— И природа пустяки? — проговорил Аркадий, задумчивоглядя вдаль на пестрые поля, красиво и мягко освещенные уже невысоким солнцем.
— И природа пустяки в том значении, в каком ты ее понимаешь. Природа не храм, а мастерская, и человекв ней работник.
Медлительныезвукивиолончелидолетелидоних издому в это самоемгновение. Кто-тоигралс чувством,хотя и неопытною рукою
"Ожидание" Шуберта, и медом разливалась по воздуху сладостная мелодия.
— Это что? — произнес с изумлением Базаров.
— Это отец.
— Твой отец играет навиолончели?
— Да.
— Да сколько твоему отцу лет?
— Сорок четыре.
Базаров вдруг расхохотался.
— Чему же ты смеешься?
— Помилуй!всорокчетырегода человек, pater familias (отец семейства (лат.). ), в ...м уезде — играет на виолончели!
Базаровпродолжалхохотать; но Аркадий, как ни благоговел перед своим учителем, на этот раз даже не улыбнулся.
Х
Прошло около двух недель. Жизнь в Марьине текла своим порядком: Аркадий сибаритствовал, Базаров работал. Все в доме привыкли к нему, к
его небрежным манерам, к его немногосложным и отрывочным речам.
Фенечка, в особенности,дотого с нимосвоилась, что однажды ночью велела разбудить его: с Митей сделалисьсудороги; и он пришел и, по
обыкновению, полушутя,полузевая, просидел у ней часа два и помог ребенку. Зато Павел Петрович всеми силами души своей возненавидел Базарова:
он считал егогордецом, нахалом,циником, плебеем; он подозревал, что Базаров не уважает его, что он едва линепрезираетего — его, Павла
Кирсанова! Николай Петрович побаивался молодого"нигилиста" и сомневался в пользе его влияния на Аркадия; но он охотно его слушал,
охотно присутствовалпри его физических и химических опытах. Базаровпривез ссобоймикроскопипоцелымчасам с ним возился. Слуги
также привязались к нему, хотя она над ними подтрунивал: они чувствовали, что он все-такисвой брат, не барин. Дуняша охотно с ним хихикалаи
искоса, значительно посматривала на него, пробегаямимо "перепелочкой"; Петр, человек до крайности самолюбивый и глупый,вечно с
напряженными морщинами на лбу, человек, которого все достоинство состояло в том, что он глядел учтиво, читал по складам и часто чистил щеточкой
свой сюртучок,— и тот ухмылялсяи светлел, как только Базаров обращал на него внимание; дворовые мальчишки бегали за "дохтуром", как собачонки.
Один старик Прокофьич не любил его, с угрюмым видом подавал ему за столом кушанья, называлего "живодером" и "прощелыгой" и уверял, что он с
своими бакенбардами — настоящая свинья в кусте. Прокофьич, по-своему, был аристократ не хуже Павла Петровича.
Наступили лучшие дни в году — первые дни июня. Погодастоялапрекрасная; правда, издалигрозилась опять холера, но жители ...й губернии
успели уже привыкнутьк ее посещениям. Базаров вставал очень рано иотправлялсяверстыза две, затри, не гулять — он прогулок без цели
терпеть не мог,— а собирать травы, насекомых. Иногда он брал с собой Аркадия. На возвратномпути у них обыкновенно завязывался спор, и Аркадий
обыкновеннооставалсяпобежденным, хотя говорил больше своего товарища.
Однажды они как-то долго замешкались;Николай Петрович вышелк ним навстречу в сад и, поравнявшисьс беседкой, вдруг услышал
быстрые шаги и голосаобоихмолодых людей. Онишлипо ту сторону беседки и не могли его видеть.
— Ты отца недостаточно знаешь,— говорил Аркадий.
Николай Петрович притаился.
— Твойотецдобрыймалый,— промолвил Базаров, — но он человек отставной, его песенка спета.
НиколайПетрович приник ухом... Аркадийничего не отвечал.
"Отставнойчеловек"постоялминутыдве неподвижнои медленно поплелся домой.
— Третьего дня, я смотрю, он Пушкина читает,— продолжал между темБазаров.— Растолкуй ему, пожалуйста,что это никуда не годится. Ведь
онне мальчик:пора бросить эту ерунду. И охота же быть романтиком в нынешнее время! Дай ему что-нибудь дельное почитать.
— Что бы ему дать? — спросил Аркадий.
— Да,ядумаю,Бюхнерово"Stoff und Kraft" ("Материя и сила" (нем.).)на первый случай.
— Я сам так думаю,— заметил одобрительно Аркадий . — "Stoff und Kraft"написанопопулярным языком.
— Вот как мы с тобой,— говорилвтотжедень после обедаНиколайПетровичсвоемубрату, сидя у него в кабинете: — в отставные
люди попали, песенка наша спета. Что ж? Может быть, Базаров и прав; но мне, признаюсь, одно больно: я надеялся именно теперь тесно и дружески
сойтись с Аркадием, а выходит, что яостался назади, он ушелвперед, и понять мы друг друга не можем.
— Да почему он ушел вперед? И чем он от нас так уж очень отличается? — с нетерпением воскликнул ПавелПетрович.— Этовсеемув голову
синьорэтот вбил,нигилистэтот.Ненавижуяэтоголекаришку; по—моему,онпростошарлатан;яуверен,чтосо всемисвоими
лягушкамионивфизикенедалеко ушел.