Вдруг лицо его изменилосьи, обернувшись к Аркадию, он, как бы с смущением,проговорил: "Одинцова приехала".
Аркадийоглянулсяиувидалженщинувысокого роста в черном платье, остановившуюся в дверях залы. Онапоразилаегодостоинством
своей осанки. Обнаженныеее руки красиво лежали вдоль стройного стана; красиво падалис блестящих волос на покатые плечи легкие ветки фуксий;
спокойно и умно,именно спокойно,а не задумчиво, глядели светлыеглаза из—под немного нависшего белого лба, и губы улыбались едва заметною
улыбкою. Какою—то ласковой и мягкой силой веяло от ее лица.
— Вы с ней знакомы? — спросил Аркадий Ситникова.
— Коротко. Хотите я вас представлю?
— Пожалуй... после этой кадрили.
Базаров также обратил внимание на Одинцову.
— Эточтозафигура? — проговорилон.— На остальных баб не похожа.
Дождавшиськонцакадрили,Ситниковподвел Аркадия к Одинцовой; но едва ли он был коротко с ней знаком: и сам он запутался в речах
своих, и она гляделананего снекоторымизумлением. Однако лицо ее приняло радушное выражение, когда она услышала фамилиюАркадия. Она
спросилаего, несын лион НиколаяПетровича?
— Точно так.
— Я видела вашего батюшку два раза и много слышалао нем,— продолжала она,— я очень рада с вами познакомиться.
В это мгновение подлетел к ней какой-то адъютант и пригласил ее на кадриль. Она согласилась.
— Выразветанцуете? —почтительноспросил Аркадий.
— Танцую. А вы почему думаете, что я не танцую? Или я вам кажусь слишком стара?
— Помилуйте, как можно... Но в таком случае позвольтемне пригласить вас на мазурку.
Одинцова снисходительно усмехнулась.
— Извольте,— сказала она и посмотрела на Аркадияне то чтобы свысока, а так, как замужние сестры смотрят на очень молоденьких братьев.
Одинцова была немного старше Аркадия, ей пошел двадцать девятый год, но в ее присутствии он чувствовалсебя школьником, студентиком,
точно разница лет между ними была гораздо значительнее. Матвей Ильич приблизился к ней с величественным видом и подобострастнымиречами.
Аркадий отошел в сторону, но продолжалнаблюдать за нею: он не спускал с нее глаз и во время кадрили. Она так же непринужденно разговаривалас
своим танцором, какиссановником, тихо поводила головой и глазами, и раза два тихо засмеялась. Нос у ней был немного толст, как почти у
всех русских, и цвет кожи не был совершенно чист; со всем тем Аркадий решил, что онеще никогда не встречал такой прелестной женщины.
Звук ее
голоса не выходил у него из ушей; самые складкиее платья, казалось, ложилисьу ней иначе, чему других, стройнее ишире, и движения ее были
особенно плавны и естественны в одно и то же время.
Аркадийощущалнасердценекоторуюробость, когда, припервыхзвукахмазурки,онусаживался возлесвоейдамы и, готовясь
вступитьвразговор, толькопроводилрукойповолосам иненаходилни единого слова. Но он робел и волновался недолго; спокойствие
Одинцовой сообщилось и ему: четверти часа не прошло, как ужон свободно рассказывал о своем отце, дяде, о жизни в Петербурге и в деревне.
Одинцова слушала его с вежливым участием, слегка раскрывая и закрывая веер; болтовняего прерывалась, когда ее выбираликавалеры;Ситников,
междупрочим, пригласилее двараза. Онавозвращалась, садиласьснова, бралавеер, идажегрудьеенедышалабыстрее, а Аркадий
опять принимался болтать, весь проникнутыйсчастием находиться в ее близости, говорить с ней, глядя в ее глаза, в ее прекрасный лоб, во все ее
милое, важное и умное лицо. Сама она говорила мало, но знаниежизни сказывалось в ее словах; по иным ее замечаниямАркадий заключил, что эта
молодая женщина уже успела перечувствовать и передумать многое...
— С кемвыэтостояли? — спросилаонаего,— когда господин Ситников подвел вас ко мне?
— А вы его заметили? — спросилвсвоюочередь Аркадий. — Не правда ли, какое у него славное лицо? Это некто Базаров, мой приятель.
Аркадий принялсяговорить о "своемприятеле".
Он говорил о нем так подробно и с таким восторгом, что Одинцова обернулась к нему и внимательно на него посмотрела. Между тем мазурка
приближалась к концу. Аркадию стало жалко расстаться с своей дамой: он так хорошо провел с ней около часа! Правда, он в течение всего этого
временипостоянно чувствовал, как будто она к нему снисходила, как будто ему следовало быть ей благодарным... но молодые сердца не тяготятся
этим чувством.
Музыкаумолкла.
— Merci, — промолвилаОдинцовавставая. — Вы обещали мне посетить меня, привезите же с собой и вашегоприятеля. Мне будет очень
любопытно видеть человека,который имеет смелость ни во что не верить.
ГубернаторподошелкОдинцовой,объявил,что ужин готов, и с озабоченнымлицомподалейруку. Уходя, она обернулась, чтобыв
последний раз улыбнуться и кивнуть Аркадию. Он низко поклонился, посмотрелейвслед (как строен показался ему ее стан, облитый сероватым
блеском черного шелка!) и, подумав:"В это мгновенье она уже забыла о моем существовании", — почувствовал на душе какое-то изящное смирение.