Зейн схватил кинжал без колебаний, и Вельсу показалось, что он сейчас на брата кинется и прирежет в ту же секунду, таким злым огнём вспыхнули зелёные ситийские глаза. Но Хангир дураком не был, знал, с кем дело имеет: быстро сделал пару шагов в сторону, чтобы между ним и Зейном оказалась стража.
Зейн поднял глаза на Вельса и стоял не шевелясь. Тот не понимал, чего царевич медлит. Он же всё знал, всё понял, раз тело оставить просил… Знал ведь, что не будет эта смерть настоящей…
Хангира это замешательство, видно, обрадовало…
- Что, рука не поднимается на полюбовничка? – мерзко хохотнул он. – Ты жалок, брат… Шлюха и сын шлюхи.
Зейн, не обратив на насмешки никакого внимания, шагнул к Вельсу и встал перед ним. Губы были плотно сжаты, а яркие глаза смотрели решительно, но всё равно со страхом и болью. Царевич поднял кинжал, но рука опять замерла в воздухе. Вельс неторопливо отстегнул ремни, скреплявшие половинки кожаного нагрудника, и скинул его через голову.
- В сердце, - прошептал он одними губами.
Зейн, не сводя с Вельса всё того же немигающего взгляда, замахнулся.
Движение было таким быстрым, что Вельс едва заметил его.
Зейн умел убивать, Вельс и раньше знал. Острое лезвие прошло меж ребёр и сквозь плоть, скользко и быстро, словно сквозь ткань. Боли почти не было. Внутри что-то хрустко лопалось, потом зажгло, словно огнём, а потом… Вдох и темнота. И несущееся издалека конское ржание…
Рагнар подарил ему пять коней, норовистых, статных, вороных… Вельс не знал, откуда они могли взяться на острове и что ему теперь с ними делать. Он собирался покинуть Туле – куда ему кони? Не плыть же с ними на маленьком рыбацком баркасе. Оставить на острове, а самому уехать? Рагнар на расспросы не отвечал, загадочно смотрел и посмеивался. Он много не говорил и не объяснял, больше молчал, так что Вельс этому даже не удивился.
Коней он оставил в до того пустовавшей конюшне при доме Рагнара. Хотя конюшней это сложно было назвать – навес от дождя и снега вдоль одной из стен. До отъезда с острова оставалась ещё неделя, и Вельс задумчиво крутил на пальце данное Рагнаром кольцо, думая, что же значил другой его подарок. Наверняка, про это говорилось в одной из саг или вис, которые иногда пересказывал ему чародей, и теперь он ждал, что Вельс это вспомнит. Но на ум ничего не шло.
Он отправился к прорицательнице-вёльве, надеясь, что ответ известен ей. Она выслушала и улыбнулась – почему-то грустно – и объяснила. Кони были особыми, да и конями-то эти создания, сотворённые колдовством из морской воды и холодного ветра, были только по виду, а жизнь такого волшебного существа переходила к тому, кто его убьёт.
Перед тем как отплыть с острова Вельс пришёл к Рагнару и отвёл коней по узкой каменистой тропе к самому морю. Кони один за другим падали замертво под его ножом, превращаясь через несколько минут в серые остовы, который осыпались горстками песка. Если жизни коней и переходили в него, Вельс этого не чувствовал. И каждый раз, когда ему приходилось умирать, у него не было уверенности, что он вернется. Это была просто смерть, страшная, неотвратимая, ужасом холодящая душу.
На этот раз всё произошло так быстро, словно его молниеносно вырвало из жизни, отсекло от неё острой сталью.
<center>***</center>
Зейн выдернул кинжал из груди Вельса, и тело того – уже не он сам, лишь тело – рухнуло на пол. Несколько мгновений судорожных вдохов, и всё было кончено.
- Брось кинжал, - приказал сзади голос Хангира.
Зейн послушался и разжал пальцы. На его руке не было ни капли крови – только лезвие было красным.
Зейн стоял недвижно, опустив лицо и не сводя глаз с большого тела, раскинувшегося на полу. Один из стражников наклонился над Вельсом, приложил ладонь к шее, потом ткнул пальцем в рану на груди и произнёс:
- Мёртв.
Потом он подобрал упавший кинжал, обтёр полой и подал Хангиру. Тот приблизился к Зейну, чего не осмеливался сделать, пока у того было оружие в руках, и прошептал:
- Всё, как просил, царевич: дохлый варвар. Твоя очередь выполнять обещания.
- Пусть уйдут, - мёртвым голосом сказал Зейн.
