-Кононыкин закружил рукой над блюдом,выбирая кусок
попостнее.
- А мы думали,ты в Царицын подался.- Отец Николай щепотью взял горький
перец,откусил, принялся жевать. - Что, браток, окончен акт пиесы? Знаешь, что
уже и летающие тарелочки объявились? В одиннадцать часов их над Двуречьем целая
армада кружилась.Ицилиндры,иконуса,итарелочки...Прямо как уСола
Шуль-мана в книге.
- Ты знаешь,Коля, - сказал Кононыкин. - Мне сегодня в голову одна жуткая
мысль пришла.Никакой этонеСтрашный Суд.Этовообще кБогу отношения не
имеет.
- Да?- Отец Николай внимательно поднял бровь, одновременно выбирая кусок
соленого сыра. - Что ж тогда это, по-твоему?
- Вторжениеинопланетное,-сказалКононыкин.-Помните,Никанор
Гервасьевич,мы накануне об американцах говорили? Ну, что они Ангелов из своих
"Пэтриотов" сбивать попробуют?Так вот,все,что происходит,-это простая
маскировка. Зря они, что ли, несколько десятилетий над планетой летали? Они нас
изучали, очень внимательно изучали и нашли уязвимое место. День Страшного Суда.
Не будут же верующие своего Бога ракетными илазерными залпами встречать?Тем
более что идет онсудить по справедливости.Вот ииспользовали для вторжения
религиозный антураж.Ну,тысам посуди,неможет же Бог нас всех призывать
стучать друг на друга.Зачем Ему это?Он же ибез того все знает.Зачем Ему
Косаря на Царицын насылать?Зачем вообще город разрушать? Это не для Бога, это
может сделать лишь обычное разумное существо с комплексами.
- Много ты знаешь о делах и помыслах Господних,- проворчал отец Николай.
- Сказано у Иоанна:"...и произошли молнии и голоса, и громы и землетрясение и
великий град".
- Погодите,Николай,-вдругсказал Ворожейкин.Набледном лицеего
читался живой интерес. - А ведь в его словах есть определенный резон.
- Какая разница? - отозвался священник. - Даже если наш молодой друг прав,
для нас это сейчас не имеет никакого значения. Умирать придется в любом случае.
Чтомыможем противопоставить тому,кто способен обрушить саранчу наземлю,
призвать Косаря для разрушения миллионного города, оживить мертвых и лишить все
человечество средств коммуникации?Для нас они тот же Господь,только, как вы
говорите,вид сбоку. Я предпочитаю оставаться в вере, Никанор Гервасьевич. Так
спокойнее. И душа меньше болит.
- Завидую я тебе,Магомет,- вдруг ожил сидящий рядом с ними Апраксин. -
Ежели бы многоженство нашим кодексом разрешалось,я бы сам мусульманином стал.
Наши-тобабы вредные -скажешь ей:"сготовь закусочки,сдрузьями посидеть
хочу", она тебе такого наговорит, "томатовка" в горло не полезет.
- Постой,постой,-сказал Ворожейкин, стараясь не обращать внимание на
пьяного старика.- Выходит, все это сделано с одной целью: лишить человечество
способности к сопротивлению?
- Точно, - кивнул Кононыкин. - Вот говорят тебе:
Ятвой Бог ипришел судить тебя по делам твоим.
А ты знаешь,что такая
возможность однажды ужебыла предсказана.Чтожты,насвоего создателя с
топором кидаться станешь?
Онпотянулся засыромивдругувиделблестящие ивнимательные глаза
Когана.
- Что,Моисей Абрамович,-спросил Кононыкин, - страшно? Раньше бояться
надо было. В тридцать третьем году от Рождества Христова.
Коган покачал обвязанной полотенцем головой:
- Ох,Дмитрий, вам все высмеять хочется, над всем поиздеваться. А мне сон
вчера снился,Дима.Жуткий сон.Снилась мне дорога, по ней толпы людей идут,
усталые все,измученные,асреди нихинаша семья.Эсфирь ноет,Лизонька
плачет.Жарастоит неимоверная,впереди поднимается алое зарево,словно там
гигантскую печьрастопили,авдольдороги Ангелы схерувимами наповодках
стоят. Плач стоит на дороге, крики жуткие. А Ангелы
смеются. И херувимы тоже смеются... Только их смех на лай больше похож...
- Эй,казак иерусалимский,- с веселостью человека, слегка перебравшего,
окликнул Когана Магометов.-Чего грустный такой? Джигит веселым должен быть,
радостным. Не каждый ведь день с Аллахом встречается!
Он снова высоко поднял стопку.
- Уныние правоверного -радость для лукавого.Ликуйте правоверные, чтобы
впал в уныние лукавый,"Терпи же и прославляй хвалой твоего Господа до восхода
солнца и до захода,и во времена ночи прославляй Его и среди дня - может быть,
ты будешь доволен".
Выпили за сказанное.
- Да,-сноваожилАпраксин.-Знаменитое,таксказать,восточное
гостеприимство. Помню, перед Тегеранской конференцией нас в Иран отправили. Ну,
туда-сюда,пообжилисьнемного,по-персицкималостьнахватались,пошлив
самоволку.Нуи,значит,прямиком впубличный дом.Атам англичане уже в
очереди стоят.Мы,ясно дело,поддамши,но-в меру.По бутылочке приняли, а
больше ни-ни.Ахмель все одно в голову лупит.Ясное дело,что нам очередь,
особенно англичанская.Они,желторотики,еще войны не нюхали,ауже на баб
лезтьсобрались.Вот.Понятное дело,англичане сплошь молоденькие,заедать
стало, что оттесняем их. Ну, они, конешно, в драку. Да-аа! - Апраксин задумчиво
тронулзазвеневшиемедалииордена,заулыбалсядавним,ноприятным
воспоминаниям. - Тут нам не до баб стало, кровь-то играет, душа выхода требует.
Верите,тремяпатрулями забирали!Заарестовали,конешно.Утром проснулись,
вспоминать боязно.Союзникам морды понабили.Даза это нам точно порт Ванино
светил всем разом.Аобошлось.Сталину доложили,тот улыбку в усы спрятал и
спрашивает:"Комубольшедосталось?"Генераланглийский емуподкозырек:
дескать,на наших вояк глядеть без плача нельзя.Тогда Сталин и говорит: нет,
говорит,таких солдат,что врукопашной схватке русских одолели бы.И Берии
командует:наградитьинагерманскийфронтотправить,определить всехв
разведку.