О переговорах с отцом Илзе его величество рассказывал в том же стиле. Цитировал меня и Иаруса Рендарра, тщательно подчеркивал весомость каждого моего аргумента, и даже описывал реакцию Молниеносного на те или иные фразы. Причем делал все это с такой уверенностью, как будто присутствовал при этом разговоре! Ну, а для того, чтобы придать истории законченный вид, взял, да и ввернул в рассказ фразу, в сердцах брошенную королем Иарусом графу Мальиру:
- Это не проигрыш, а катастрофа…
…Дослушав рассказ, Илзе на мгновение прикрыла глаза, потом встала и присела в реверансе:
- Ваше величество! Прежде, чем дать ответ на ваше предложение, я бы хотела поговорить с графом Ауроном Утерсом. Наедине. Вы позволите нам ненадолго удалиться?
Его величество утвердительно кивнул:
- Через час-полтора я уеду во дворец. Если вы определитесь со своими планами до этого момента - хорошо. Нет - сообщите о своем решении через графа Аурона… Еще раз большое спасибо… Я вас не задерживаю…
…Распахнув дверь в свои покои, я пропустил Илзе вперед, зашел следом, набрал в грудь воздуха… и почувствовал, что вот-вот сгорю со стыда: в глазах повернувшейся ко мне принцессы стояли слезы!
- Граф Аурон Утерс! Я возвращаю вам ваше слово…
'Вам???'
Услышав такое обращение, я почувствовал, что у меня обрывается сердце:
- Илзе, я…
- Граф, я не договорила… - вцепившись пальцами в поясок, выдохнула принцесса. И, собравшись с духом, выпалила: - Я вас недостойна, и считаю себя не вправе оставаться вашей подзащитной…
- Что??? - ошалело воскликнул я. И, сделав шаг к ней навстречу, осторожно взял ее за плечи: - Ты? Недостойна? Меня? Да что же ты такое говоришь-то? Это я тебя недостоин! Я не стал тебе говорить о том, что решил выкрасть Видящих! Я оскорбил тебя недоверием! Я…
Тоненький пальчик ее высочества прикоснулся к моим губам и заставил меня замолчать:
- Граф! Вы ни на шаг не отступили от данной мне клятвы! Вы придумали, как заставить моего отца отказаться от своих планов! Вы вынудили королей Элиреи, Онгарона и Морийора поступить так, как вы считали верным. Вы совершили невозможное, выиграв войну и не пролив при этом ни капли крови. А я… я в вас засомневалась… Мне стыдно…
- Я умолчал о том, что собираюсь выкрасть Видящих, Илзе! - еще раз повторил я.
- Вы имели полное право не посвящать меня в свои планы, граф: во-первых, вы - воин, а я - нет. Во-вторых, клятва Жизни подразумевает заботу, а не безграничную откровенность… В-третьих… в общем, повторяю еще раз: я освобождаю вас от данного мне слова…
Илзе смотрела на меня и плакала. Слезы скатывались по ее щекам, собирались на подбородке и одна за другой срывались в короткий полет к глубокому вырезу черно-желтого платья. Платья моих родовых цветов.
Понимание резануло меня по сердцу, как острый нож: платье было символом. Символом ее отношения ко мне!!! Выпустив ее плечи из своих пальцев, я сглотнул подступивший к горлу комок, собрался с духом и опустился на одно колено:
- Я не верну тебе свое слово, Илзе… Ни за что на свете… И… я дам тебе другое… Слово Сердца… Я знаю, что такой клятвы нет, но… если мне так хочется, то почему бы ее не придумать? Илзе Рендарр! Я, Аурон Утерс, граф Вэлш, отдаю вам свое сердце… и… обещаю, что никогда его не заберу…
- Ты сошел с ума? - глядя на меня округлившимися глазами, прошептала принцесса. - Ты вообще понимаешь, что мне только что пообещал?
- Да… - кивнул я. - Понимаю… Ты примешь эту клятву, Илзе?
Илзе зачем-то покосилась на входную дверь, а потом облизала пересохшие губы:
- Только в том случае, если ты примешь такую же клятву от меня…
Глава 6. Алван-берз.
…Рука адгеш-юли была легка, как лебяжий пух, бела, как предрассветный туман, и горяча, как ласки Кеите-иринэ. А еще от нее вкусно пахло молоком и сладостями. Полюбовавшись на запястье, хрупкое, как ажурные стеклянные вазы северян, Алван аккуратно прикоснулся к тоненькому пальчику, запутавшемуся в черных волосах, растущих на его груди, и вдруг почувствовал, что улыбается. Просто так, без причины.
