— Макги? — удивленно переспросила Лайза.
— Да, дорогая. Это такое шуточное имя, — сказал я. — Я его взял из одного старого стихотворения. Дело в том, что имя Трев хорошо рифмуется с Гевом, а фамилия Макги — с Ли.
Теперь, если Руп меня не поддержит, Лайзу уже ни в чем не убедить, подумал я.
— Миз Мэри, я бы мог процитировать это стихотворение, но в нем много непристойностей, — все поняв, сказал Руп. — Гева я называю Тревом, когда на него сильно сержусь. А этот мерзавец только что лишил меня одного зуба.
— Но ты ко мне заявился не один.
— А одному мне с тобой не справиться. Только я просчитался — надо было прихватить еще одного помощника.
— Ничего, вы бы меня и вдвоем уделали. Вот только не пойму, зачем вам это понадобилось.
— Да это все Брего. А ты что подумал? Он весь день твердил нам, что мы моряки и должны друг другу помогать. Карл сказал, что один здоровяк, быстрый и верткий, желая увести у него подругу, дал ему — извините, миз Бролл, — под зад коленом. Вот я и предложил Арти подплыть на шлюпке поближе к отелю и проучить этого наглого туриста. Я же не знал, что это ты, Тр… Гев. Так что, извини, приятель. Теперь я хоть спокойно засну.
Я провел пальцами по царапине на щеке и, подойдя к Лайзе, обнял ее за талию:
— Дорогая, тебе есть что передать мистеру Брего?
— Через Рупа и Арти? Да, есть. Пусть он оставит надежду расквитаться с мистером Ли.
Руп засмеялся:
— Хорошо, передам.
— А вы не передадите Карлу его вещи?
— С удовольствием.
— Тогда я их сейчас соберу. Я вас долго не задержу.
Руп послал своего молодого напарника проверить шлюпку, а когда тот ушел, мы сели с ним в тени под деревом.
— А что с твоей «Марианной»?
— Два неудачных сезона, долг банку вернуть не смог, пришлось ее продать. Но я не очень сокрушаюсь. Работаю у хороших людей, получаю прилично.
— Спасибо, что прикрыл меня.
— Да ладно. Что ж, старый капитан не сообразит, что друга надо выручать? Меня и просить об этом не надо. Я сразу понял, что к чему. А бабенка ничего. Правда, на острове есть и получше. А этот клоун Брего, наверное, первым начал?
— Да. Пришлось дать отпор.
— Трев, да ты явно скромничаешь! Представляю, как ты его здесь метелил!
— Рад, что ты доволен. А как Салли?
— Нормально. Во всяком случае, так я слышал. Она вернулась к родителям, нашла себе вдовца с четырьмя детьми. Наших трое плюс его четверо — огромная семейка!
— Жаль, что вы с ней расстались. Очень жаль.
— Конечно, обидно немного, но я ненавижу землю и все, что на ней находится. Ненавижу деревья, горы… Нет, по мне, если и умирать, так только на море. Имея права моряка, я до конца своих дней буду плавать. Знаешь, когда наша старшая утонула, Салли от горя чуть с ума не сошла. Сказала, что хватит мне плавать. Вот буду писать ей, так непременно сообщу, что видел тебя. Она обрадуется. Салли к тебе, Трев, хорошо относилась.
Лайза вернулась с бумажным пакетом и отдала его Рупу:
— Большое вам спасибо. Надеюсь, вас это не затруднит?
— Совсем нет, миз Мэри.
— Еще раз спасибо. Извините, а ваш молодой напарник всегда такой молчаливый?
— Да нет. Просто Арти нечего сказать, вот он и молчит.
Мы проводили Руперта до шлюпки, в которой уже находился Арти. Он положил в нее коричневый пакет, затем уселся сам и отчалил от берега. Рассекая волны, шлюпка медленно двинулась в сторону стоянки яхт.
— Надо же, Карл все же подослал к тебе своих ребят!
— А у них поначалу здорово получилось.
— Дорогой, они тебя здорово побили?
— Не то слово. Но ничего. Месяц в постели — и я как новенький.
— Нет, я серьезно?
— Лайза, адреналин в моей крови пока еще действует. Поэтому боль притуплена. Так что только завтра утром я пойму, здорово они меня побили или нет.
— У Рупа такие огромные кулачищи.
— Как у боксера.
— А его напарник даже очень симпатичный. Заметил?
— Мне было не до этого. Может, сходим в ресторан?
— Давай закажем еду в мой номер. Там нам будет гораздо уютнее. Напитки сами приготовим. А до тебя больше пальцем не дотронусь. Правда.
