— Спросите ее, каково это предложение.
— Мне не нужно знать о деньгах, мистер Макгаверн.
— Мистер Хоуп пришел сюда с предложением, — снова повторил Макгаверн. — Я считаю — это все, что я могу вам сказать в настоящее время.
— А когда вы сможете обсудить это?
— Простите, мисс Кили, но я уверен, что вы поймете, какие бы финансовые вопросы ни обсуждались в этом офисе…
— Я не прошу вас говорить о том, какие деньги предлагались за этот кусок земли. Я пытаюсь выяснить, говорил ли мистер Хоуп о чем-нибудь, кроме земли.
— Например?
— Например, о чем-то или о ком-то, кто мог бы помешать этой сделке.
— Он не говорил ни о каких помехах. Я не вижу, как и где они могли возникнуть. Человек пришел сюда, желая приобрести собственность, он определенно не хотел предупреждать продавца об…
— А как продавец? Он мог предупредить его?
Макгаверн смотрел на нее.
— Есть ли какие-нибудь препятствия в покупке этой земли?
Макгаверн продолжал смотреть на нее.
— Мистер Макгаверн, вы и мистер Хоуп обсуждали какие-то препятствия этой сделки?
— Да, — ответил Макгаверн. — Фактически…
…Проблема возникла сразу же после того, как приехал Мэттью. По телефону он только сообщил Макгаверну, что представляет сторону, заинтересованную в покупке тридцати акров земли. Он понимает, что фирма «Сан энд Шор» представляет собственника или собственников этой земли, и он бы хотел узнать, сможет ли он заехать в понедельник после обеда.
— В понедельник я буду свободен только в четыре часа, — ответил Макгаверн.
Через десять минут после того, как Мэттью приехал, Макгаверн сообщил ему о препятствии. Хозяин этой собственности, флоридский инвестор, занялся спекуляциями землей…
— Как его имя? — спросил Мэттью.
Макгаверн помолчал, раздумывая, можно ли открыть имя стороны, которую представляла его фирма. По-видимому, у него не было указаний не делать этого. Он снял свои очки в черной роговой оправе, вытер их стекла галстуком, снова нацепил очки и сказал:
— Джо Рафферти. — Это имя Мэттью было незнакомо. — Пятнадцать месяцев назад, — продолжал Макгаверн, — Рафферти запутался в проблемах теннисного клуба, который он купил в Лаудердейле. Он отправился к своему другу в Калузе и попросил взаймы два миллиона долларов…
У Мэттью не было таких друзей, которые могли бы одолжить ему два миллиона долларов. Он ничего не сказал.
— Это очень удачливый бизнесмен, — объяснил Макгаверн, — вы сразу же вспомните это имя, как только я его назову.
— Ну хорошо, почему бы вам не назвать его? — спросил Мэттью и поощрительно улыбнулся.
Снова казалось, что Макгаверн раздумывает, выдавать ли информацию, которой он располагает. По-видимому, он вновь решил, что это не представляет никакой опасности.
— Эндрю Вард, — сказал он, — ему принадлежит половина недвижимости «Люси Серкл» плюс акры и акры земли рядом с аэропортом.
Мэттью кивнул. Он не знал Эндрю Варда, но «Люси Серкл»… Это был искусственно созданный остров, который служил роскошным связующим звеном между материком и двумя островами. Если бы Калузе нужно было похвастаться торговым районом Золотого Берега, то «Люси Серкл» им и был. Мэттью продолжал слушать.
Похоже, что Рафферти попросил у Варда заем в два миллиона долларов, обещая заплатить проценты за использование денег в размере двадцати пяти процентов в год. Вард посчитал такую сделку выгодной. В прошлом он занимался бизнесом с Рафферти, и этот человек всегда платил ему и возвращал долги точно и вовремя. Но в качестве гарантии этой ссуды он попросил у Рафферти первую закладную на всю эту землю…
— …землю Барригтон и Уэллс, так называемую собственность штата, — закончил Макгаверн.
Мэттью уже вся понял: Рафферти, без сомнения, не выполнил своих обязательств по займу, и Вард теперь пытается лишить его права выкупа закладной. Отсюда и препятствие или, как сказал Макгаверн, «облако на документе, дающем право на собственность». Мэттью предположил, что решение суда еще не вступило в силу, но находится в процессе рассмотрения. Иначе Макгаверн сказал бы ему о залоге на собственность. Короче говоря, Макгаверн предупреждал его о том, что… существует первая закладная на собственность, и сначала она должна быть выкуплена, прежде чем права собственности могли перейти из рук в руки.
