Конечно, по поводу внука королевы ходили слухи, но, как и многие другие, я считал их плодом воображения напуганной толпы.
– Само собой, он был безумцем: душевное расстройство на почве сифилиса. Вы наверняка понимаете, перед какой дилеммой мы стояли, – сказал Мориарти.
– Моего внука пришлось исключить из числа претендентов на трон. Одна мысль о том, что наследник – убийца, потрясла бы основы монархии и нашей империи. Поэтому от него, если можно так выразиться, избавились, как от бешеной собаки, – с помощью высокопоставленных лиц инсценировали смерть. Последние несколько лет Альберт Виктор под именем Виктора Уэнсди содержался в приюте для умалишенных в Друидс-Хилле. Даже моя любимая Виктория не знает всей правды, – сказал принц Альберт.
– Можете не сомневаться, ваше королевское высочество, что никто об этом не узнает ни от Мюррея, ни от меня, – заверил я.
– Спасибо, доктор.
То были слова не монарха, а убитого горем отца.
Третий снова взял перо. На этот раз листок отправился прямо к принцу Альберту.
Старик прочитал его и кивнул.
– Не могу не согласиться. Профессор, я намерен полностью передать дело вам. Если потребуется, в вашем распоряжении будут все государственные ресурсы.
Принц-консорт написал на листе бумаги несколько строк, скрепив их отпечатком своего перстня на горячем воске. Его сын взглянул на текст, подписал и поставил собственную печать.
– Это не только даст вам доступ в приют, но и полномочия поступать так, как вы сочтете нужным в отношении Виктора Уэнсди, – сказал принц Эдуард.
– Все полномочия?
Я приподнял бровь. Для меня эти слова означали власть над жизнью и смертью. Подозреваю, что для Мориарти тоже.
– Все полномочия, – подтвердил наследник престола.
– Понимаю. И буду стараться действовать как можно благоразумнее.
– Ни минуты в том не сомневался, – тихо ответил старик.
Мориарти решил, что Мюррею лучше оставаться в Лондоне, пока мы с ним нанесем визит в «Друидс-Хилл». В пути нас сопровождал еще один человек – Мэри Морстен.
– Думаю, в вашем предприятии ее помощь пригодится, – сказал принц Эдуард.
Я начал возражать, опасаясь за ее безопасность. К тому же у меня возникла мысль, не является ли в этом мире Мэри одним из многих «близких друзей», которых мог иметь в виду Берти.
– Прежде чем вы станете возражать, доктор, – сказала она, – позвольте кое-что объяснить. Я еще и квалифицированный врач, выпускница Королевского колледжа. Некоторое время практиковала. Моя последняя специализация – судебная психиатрия.
Мэри всегда проявляла серьезный интерес к моей работе, но я не предполагал, что он может зайти так далеко. Вряд ли стоит говорить, что моему изумлению не было предела. Мне доводилось слышать о женщинах-врачах, но до сих пор я ни одной не встречал.
– Каково состояние принца? – спросил я.
– Оно постепенно ухудшается. Бывают периоды просветления, но недолгие. Как у многих страдающих сифилисом, мысли путаются, действия малоосмысленны или безрассудны. Иногда он впадает в смертельную ярость – при упоминании некоторых тем, в частности когда речь заходит о королеве, его бабушке. Всего три недели назад он чуть не убил врача, сделавшего замечание, – сказала она.
– Вы понимаете опасность, которой себя подвергаете? – спросил я, осознав, что говорю с женщиной, в последние годы проведшей немало времени в обществе Джека-потрошителя и при том оставшейся в живых.
– Да, доктор Ватсон, – ответила Мэри. – Но спасибо, что беспокоитесь обо мне.
– Могу я задать вопрос, профессор? – сказал я.
– Конечно. Учитывая нынешние обстоятельства, могу предположить, что у вас их немало.
– Тот худой джентльмен на Кьюдеджин-сквер, что все время молчал, – кто он? Принц явно ему доверяет.
– Так оно и есть. Его фамилия Холмс.
– Холмс? Майкрофт Холмс?
– Он самый, Ватсон. Как вижу, вы слышали о нем?
– Да. Чем он занимается?
– Точно не знаю, но думаю, что он глава секретной службы.