- Ты поклялся, Зейн, что сделаешь всё, как я сказал. Надеюсь, твоя клятва чего-то стоит, - дождавшись от брата согласного кивка, Хангир повернулся к охране. – Свяжите ему руки.
Зейн даже не усмехнулся, оскалился:
- Боишься меня, старший брат?
- Боюсь? Тебя? – презрительно воскликнул Хангир. – Я не верю твоей клятве!
- Ты выше меня и опытнее, - сказал Зейн, протягивая руки подошедшему стражнику, который начал стягивать их узким кожаным ремнём. – У тебя сабля и кинжал. И ты боишься остаться со мной один на один. Со мной, безоружным?
Хангир сделал шаг вперёд, и его пальцы мягко, но с ощутимой угрозой сжали горло Зейна:
- Думаешь задеть мою гордость? Нет, Зейн, я не буду с тобой на равных. Я всегда был и буду сильнее тебя. Когда имеешь дело со зверёнышем вроде тебя, не до благородства, - Хангир махнул рукой страже и сказал. – Ждите на выходе из покоев.
- Но, великий шах, мы не можем оставить… - начал было главный из стражей, но осёкся под гневным взглядом Хангира.
- Ждите, где я сказал! – прикрикнул шах, не желавший, чтобы кто-то стоял под дверью, когда они с Зейном останутся наедине. Наедине, если не считать тела варвара. Он кивнул в сторону Вельса: - Оттащите в соседнюю комнату.
- Нет! – воскликнул Зейн. – Пусть останется здесь!
- Не в силах расстаться? – усмехнулся Хангир.
- Тоже боишься? Может, и ему руки связать прикажешь? – презрительно бросил царевич.
Шах скривился и прошептал Зейну на ухо:
- Тебе это кровь горячит, да?
Зейн лишь зубы сжал и посмотрел в сторону Вельса. Когда же он оживёт? Скоро ли? И как это будет?
Стража ушла, и шаги их гулко прогрохотали по пустым комнатам и полам без ковров. Зейн знал, почему Хангир охрану отослал, туда, где не услышат, и знал, что так будет. На то и рассчитывал, что брат захочет утаить, в каком непотребстве сам замешан…
Хангир откинул его волосы в сторону так, чтобы приоткрылись плечо и шея, шумно и жадно втянул воздух, смешанный с непривычно чистым, телесным, без примеси духов и масел запахом Зейна. Тот стоял, не шелохнувшись.
- Жаль, ты не можешь сам раздеться, - прошелестел у него над ухом Хангир, касаясь губами маленькой мочки, а потом прикусывая её. – Но я с удовольствием сделаю это своими руками, брат, - он с особым наслаждением протянул последнее слово, поиграв им на языке.
- Делай, - ответ был сух и равнодушен.
Хангир достал из ножен кинжал и начал разрезать рубаху на Зейне, потому что снять её через голову было теперь нельзя. Царевич кривил рот, однако Хангиру не мешал; но и не помогал тоже. Только этого брат от него потребовал: покориться, позволить, не сопротивляться. Он не хотел брать его связанным по рукам и ногам – хотя и мог бы. Хотел, чтобы Зейн сдался сам, лёг под него и был послушен, как мальчики из гарема. Хотел увидеть гордого брата-царевича, отцова любимца, растоптанным, смирившимся, объезженным.
- Я-то думал, - бормотал Хангир, разрезая ткань и раздражённо срывая клочки, - я-то думал – гордый, неприступный… Мечтал о тебе. Помнишь, как я Ризу тебе показывал? Я тогда только о тебе и думал, на его месте представлял… Чтобы ты вот так ко мне пришёл, обнажённый, в одних украшениях, чтобы крутился передо мной и себя предлагал. – Лезвие кинжала царапнуло чуть выше локтя Зейна, тот лишь едва заметно вздрогнул, а Хангир припал губами к маленькой ранке и слизнул кровь. – Но быть того не могло, чтобы ты себя предложил… Я ведь так думал, дурак… Ночами не спал… Ты мне всю душу и всё сердце выел, высушил своей красотой, до дна выпил… С ума свёл своими проклятыми глазищами.