— За существующую закладную покупатель ответственности не несет, — заявил Мэттью.
— Это верно. Мистер Рафферти должен выкупить закладную.
— За два миллиона долларов, вы сказали.
— Да. Плюс двадцать пять процентов за пятнадцать месяцев, плюс разумный доход на это вложение.
— Я готов предложить два миллиона долларов за все, — предложил Мэттью.
— Это не покроет даже расходов по закладной.
— Вы обсудите это с мистером Рафферти?
— Я знаю, что он отвергнет такое предложение.
— Не понимаю, почему? Земля в этом районе города стоит всего лишь сто тысяч за акр.
— Более двухсот тысяч, — поправил Макгаверн.
— Шесть миллионов долларов — невероятная сумма за эту собственность.
— Мистер Рафферти уже отказался от предложения в четыре миллиона долларов.
— Что думает по этому поводу мистер Вард?
— Мистер Вард еще не получил решения суда. Вы даже не поняли всей сути дела, мистер Хоуп.
— Объясните!
— Вард хочет вернуть свои два миллиона, плюс проценты, плюс судебные издержки. Если вы делаете приемлемое предложение прямо сейчас, в эту минуту — честно говоря, мистер Хоуп, два миллиона это смешная цифра — мы все еще не сможем совершить сделку до… ну, еще в течение месяца. Может быть, еще дольше? Ради удобства, скажем, за шестнадцать месяцев. Это где-то чуть больше сорока тысяч в месяц, плюс-минус пеня; в общей сумме — шестьсот шестьдесят шесть тысяч и судебные издержки. Мы все хорошо знаем, сколько в наше время берут юристы, не так ли? Добавьте сюда возвращение двух миллионов долларов за шесть процентов, и, я должен сказать, у нас уже набегает около четырех миллионов.
— Я бы сказал, ближе к трем миллионам, — поправил его Мэттью. — А что подумает об этом мистер Рафферти? Оплата полностью и никакой закладной. Посчитайте, ваш клиент получит полмиллиона, а остальное — Вард. Они оба сэкономят кучу времени и денег на бесконечные разбирательства и…
— Я не представляю интересы мистера Варда, — ответил Макгаверн.
— Ну, а что вы думаете о том, что мистер Рафферти получит полмиллиона? Если Вард добьется своего и получит запрет на продажу — вашему клиенту ничего не достанется.
— М-м-м-да, — пробормотал Макгаверн.
— Что вы об этом думаете?
— Мне нужно поговорить с ним.
— Не могли бы вы с ним связаться? И если бы вы сказали мне, где найти мистера Варда, то я мог бы с ним немедленно переговорить.
— Его офис в Ньютауне, — ответил Макгаверн.
Послеполуденное солнце заливало комнату. Тутс мигнула.
— В Ньютауне?
— Эндрю Вард — негр, — ответил Макгаверн.
Воинственного вида медсестра, ответственная за камеру хранения, в белой униформе, как и все остальные сестры в госпитале, носила на груди табличку, гласившую, что ее имя Дороти Пирс, поэтому Уоррен посчитал ее законной медсестрой; хотя, почему они используют квалифицированный медперсонал в таком отделении, где хранятся личные вещи пациентов, ему было трудно понять.
Он задержался у главного входа, чтобы узнать о состоянии Мэттью, а затем отправился на лифте в самые глубины госпиталя. Дороти Пирс объяснила Уоррену, что он не может посмотреть записную книжку Мэттью Хоупа.
— Почему? — спросил он. — Вы только что сказали мне, что у него была записная книжка, когда его привезли в госпиталь.
— Точно, она у него была.
— И что?
— Это — его личная собственность.
— Я всего лишь хочу посмотреть на нее.
— С какой целью?
— Чтобы скопировать…
— Это будет нарушением прав человека.
— Вы не дали мне закончить предложение.
— Я слышала достаточно, чтобы…
— Но вы не знаете, что я хотел бы переписать.
— Так что же вы хотели бы переписать, мистер Чемберс?
— Расписание его встреч на предыдущей неделе.
— Это будет нарушением правил. Я не хочу даже слышать об этом.
— Мисс Пирс…
— Миссис Пирс.