Ощущение было странным. Как будто женщина, греющая его постель, вдруг взяла и согрела его душу…
- Дайана… - повернувшись к ней голову, еле слышно выдохнул вождь. И тут же услышал ответный шепот:
- Да, мой повелитель…
- Ты не спишь? - удивленно спросил Алван. И, перевернувшись на бок, осторожно отвел белоснежную прядь с лица своей адгеш-юли.
На мягких розовых губах лайш-ири расцвела улыбка:
- Нет, мой повелитель… Я проснулась еще в час волка…
- Почему не разбудила? - Алван улыбнулся ей в ответ, а потом нежно прикоснулся пальцем к ее щеке, все еще хранящей тепло его плеча.
Девушка пожала плечами, от чего с ее грудь выскользнула из-под одеяла:
- Ты говорил, что сегодня у тебя будет тяжелый день… Я решила, что тебе надо выспаться… А еще тебе снилось что-то хорошее, и я не ста-…
- Ты - лучше любого сна… - перебил ее берз, и, приподнявшись на локте, сбросил с тела Дайаны скрывавшую его ткань.
В глазах лайш-ири мелькнули искорки сдерживаемого смеха:
- Мой повелитель! Ты неутомим, как Субэдэ-бали, и неудержим, как степной пожар…
- А ты нежна, как земное воплощение Кеите-иринэ, горяча, как лучи полуденного солнца и еще желанна, как глоток воды для путника, заплутавшего в песках. И кружишь голову сильнее, чем самое крепкое вино…
- Правда? - одними губами спросила Дайана. И, не дожидаясь ответа, откинулась на спину. А потом слегка сдвинулась в сторону. Так, чтобы на ее груди заиграл лучик солнца, заглядывающий в юрту через узенькую щель между стенкой и шкурой пардуса, закрывающей выход.
Алван по-хозяйски потянулся к тяжелому полушарию… и остановил руку: белая кожа вокруг нежно-розового соска оказалась усыпана черными пятнами синяков.
- Тебе было… больно? - вырвалось откуда-то из глубины души.
Лайш-ири вздрогнула, как сурок, услышавший подозрительный шорох, а потом отвела взгляд в сторону и пожала плечами:
- Ты - мужчина! Значит, можешь брать меня так, как тебе хочется…
Алван оперся на руку, наклонился над своей адгеш-юли, прикоснулся губами к ее соску и удивленно замер - отдавать тепло души оказалось намного приятнее, чем брать!
- Знаешь, я, кажется, понял одну очень важную вещь…
- Какую, мой повелитель?
- Не много чести показывать силу тому, кто слабее тебя…
Лайш-ири закусила губу, потом робко улыбнулась, и посмотрела на Алвана таким взглядом, что у него сразу же помутилось в голове…
…Вождь Вождей выбрался из юрты в час орла. И удивленно уставился на склонившихся в поясном поклоне телохранителей.
- Что-то не так?
- Все так! - выскользнув из соседней юрты, улыбнулся Касым. - Поздравляю тебя с великой победой, берз!
- О чем это ты? - нахмурился Алван.
Шири сжал правый кулак, и изо все сил ударил по сгибу правого локтя левым предплечьем:
- Твоя женщина стонала с рассвета и до полудня… Шири, ожидающие твоего появления, уже часа полтора посыпают головы пеплом. Да что там шири - уже весь Эрдэше судачит о мужской силе нового берза! А Дайриза, дочь Цертоя - уже в степи. Собирает цветы на Венок Первого Слова…
- Ого! - удивленно протянул Алван: первая красавица Степи не могла покинуть своей юрты без прямого приказа своего отца! А, значит, к вечеру надо было ждать гостей…
- То ли еще будет… - усмехнулся Гогнар, сын Алоя, по своему обыкновению, словно ниоткуда возникший около Касыма. - К вечеру на расстоянии половины дневного перехода от нас не останется ни одного цветка! А у твоей юрты соберется толпа из отцов красивейших девушек ерзидов…
Представив себе полногрудую и широкобедрую Дайризу, скидывающую с себя Покров Первой Ночи, Алван самодовольно усмехнулся. А потом вдруг почувствовал, что широкие бедра и тяжелый зад дочери вождя Цхатаев волнуют его не больше, чем сложенные рядом с юртой куски кизяка!