Зейн молчал и стоял неподвижно, позволяя раздевать себя, целовать и ощупывать, и косился иногда в сторону Вельса. Хангир же продолжал своё полубезумное бормотание, распутывая шнуры на поясе Зейна:
- Если б я знал!.. Если б я раньше знал, что ты… ты… как последняя шлюха… С рабами, со скотами… Сын великого шаха - с рабами… Мало тебя убить, тварь…
Хангир снял с него наконец штаны и начал стягивать обёрнутую вокруг бёдер тонкую белую ткань. Зейн по-прежнему не шевелился, но по телу иногда пробегала короткая мелкая дрожь – не возбуждения, а отвращения. Отвращения к тому, что делал сейчас его брат, чего хотел.
Хангир и раньше предлагал ему. Сказал, что если уступит по-хорошему, то он отменит публичную казнь и отдаст приказ страже убить его тихо и быстро. Сказал, что всё равно возьмёт его перед казнью, пусть силой и связанного, но возьмёт. Зейн отказался подчиняться. Да, так было бы легче, и Хангир был не хуже тех рабов, что он на рынке покупал, но гордость не пускала, остатки её последние… Брату отдаться он не мог… Брату… Вкрадчивому и жестокому Хангиру с его масляными взглядами и жадным дыханиием, не меньшему грешнику, чем он сам, лицемерно изображавшему праведный гнев и отправляющему его на позорную казнь.
Приговор Зейну был вынесен, и своя жизнь его уже не заботила, но Хасана он мог спасти. Хасан, преданный как собака, ему истинным братом был, и потому Зейн не колебался ни секунды. А потом и про Вельса придумал… Не знал, как это его спасёт и как поможет, но попытаться стоило…
А Хангир осматривал и ласкал его тело, надеясь, видимо, разбудить желание. Потом, отчаявшись, он взял за плечи и повёл к ложу. Зейн покорно сел на край, но Хангир тут же толкнул его, заставив лечь. Сам он навалился сверху и продолжал наглаживать грудь и живот младшего брата, всё так же бормоча что-то под нос.
Зейн отвернулся в сторону, закрыл глаза и сжал зубы. Как вытерпеть? Как не ударить ублюдка связанными руками? Как не вцепиться зубами в похотливо щупающие руки? Как не взвыть сквозь зубы от ненависти и омерзения? Влажные ладони Хангира спускались ниже, и Зейну казалось, что они оставляют за собой на коже скользкие следы вроде тех, что тянутся за ползущей по листу улиткой.
Он чувствовал, как сильные пальцы Хангира сжимают и теребят его член, совершенно безучастный к ласкам, как другая рука отводит ему колено в сторону и медленно, по-змеиному крадётся в расщелину меж ног.
Зейна бросило в жар, а сердце бешено колотилось в груди. Он не сдержался – свёл ноги и оттолкнул Хангира. Тот, в первую секунду испугавшись резкого движения Зейна, схватился за висевший на поясе кинжал, но тут же опомнился и ударил младшего брата по щеке:
- Не забывай, что обещал! – он тяжело выдохнул, увидев, как голова Зейна закинулась от удара назад. – И не забывай, что Хасана твоего вернуть легко. Опять у ворот, как пёс, будет сидеть! И как я раньше не додумался до такого?
Хангир раздевался над ним, в нетерпении чуть не срывая золотые застёжки на верхнем одеянии, а Зейн лежал, покорно раскинув ноги. Он хотел бы сейчас закрыть глаза, но почему-то смотрел на то, как Хангир расшнуровывает рубаху, обнажая смуглое тело, широкие плечи, поросшую курчавыми волосами грудь.
Хангир неожиданно остановился:
- Давай, помоги мне!
- Сам разденешься! – процедил Зейн.
Хангир ухватил Зейна за распущенные волосы. Он намотал их на кулак, заставив младшего брата сесть, и притянул к себе. Глядя на искажённое болью лицо Зейна, он произнёс:
- Мне вернуть Хасана?
Зейн замотал головой.
Шах отпустил волосы и сказал:
- Пошевеливайся!
Неловкими, словно одеревеневшими пальцами Зейн взялся за тяжёлый пояс Хангира, украшенный золотыми бляхами, бросив быстрый взгляд за спину брата. Вельс по-прежнему лежал без движения. Справиться с застёжками со связанными руками было не так-то просто, но Хангир терпеливо ждал, наслаждаясь покорностью и унижением младшего брата.
Потом Хангир уселся и вытянул в сторону ноги в сапогах с длинными узкими носами, ярко и богато расшитыми. Сам он насмешливо и выжидающе глядел на Зейна. Тот зло скривился, но всё же рванул сапог на себя, так что несколько бусинок оторвалось и звонко зацокало, скатившись на пол. Одна, бирюзовая, докатилась аж до тела Вельса, застыв возле его руки. Зейн проводил её взглядом.
