотрю,Гута
идет.
Идет она мне навстречу, моя красавица,девочкамоя,идет,ножками
своими ладнымипереступает,юбочканадколенкамиколышется,извсех
подворотен на нее глазеют, а она идет как поструночке,нинакогоне
глядит, и почему-то я сразу понял, что это она меня ищет.
- Здравствуй, - говорю, - Гута. Куда это ты, - говорю, - направилась?
Она окинула меня взглядом, в моментвсеувидела,имордууменя
разбитую, и куртку мокрую, и кулаки вссадинах,ноничегопроэтоне
сказала, а говорит только:
- Здравствуй, Рэд.