Удивленно прислушавшись к своим ощущениям, вождь попробовал представить себе лица других известных красавиц и понял, что испытывает к ним те же самые чувства: равнодушие напополам с легким презрением.
'Устал?' - ошалело подумал он. Потом вспомнил манящие изгибы тела лайш-ири, и понял, что вот-вот воспламенится, как сухой хворост!
- Я не хо-… - начал, было он. Но, увидев предупредительный жест своего эрдэгэ, прикусил губу.
Белолицый лайши удовлетворенно кивнул, а потом показал в сторону Высокой юрты:
- У меня есть хорошие новости, берз! Они стоят того, чтобы о них поговорить. Желательно, наедине…
…Сын Алоя был умен, как орс-алуг, хитроумен, как Субэдэ-бали, умел находить путь без звезд и не терялся даже под крылом песчаной бури. Мало того, казалось, что он способен превратить в оружие даже след от утреннего ветерка. Ибо видел сокрытое, и без труда читал человеческие души.
'Не отвергай Первых даров, берз!' - говорил он. Точно зная, что в душе Алвана - лишь пепел от прогоревшего костра. - 'Ибо этим самым ты оттолкнешь от себя тех, кто готов стать продолжением твоей Воли. Ты - Вождь Вождей, значит, должен думать не сердцем, а блистающим клинком своего Духа, стремящегося на Север. Все эти женщины - лишь песчинки, подхваченные могучим потоком твоей жизни. Чем больше таких песчинок оставят Покров Первой Ночи на твоей кошме, тем преданнее станут сражаться за тебя их отцы…'
…То, что вожди ерзидов живут не первую весну и способны рубить стрелы на полном скаку, белолицего лайши нисколько не волновало: - 'Их желание влиять на тебя через своих дочерей так и останется желанием… Ибо ты - охотник. А они - твоя добыча… Слушай меня, и запоминай…'
…Советы эрдэгэ были просты, и понятны. А Путь, который он показывал Алвану - извилист, но единственно верен. И часа через полтора беседы берз принял его всей душой.
- Я рад, что на Зеленой кошме сидишь именно ты, Гогнар! - выслушав все, что хотел сказать белолицый, искренне сказал Вождь Вождей. - И что тропа твоей мудрости ложится под копыта моего коня. С сегодняшнего дня твои слова - мои слова, сын Алоя… Ойра!
Воин встал с кошмы и прижал обе руки к левой стороне груди. Потом поклонился по-северному и попятился к выходу…
…На завтрак, вернее, на обед белолицый лайши оставаться не стал, сказав, что ему нужно дать последние наставления готовящемуся в поход Касыму. Поэтому чашу с кумысом и прутья с сочащимся кровью жареным мясом Алван решил разделить с Дайаной.
И ничуть об этом не пожалел - поняв, какую честь он ей оказал, лайш-ири засияла, как маленькое солнышко. И… запела.
Голос у адгеш-юли оказался звонким, как колокольчик и чистым, как слеза. И пела она не разумом, а сердцем. Поэтому каждое слово, которое срывалось с ее губ, цепляло за душу. И радовало больше, чем победа в смертельном поединке. Если бы не необходимость наведаться к орс-алугу, Алван бы остался в Высокой юрте до позднего вечера. А так, доев последний кусок мяса и допив остававшийся в кувшине кумыс, он встал из-за айнура, и, поцеловав Дайану в мягкие и податливые губы, с большим трудом заставил себя выйти наружу…
Касыма снаружи не оказалось. Как и Гогнара, сына Алоя. Поэтому коня Алвану подвел десятник Даргин. И, подставив вождю сплетенные пальцами ладони, помог ему забраться в седло.
- К Высокой юрте орс-алуга… - приказал берз. И, дождавшись, пока десяток телохранителей пристроится к его Ястребу, поднял коня на дыбы…
…За прошедшие сутки окрестности Сердца Степи превратились в одно огромное стойбище. Острые вершины юрт собирающихся в Великий Поход ерзидов начинались в нескольких сотнях шагов от берега озера и заканчивались у самого горизонта. А дым от бессчетных костров застилал небо, как грозовые облака. Если бы не запрет разбивать военный лагерь ближе трех перестрелов от Эрдэше, то в окрестностях Высокой юрты орс-алуга было бы не продохнуть от запаха конского навоза, жарящегося мяса и крови животных, приносимых в жертву Субэдэ-бали…
…Последние пять десятков шагов до обиталища орс-алуга Алвану пришлось идти пешком. Чтобы показать смирение перед Голосом Отца Ерзидов. Вождь спешился без разговоров: расстояние было небольшим, да и демонстрировать неуважение к своему единственному союзнику, да еще и перед началом Великого похода на север было бы редкой глупостью.