— Миссис Пирс, мой самый лучший друг лежит наверху в очень тяжелом состоянии, и я пытаюсь выяснить, что он делал на прошлой неделе, что вызвало это нападение на него. Если вы не позволите мне взглянуть на его записную книжку…
— Я не позволю…
— Тогда мне придется попросить его партнера достать судебное разрешение.
— Не пугайте меня.
— Или его законный партнер или любой из дюжины полицейских детективов, которых я знаю…
— Например?
— Такого, как я, — произнес Морри Блум из-за его спины.
Записная книжка Мэттью была в шикарном кожаном переплете; он купил ее в одном из магазинов на «Люси Серкл». Когда они открыли ее календарный отдел, каждая неделя была разделена приблизительно на две части, четыре дня с понедельника до четверга по левую сторону разделительной линии, остальные три дня — справа. Уоррен сделал ксерокс этой странички в канцелярии госпиталя, где возражения воинственной медсестры были, наконец, преодолены, когда Блум предъявил ей свои документы.
На первой строчке понедельника, двадцать первого марта, Мэттью записал: позвонить Фелисити Кодлоу, ФСЮ. Несколькими строчками ниже: Цирк, 14.00, а затем: Лонни Макгаверн, «Сан энд Шор», 16.00. Изучая теперь эти записи, Уоррен понял, что Мэттью записал его телефон после того, как встретился с Марией Торренс в воскресенье, но прежде, чем отправился в понедельник в цирк. Уоррен не имел никакого представления о том, кем была Фелисити Кодлоу, но он знал, что ФСЮ означал государственный университет Флориды, а потом он узнал, что в Сарасоте, около нового аэропорта Колбраза, было отделение школы, которая обслуживала этот район.
В тот вечер без двадцати шесть, после того, как Блум вернулся в свой офис с оригиналом записной книжки Мэттью в руках, Уоррен просмотрел телефонный справочник «Сарасота/Бродентон/Калуза», набрал номер и попросил ответившую женщину позвать к телефону мисс Кодлоу.
— Миссис Кодлоу? Подождите минутку.
Уоррен ждал.
— Отдел истории, — отозвался женский голос.
— Да, привет, — ответил Уоррен. — Миссис Кодлоу, пожалуйста.
— Кто говорит?
— Уоррен Чемберс.
— Могу ли я передать ей, в чем заключается ваше дело, сэр?
Он ненавидел, когда с ним так обращались. Сестры в офисе докторов были самыми ярыми сторонниками такого обращения. Вы звоните доктору потому, что хотите поговорить с доктором, а не с какой-то медсестрой, которая хочет прежде выяснить, в чем дело.
— Я бы хотел лично поговорить с ней.
— Одну минуту.
Он снова ждал.
— Стюарт Инглэнд, — ответил деловой голос.
— Я хотел поговорить с миссис Кодлоу, — сказал Уоррен.
— Миссис Кодлоу у телефона.
Он точно слышал, как она заявила по телефону «Стюарт Инглэнд», но все же начал разговор.
— Это Уоррен Чемберс. Я занимаюсь расследованием, я работал с Мэттью Хоупом…
— Да, Боже мой, как он? Я видела новости по телевидению прошлой ночью. Что, ради всего святого, произошло?
— Ну, как вы знаете…
— Я разговаривала с ним только в прошлый понедельник. Что…
— Именно поэтому я…
— …Могло привести его в Ньютаун в такое время, ночью?
— Я знаю, что он собирался позвонить вам…
— Да, он позвонил.
— О чем он с вами разговаривал, миссис Кодлоу?
— Ну, он знает, что я преподаю историю Англии… Мой муж и я, мы с ним встречались в обществе, вы знаете, с ним и со Сьюзен. На самом деле, мы хорошо знали их до того, как они разошлись. Я поняла, что он думает, что мне известно что-то о «лавлокс».
— Простите, что-то о…
— «Лавлокс».
— Что?.. Извините меня, миссис Кодлоу, но я не понимаю, что значит «лавлокс»?
— «Лавлокс» была модной мужской прической в семнадцатом столетии. То, как мужчины укладывали волосы.
— Волосы?
— Да. Этот стиль стал популярным в Англии после того, как Джеймс Первый… Я преподаю историю Англии периода Стюартов, понимаете…
— Понимаю.
— С 1603 по 1710 годы.
— Понимаю.