Лайза и в самом деле оставила меня в покое. После ужина прошло довольно много времени, прежде чем она подошла к дивану, на котором я сидел, и, наклонившись, чмокнула меня в щеку.
— Дорогой, по твоей щеке только что пробежала маленькая мышка, — сказала она.
— Я это почувствовал.
Лайза распрямилась:
— Знаешь, Макги, никак в тебе не разберусь.
— Макги? Это кто такой?
— Персонаж из стишка. Может, ты мне его прочитаешь?
— Сказать по правде, я его забыл.
— Он что, и в самом деле такой скабрезный?
— Да вроде бы не очень.
— Надо же, ты встретил своего знакомого. Да еще при таких обстоятельствах. Одно только странно — ведь Руп перед тем, как сюда отправиться, наверняка сказал Карлу, что ты его закадычный дружок. Нисколько не сомневаюсь, что Карл назвал ему твое имя.
— Но Ли — очень распространенная фамилия.
— Возможно. А сколько на свете Ли с такими габаритами?
— Лайза, дорогая, никак не пойму, чего ты от меня хочешь?
— Не знаю. Но мне кажется, что ты что-то скрываешь.
— Ровным счетом ничего.
— Дорогой, а что мы будем делать, когда разбогатеем?
— Красиво заживем.
— Как сейчас в «Спайс Айленд»?
— В мире много красивых отелей. В Акапулько, на Сардинии. «Королева Кристина», например.
— А где это?
— В Испании. Рядом с Гибралтаром.
Лайза села чуть в отдалении от меня, поджала губы и, предавшись мечтаниям, закрыла глаза.
— Мы туда вместе поедем? — спросила она.
— Если разбогатеем.
— Думаешь, у нас это получится?
— Во всяком случае, попытаемся.
— А ты ко всему готов?
— Что ты имеешь в виду?
— К приходу незваных гостей, например. Учти, что твой Руперт пришел не один.
— Знаешь, я не люблю обращаться в полицию и всегда полагаюсь только на себя. Так что пусть все идет своим чередом. Хорошо?
Я поставил стакан на столик, поднялся и, поморщившись от боли, согнул в колене ногу. От долгого сидения она у меня, как всегда, затекла. Потом поцеловал Лайзу в лоб и пожелал ей приятных сновидений. Она ответила, что перед тем, как заснуть, помечтает о больших деньгах. А мечтать о них, как сказала Лайза, она начала почти с пеленок.
Глава 16
Среди ночи я проснулся от жуткого сна. Он был настолько страшным, что, едва открыв глаза, я тут же забыл, что видел. Просто лежал в холодном поту и трясся.
Этот сон заставил меня вспомнить про письмо, о котором я солгал Лайзе. А оно могло бы мне здорово помочь. Нет, до утра ждать не следует, решил я. Пойти оно должно было адвокату Леонарду Сибелиусу.
Еще до рассвета оба письма были готовы. В первом, сопроводительном, я просил адвоката вскрыть второе письмо в том случае, если я до конца мая ему не позвоню.
Вложив один конверт в другой, я спрятал письма и снова лег в постель. Да, будет смешно, подумал я, если на суде защитником у Бролла окажется Ленни Сибелиус. Такой адвокат, как он, обдерет Гарри как липку, но обязательно защитит.
Едва я закрыл глаза, как тут же вспомнил про страшный сон. Что же меня в нем так напугало?
Утром в пятницу я вновь совершил увлекательную поездку в город. Заскочил на почтамт и отправил конверт заказным письмом, с доставкой и авиапочтой. Затем, проехав по однорядному тоннелю под Госпитальной горой, я очутился на Эспланаде, в центральной части города. Пароход «Королева Елизавета Вторая», из которого толпой валили пассажиры, стоял у причала. На его фоне быстроходные катера и моторки выглядели белыми водяными жуками. В этом сезоне заход «Королевы Елизаветы» на Гренаду был последним. Сойдя на берег, туристы, а их прибыло порядка двух тысяч, устремились кто на пляжи, кто в город. Те, кто отправился в город, обсуждали друг с другом обменный курс, искали несуществующие на острове магазины с беспошлинными товарами, отбивались от назойливых таксистов и глазели по сторонам.
Я смотрел и удивлялся, как мало среди туристов красивых женщин — всего лишь одна из пятидесяти заслуживала того, чтобы на нее обратили внимание. Сделав покупки, я поехал в отель. На обратном пути мне вновь пришлось проявить незаурядное мастерство водителя и железную выдержку.