Потом он начал снимать с Хангира штаны из плотного, блестящего синего шёлка, высвобождая жилистые и мускулистые ноги лучшего наездника в Дарази.
Полностью обнажённый, Хангир навалился на Зейна, чуть не расплющив его своим весом. Оружие он положил так, чтобы оно осталось чуть позади: ему самому чуть рукой потянуться, а другому – не достать. Боялся… Даже вот такого, со связанными руками, боялся…
Хангир завёл Зейну руки за голову и сразу, не церемонясь, начал мять ему края заднего прохода.
Зейн вспомнил, какое бешеное желание рождали в нём высокие, крупные рабы, как нравилось ему чувствовать на себе сильное тело и предвкушать, как его жаждущую тесноту наполнит мужчина… И как отвратительно было ощущать на себе брата теперь, разводить перед ним ноги, позволять целовать себя, позволять рыскать грубым пальцам между бёдер. Зейн подумал, что его сейчас или вырвет от омерзения, или же он вцепится в Хангира зубами, не в силах совладать с кипевшей в нём ненавистью.
Он попытался опять заглянуть за спину Хангира, но с того места, где он лежал, Вельса не было видно. «Пожалуйста, очнись, - взмолился про себя Зейн. – Я терплю это ради тебя, только ради тебя… Пожалуйста, Вельс! В каком аду тебя носит, проклятый варвар?!»
========== Глава 7 ==========
Слепая, чёрная без малейшего просвета темнота начала перетекать в лиловато-синюю и медленно светлела, превращаясь в поток голубого света, потом зеленого, а потом и привычного жёлтого, похожего на тот, что дают свечи и масляные светильники.
Вельс вдруг понял, что он смотрит в расписной сводчатый потолок.
Где он? Что за место? Этот потолок со знакомыми узорами… Тихий голос, что-то невнятно бормочущий…
И тут он вспомнил. Память обрушилась на него тёмной, пугающей лавиной. Зейн! Хангир! Где они?
Шевелился он с трудом, и грудь тяжко вздымалась, жадно втягивая воздух. Слева, где ударил Зейн, было какое-то необычное ощущение, словно что-то стягивало грудную клетку изнутри, но через несколько выдохов оно пропало.
Он до сих пор был в спальне Зейна. Значит, Хангир сдержал слово, и тело оставили Зейну. А где сам царевич? Что с ним?
Вельс скосил глаза в сторону, ища хоть кого-нибудь. Он понимал, что нельзя вскакивать на ноги сразу: лучше затаиться, не выдавать себя до времени.
Он чуть повернул голову, и взгляд его упал на ложе, где до странного медленно, словно сонные или ослабшие, двигались два тела. Длинное смуглое тело Хангира и безвольно распростёртое, хрупкое и ломкое тело Зейна под ним.
Тяжесть, слабость, онемение – всё слетело с Вельса в один миг. И таиться не подумал… Ринулся к ложу и со всего размаху ударил в висок Хангира, не успевшего даже обернуться. Тот слетел с Зейна и завалился на бок.
Царевич тут же вскочил, схватил оставленный Хангиром кинжал двумя руками – связанными - и замахнулся над лежащим навзничь старшим братом.
Вельс едва успел перехватить.
- Стой!
Зейн обернулся – в глазах что-то злое, безумное, как у той самой дикой кошки – и дёрнулся, пытаясь высвободить запястье.
- Стой тебе говорят!
- Он чуть не…
- Он твой брат! И без сознания…
- Брат, говоришь? – воскликнул Зейн, хотя руки больше вырвать не пытался. – Разве брат такое попросит?!
- Так он <i>этого</i> просил?
- Да, - Зейн наконец отвёл клинок от мёртво лежащего Хангира. – Чтобы я покорился… На казнь меня послать собирался, а сам… сам…
Вельс взял кинжал из рук Зейна и рассёк путы. Потом они с царевичем порезали одежду Хангира на полосы и крепко связали шаха, заткнув также рот. Из уха Хангира понемногу сочилась кровь, но Вельс был уверен, что жизни его ничего не угрожает. Об этом северянин думал с облегчением: он был не из тех, кто убивает зря. Он знал, что такое смерть…
- Что дальше? – спросил его Зейн, когда они закончили с Хангиром.
Он уже почти оделся, правда, рубаха висела на нём клочьями, ладно, что с плеч не падала.
- Не знаю. Я думал уйти тем же путём, но из-за Хангира на выходе целая армия стоит!