— Джеймс Первый отращивал локон с левой стороны головы; он был гораздо длиннее, чем остальные волосы. И вот его-то и назвали «лавлок». Его зачесывали вперед от шеи, и обычно он небрежно висел перед плечом. Некоторые мужчины украшали его лентой, завязанной бантом. Это было очень модно.
— Я понимаю. И… Мэттью позвонил, чтобы спросить об этом…
— О «лавлок», да. Писатель-пуританин Уильям Прайн подробно описал этот стиль. Он назвал это «Анлавлинесс оф лавлокс». Вы хотите послушать, что он написал?
— Ну… ух… да, — пробормотал Уоррен.
— Я цитирую дословно: «Бесконечно много греховных, странных и ужасных черт тщеславия, которые вызвал наш беспокойный, фантастический, гордый, суетный, праздный, изнеженный, распутный век во всех уголках мира…»
— …Да, но в самом деле что он чувствовал?
— В самом деле, — миссис Кодлоу по-девичьи рассмеялась, — он продолжал: «В данный момент мне хотелось бы выделить одну греховную, позорную и неподобающую черту тщеславия, овладевшую ими, которая в последнее время правит так многими женообразными, бездарными, безнравственными и хвастливыми представителями нашего славного мужского пола, более славного пола; старательно отращивая неестественные и некрасивые локоны, или „лавлокс“, как они их называют. Эти „лавлокс“ — порождение самого дьявола!» Он писал таким образом на шестидесяти трех страницах.
— Мэттью не объяснил вам, почему он хочет знать об этом стиле прически?
— Ну, по-видимому, он выполнил свою домашнюю работу перед этим.
— Какую домашнюю работу?
— Мне показалось, что он был в библиотеке. Он сказал мне, что знал городок в Неваде под названием Лавлок и что таково было имя тридцатидевятилетнего велосипедиста-победителя Олимпиады, который был убит…
— Убит? — сразу же насторожился Уоррен.
— Да, под поездом сабвея в Бруклине. В 1949 году. Его полное имя было Джон И. Лавлок…
— Ага! — воскликнул Уоррен.
— Простите?
— Его заинтересовало ее второе имя.
— Простите, что…
— Он хотел проследить происхождение ее второго имени. Лавлок. Это чье-то второе имя.
— Разве?
— Да. Женщины, с которой он встречался накануне.
— Я понимаю, — сказала она, но ее интонация явно говорила, что она не совсем понимает слова Уоррена. — Во всяком случае, он позвонил мне, потому что обнаружил ссылку на слово «лавлок», и он хотел побольше узнать об этом. Он вспомнил, что преподаю историю времен Стюартов…
— Да, да.
— Он подумал, что я могу что-то знать об этом.
— И вы знали.
— Да. Знаете, у истории есть свои забавные стороны. Кроме того, ссора Джеймса с пуританами приобрела огромное историческое значение.
— Итак, что вы сказали Мэттью…
— Я не имела ни малейшего понятия, что он хочет проследить происхождение имени…
— Да.
— Я просто объяснила, что такое лавлок.
— Вы сказали…
— Я сказала, что это разновидность локона. Прядь длинных вьющихся волос.
— Локон, — повторил Уоррен.
— Да. Очень просто, локон.
Глава 3. Прямо ей в лоб…
Блум впервые встретил Мэттью Хоупа прямо здесь, в кабинете на третьем этаже того здания, которое в городе Калуза сдержанно называли Домом Общественной Безопасности. Это — главное полицейское учреждение. Здание его было сооружено из бурых кирпичей разного оттенка, его строгий архитектурный фасад нарушали только узкие окна, напоминающие бойницы в крепостной стене — неплохое нововведение для такого климата, как во Флориде.
Вы вступали в здание через бронзовые входные двери и поднимались в приемный холл третьего этажа, где от пола вздымался, слово перископ увеличенных размеров, окрашенный в оранжевый цвет подъемник для почты. Вы говорили одетой в полицейскую форму служащей, сидящей за столом, что вы хотите поговорить с детективом Моррисом Блумом, и она звонила ему с помощью недавно установленного оборудования «Центра связи» на ее столе, а затем говорила вам, чтобы вы проследовали по коридору в кабинет в дальнем конце. Там и был Блум, плотно сложенный мужчина лет сорока пяти, ростом выше ста восьмидесяти пяти и весом, после его недавней поездки на север, около ста килограммов.