– Думаете?
– Это очень большая тайна.
Хоть что-то в этом мире напоминало мой! Покачав головой, я повернулся к Мэри.
Мы отправились с вокзала Виктория на следующее утро. В пути выяснилось, что мне удивительно легко общаться с Мэри, так похожей на женщину, которую я любил. И в то же время они отличались друг от друга как день и ночь.
Вот и приют для умалишенных «Друидс-Хилл». Судя по названию, это место могло выглядеть более зловеще, чем роскошное загородное поместье, куда мы прибыли тем же вечером. Покоившийся на прочном каменном фундаменте дом с не менее чем трехсотлетней историей был окружен забором, который местами прятался под вьюном и деревьями. Узорные решетки на окнах были изготовлены из чугунной арматуры.
– Настоящая крепость, – сказал я.
– Холмсу будет нелегко сюда проникнуть, – заметила Мэри.
– Доктор Морстен, я высоко ценю тот факт, что вы не считаете это невозможным, – сказал Мориарти. – Пока мы ехали, я придумал пять способов проникновения. Это нечто вроде вызова, и раньше Холмс его всегда принимал.
Директором «Друидс-Хилла» оказался дородный джентльмен с бакенбардами – доктор Р. А. Трокмортон. У него был самодовольный вид человека, нашедшего свою нишу и готового защищать ее до конца.
– Я не позволю нарушать размеренную жизнь этого заведения! Врываясь сюда посреди ночи, вы рискуете свести на нет многие месяцы труда. Доктор Морстен, я крайне удивлен, что вы связались с… искателями приключений.
При этих словах Мориарти привстал в кресле, но тут же снова сел. Его лицо ничего не выражало, серые глаза пристально смотрели на доктора Трокмортона. Послышалось клацанье металла, и я заметил, что профессор перекатывает в руке три железных шарика.
– Вы видели бумагу, подтверждающую полномочия.
– Да, видел. Эта бумажка заставляет меня думать, что душевное расстройство Виктора Уэнсди лишь отчасти вызвано болезнью, а в большей степени – родословной, – сказал Трокмортон.
– Подобное заявление граничит с изменой, доктор, – проговорил я.
– Оно граничит с правом свободнорожденного англичанина говорить то, что он думает, сэр, – ответил директор. – Правом, которым обладаем мы все – и республиканцы, и роялисты.
– Доктор Трокмортон, здесь не Гайд-парк. Вам известно, каковы мои полномочия, от кого они исходят и до каких границ простираются. Вы знаете, кто я. Мои спутники – врачи, они наверняка сумеют позаботиться о здоровье пациента. Вы допустите меня к нему? – спросил Мориарти.
– Да, – наконец уступил Трокмортон.
Альберт Виктор, герцог Кларенский, третий в очереди претендентов на трон Великобритании, он же Виктор Уэнсди, не спал, а сидел на кровати, не сводя глаз с пейзажной картинки, висевшей на противоположной стене.
Его держали под землей, на самом нижнем уровне «Друидс-Хилла», на глубине почти тридцать футов. По словам Мэри, ему дозволялось покидать камеру лишь в сопровождении охраны. Эта часть приюта была отведена для самых опасных душевнобольных. Пока мы шли по коридорам, я слышал крики страдания и ярости, проникавшие сквозь каменную кладку.
– Он сидит уже много дней без сна, просто таращится на картину, словно пытаясь вникнуть в ее мельчайшие детали. Возможно, это своего рода бегство от реальности, – сказала Мэри. – Иногда лепечет что-то практически лишенное смысла. А порой его ум проясняется, хотя это происходит все реже. Он словно понимает, что совершил и что с ним происходит.
Мы пробыли там целый час, но за это время принц не ответил ни на один вопрос, вообще не заметил нашего присутствия. Он так и сидел на краю постели, неотрывно глядя на картину. Я достаточно отчетливо видел его лицо, чтобы различить черты сходства с двумя другими лицами, виденными мною несколько часов назад. Больной потерял в весе, но какое бы имя он ни носил в «Друидс-Хилле», передо мной безусловно была особа королевской крови.
– Интересно, знает ли он, что его хотят освободить? – спросил я.