Воины, сопровождавшие его до Высокой юрты, остались рядом с телохранителями орс-алуга. Которым, как и всем остальным смертным, запрещалось приближаться к Высокой юрте ближе, чем на двадцать шагов.
Кстати, эта традиция Алвану очень нравилась - можно было не бояться, что сказанное орс-алугу слово достигнет ушей тех, кто сможет использовать его в своих целях…
…Отодвинув в сторону полотнище, вышитое руками самых искусных рукодельниц рода Шавсат, берз шагнул в полутьму Высокой юрты, и, замерев в шаге от сидящего в центре юрты старика, приложил обе руки к сердцу:
- Долгих лет жизни тебе, о орс-алуг!
- Остроты твоему взгляду, силы твоей деснице и мудрости твоему разуму, берз… - отозвался Шакраз, сын Арама. И жестом предложил Алвану садиться. Как и предсказывал белолицый лайши, на алую кошму!
- Легка ли была твоя дорога, о Вождь Вождей? - дождавшись, пока берз усядется на скрещенные ноги и пристроит рядом с бедром свою саблю, учтиво спросил шаман. И, не дав Алвану вымолвить и слова, добавил: - Ты пришел просить моего совета, о Вождь Вождей?
'Удивляй врага - и обязательно победишь…' - мысленно повторил берз понравившуюся ему фразу белолицего лайши. И, следуя полученному совету, ослепительно улыбнулся: - Нет, о Голос Отца Ерзидов! Я пришел сообщить тебе печальную новость…
'Если ты будешь серьезен, то он может и не обратить внимания на твои слова…' - предупреждал лайши. Так оно и получилось: сказанные Алваном слова еще помнили тепло его губ, а верховный шаман уже щурил холодные, как дыхание зимы, глаза. И перебирал пальцами вырезанные из человеческих костей четки:
- Печальную?
- Да, орс-алуг!
- Хм… Я тебя слушаю, берз!
- Сегодня на рассвете ушел во Тьму верный слуга Субэдэ-бали, алуг Кирто, сын Ватана. Его седьмая жена, огненноокая Этири, дочь Шудвара, оказалась слишком пылкой для него… Я скорблю вместе с тобой, о Голос Отца Ерзидов…
'Смотри не в глаза, а на руки - когда Шакраз чему-то радуется, он оттопыривает большой палец правой руки и прижимает его к бедру. Не обрадоваться смерти своего заклятого врага он не сможет. Так же, как и не понять, что эта смерть - не случайна… Поэтому, когда ты увидишь этот знак, выжди десять ударов сердца, и, если он не заговорит, продолжай сам…'
Рука орс-алуга дрогнула, сдвинулась с места… и со скоростью атакующей веретенки метнулась к правой ноге…
'Откуда он все это знает?' - ошарашенно спросил себя Алван. И принялся считать удары сердца. - 'Один… два… три…'
Считать до десяти ему не пришлось - обдумав новость за считанные мгновения, Верховный шаман задумчиво уставился на берза. И негромко спросил:
- Ты… в этом уверен, о Вождь Вождей? Я не слышу голосов плакальщиц. И не припоминаю, чтобы над юртами рода Маалоев реяли черные полотнища…
- Уверен, о Голос Отца Ерзидов… Субэдэ-бали наслал на меня вещий сон…
'После этих слов он поймет все то, что ты не досказал… Особенно, если ты снова улыбнешься…' - мысленно повторил себе Алван. И искривил губы в ехидной усмешке.
Старик еле заметно раздул ноздри. А потом сокрушенно вздохнул:
- Что ж, пусть его посмертие будет таким же сладким, как прожитая им жизнь…
- Ойра! - поняв, что орс-алуг ему поверил, берз облегченно перевел дух. Потом выдержал паузу и продолжил: - У меня есть одна просьба…
'Нахмурится. Начнет думать, чего ты хочешь получить в обмен на оказанную ему услугу. Потом решит, что кровь на твоих руках - достаточное доказательство верности данному ему слову, и нехотя предложит тебе говорить…'
- Говори, о Великий Вождь…
- К часу змеи я подъеду к юрте твоего старшего сына. Свататься к его дочери. Я бы хотел, чтобы она приняла мои дары…