– Мне было бы это известно, если бы Холмс пытался с ним связаться. Но сомневаюсь, что Виктор помнил бы об этом, – сказал Мориарти. – На данной стадии сифилиса память больного крайне слаба.
Тем временем принц встал и пересек камеру, чтобы слегка поправить картину. Затем он начал расхаживать взад и вперед медленным размеренным шагом, держа осанку, вполне достойную члена августейшей семьи.
На миг остановившись, он посмотрел на нас, слегка кивнул Мэри и пошел дальше.
– Вряд ли стоит ждать прямого нападения, – сказал я Мориарти.
– Возможно, – ответил он.
– Порой лобовая атака оказывается лучшей стратегией, – послышался голос у нас за спиной.
Повернувшись, мы увидели в дверях, которые вели на верхние этажи приюта, директора Трокмортона. Голос же принадлежал по-медвежьи крупному мужчине, стоявшему прямо позади него. Одной рукой он держал директора за шею, а другой прижимал к его виску пистолет.
– Если вы, джентльмены и леди, будете столь любезны отойти к дальней стене, для большинства из нас все станет намного проще.
– Прошу вас, сделайте, как он просит! Уже застрелены два моих санитара, и кто знает, сколько еще будет жертв, – умоляюще проскулил Трокмортон.
– Полагаю, полковник Моран? – сказал я.
– Он самый. А вы кто такой, сэр? Я знаю Мориарти и эту девушку, но вы мне не знакомы.
– Полковник медицинской службы Джон Ватсон, Пятый Нортумберлендский стрелковый полк. Возможно, вам знакомо мое бывшее подразделение.
Я решил присвоить себе непривычное звание, надеясь стать в глазах Морана равным ему.
– Прекрасный полк. А теперь, полковник, если вы не встанете у стены, я пристрелю вас, а затем директора Трокмортона, – сказал он.
Увы, похоже, мне не удалось произвести на него впечатление.
– Знаете, мистер Холмс, – покачал головой Мориарти, – думаю, вам будет удобнее, если полковник Моран вынет пистолет из вашего уха.
Сперва я не мог понять, какую игру он ведет, но затем увидел перемену, произошедшую с директором приюта. Моран действительно отпустил его, отойдя на несколько шагов назад. С плеч Трокмортона соскользнул пиджак на толстой подкладке, за ним последовали подложенная под рубашку подушка, затем копна растрепанных рыжих волос и такие же бакенбарды.
Шерлок Холмс выпрямился во весь свой рост. Его лицо ничем не отличалось от лица моего друга, если не считать более глубокие морщины вокруг глаз.
– Так намного лучше. Изменить внешность – дело несложное, но у этого человека столь невыносимый характер, что я не понимаю, как можно выдержать рядом с ним хотя бы минуту. Профессор, когда вы распознали обман?
– Не сразу. Я стал подозревать, что разговариваю не с настоящим доктором Трокмортоном, заметив, что одна из ваших бакенбард приклеена неудачно. Вы превосходно сыграли. Несомненно, могли бы стать хорошим актером, – сказал Мориарти.
– Благодарю вас! Подобно многим, я мечтал о театре. Возможно, если бы моя жизнь пошла по иному пути… Но к делу это не относится. Ваше внезапное появление вынудило меня поспешить с исполнением моего плана.
Опустив тонкие пальцы в карман жилета, Холмс извлек длинный серый ключ, вставил его в замок и с торжествующим видом распахнул дверь.
– Ваше высочество, не будете ли вы так любезны пойти со мной?
Виктор Уэнсди продолжал расхаживать туда-сюда, не обращая внимания на Холмса. Наконец остановившись, он даже не взглянул ни на Шерлока, ни на открытую дверь, а уставился на картину.
– Это реальность или обретший форму очередной кошмар? – прошептал он.
– О, самая настоящая реальность, ваше высочество. Кошмаром эта ночь станет для тех, кто вас здесь запер, – ответил Холмс.
– Хорошо, – сказал принц.
Впервые мне показалось, будто Виктор Уэнсди исчез, а его место занял принц Альберт Виктор.
– Мы были бы рады, если бы вы пошли вместе с нами, доктор Морстен, – небрежно бросил Холмс, направляясь к двери.
При мысли о том, что Мэри может оказаться в руках изощренного преступника, известного как Джек-потрошитель, я, не думая о последствиях, с криком бросился на Холмса. Но путь к двойнику моего старого друга преградила человекоподобная гора. Моран схватил меня за лацканы пиджака и с размаху швырнул на решетку камеры.
Последнее, что я услышал, прежде чем лишиться чувств, – голос Мэри, звавшей меня по имени.
Прошла не одна вечность, прежде чем тьма рассеялась. Я попытался что-то сказать, но слова заглушил грохот в голове, напоминавший смену караула у Букингемского дворца. Попытка приподняться закончилась ничем: слабость накрыла меня как волна и снова опустила на пол.
– Спокойно, доктор. Вы не только лишились чувств, но и сильно ударились головой о решетку. Сотрясения, похоже, нет, но немного полежать нужно, – сказал Мориарти.
Мы находились в камере принца – это стало ясно почти сразу. Чтобы понять, что дверь надежно заперта, спрашивать не требовалось.
– Как долго я был без сознания?
– Минут десять, не больше.
Мориарти, похоже удовлетворенный моим состоянием, повернулся к двери и начал внимательно ее изучать.
– Не думаю, что стоит обсуждать очевидное, – сказал я. – Но если мы не выберемся отсюда, Мэри рискует стать шестой жертвой Джека-потрошителя.
– Восьмой. Были еще две, о которых общественности неизвестно. Впрочем, полагаю, вы правы, – ответил он.
В тот же миг дверь распахнулась. Повернувшись ко мне, Мориарти показал тонкую проволоку, которую он вновь прикрепил к цепочке карманных часов.
– Идемте, доктор?
Прежде чем я успел подняться на ноги, Мориарти подошел к противоположной стене и сунул руку в мусорную корзину возле поста охраны. Покопавшись там, он извлек револьвер, который дал мне накануне вечером Мюррей.
– Вышибив из вас дух, Моран обыскал нас обоих. Он нашел у вас оружие, но самолюбие не позволило ему оставить себе обычный армейский револьвер. Вряд ли он ожидал, что мы так быстро им воспользуемся. – Профессор протянул находку мне.
Главный холл «Друидс-Хилла» был почти пуст. Я услышал, как старинные часы пробили десять.
– Вероятно, они направляются к каретному сараю, – сказал Мориарти.
Я уже бежал к двери, опережая его на десяток шагов. К несчастью, мы опоздали. Я едва успел выскочить из дверей, как мимо галопом пронеслась открытая коляска. Человек, державший поводья – похоже, Моран, – силился управлять лошадьми, одновременно борясь с соседом, явно намеревавшимся вытолкнуть его из коляски. Судя по всему, это был принц.
– Нам их не догнать! – крикнул профессор. – Стреляйте, Ватсон, стреляйте!
Я трижды выстрелил.
Моран потерял управление, когда лошади на дорожке вошли в крутой поворот. Коляску несколько раз бросило из стороны в сторону, затем она опрокинулась набок, и ее пассажиры вместе с перепуганными лошадьми растянулись на траве.
Мэри я обнаружил в нескольких футах от того поворота. Она попыталась приподняться, чтобы выползти из смягчивших падение кустов, но ее лицо тут же исказилось от боли.
– Не уверена точно, – сказала она, – но, кажется, я сломала руку.
К счастью, перелом был закрытый. Остальные повреждения сводились к синякам и ссадинам.
– Честная плата за мою жизнь, – улыбнулась она.
Морана мы нашли лежащим без сознания на земле, а тело принца со сломанной шеей оказалось под перевернутой коляской – смерть наступила почти мгновенно.
Мориарти досталась незавидная задача – известить отца и деда о том, что история, сочиненная ими много лет назад, стала реальностью.
– Что произошло в коляске? Почему принц напал на Морана? – спросил Мориарти у Мэри.
– Я сама не успела понять. Как только мы выехали из сарая, Моран что-то сказал принцу, тот яростно закричал и вцепился полковнику в горло. Впрочем, я этому рада, – ответила она.
– Что бы ни случилось, похоже, Джек-потрошитель спас вам жизнь, – заметил Мориарти.