В тот день, а это было двадцать второе апреля, я снова рисковал, причем не только своей жизнью, но и Лайзы тоже. Я повез ее на обед в «Красный краб». В пивном ресторанчике мы сели за стоявший в тени белый металлический столик. Официант подал нам огромные сандвичи с крабами, сильно охлажденное пиво «Туборг» и овощной салат. После обеда мы поехали обозревать окрестности и несколько раз останавливались, чтобы полюбоваться красотой залива Прикли-Бей. Взобравшись на вершину горы, мы вышли из машины и стали спускаться по каменистому склону. Внизу под нами раскинулось море. На этот раз оно было синего цвета. Его огромные волны, ударяясь о прибрежные скалы, пенились и, недовольно шурша, откатывались назад. В маленьких бухтах по песку среди камней неуклюже ползали черные крабы.
Изучив карту местности, я нашел на ней тропинку, которая привела нас к шоссе с разделительной полосой, вероятно единственному на этом маленьком острове. В трещинах его асфальтового покрытия росла высокая трава. Пройдя по шоссе, мы оказались в том месте, где несколько лет назад проводилась выставка под названием «Гренада Экспо». Как я слышал, фирм-участников съехалось на нее мало. Многие ее павильоны так и остались недостроенными, а со стен тех, что были сданы в эксплуатацию, слоями сходила краска. На территории бывшей выставки то там, то здесь из-под земли проступали бетонные фундаменты с торчавшими из них толстыми железными прутами. У входа в бывшее административное здание мы увидели мощный куст спорыша, сумевшего дорасти до уровня дверной ручки. Затем мы вышли к большому красивому отелю, пустому и заброшенному. Однако лужайка и садик вокруг него были тщательно ухожены. Видимо, владельцы или правительство старательно поддерживали этот удивительный порядок.
Затем мы сели в машину и, проехав со скоростью двадцать миль в час по узким грунтовым дорогам, оказались на краю огромного оврага. Я начал спуск. Наш «моук» бросало из сторону в сторону. Лайза, пытаясь удержаться на сиденье, хваталась руками за дверцу и громко смеялась.
Наконец мы выехали к морю. Вдоль его берега тянулась узкая полоска частного пляжа, на котором сплошной стеной росли часто посаженные миндаль, кокосовые пальмы и виноград.
Я поставил машину в тень. Пройдя по пляжу, мы увидели среди деревьев несколько довольно больших яликов. С их обшивки клочьями свисали слои красной, синей и зеленой краски. Подойдя к одной из лодок, Лайза перекинула через борт ногу, залезла в нее и достала сигарету. В темных линзах ее очков отражалось море, пляж и растущие на нем деревья. Легкий ветерок обдувал ей лицо, шевелил волосы. Вид у нее был необычайно серьезный. Затянувшись сигаретой, она посмотрела на меня и неожиданно улыбнулась:
— Никогда не думала, что долгая прогулка по жаре может доставить такое удовольствие.
— Рад это слышать.
— Знаешь, у меня сейчас удивительно праздничное настроение. Я уже давно не испытывала ничего подобного. Ты понимаешь, о чем я?
— Не совсем.
— Видишь ли, после того, как я сбежала из монастыря, меня постоянно влекло к парням, и я все свое свободное время проводила либо в постели, либо в поисках новых знакомств. Если же я оказывалась с парнем в таком вот уединенном месте, то мы тут же начинали заниматься любовью. Но с тобой мне этого совсем не хочется. Знаешь почему? Не хочу потерять ощущение праздника. Странно, но сейчас я чувствую себя снова девственницей. Единственное, что меня пугает, — так это судьба блондинки, которую ты застрелил и сбросил в море. Знаешь, она мне сегодня приснилась. Боже, Гев, неужели ты действительно это сделал?
— Тогда мне казалось, что я поступаю правильно.
Выпрыгнув из лодки, Лайза бросила окурок в набежавшую волну. Наклонившись, она подняла упавший с пальмы кокос, приложила к шее и, словно спортивное ядро, толкнула его. Лайза оказалась на удивление сильной и ловкой — кокос упал от нее на приличном расстоянии.
— Гев, это чудесное время, когда ничего не надо делать, а только ждать.
— Инструкций от своего кузена? Но это будет только после того, как ты пошлешь в банк телеграмму, а потом позвонишь Броллу.
Я заглянул в ялик и увидел на его дне опавшие листья пальмы. Под ними оказались сплющенная металлическая канистра и лопата с короткой рукояткой, которую, судя по всему, использовали как весло. Грести ею не совсем удобно, подумал я, но при отсутствии нормального весла сойдет и она.
— Ну что, возвращаемся? — спросил я Лайзу.
— Дорогой, а мы не могли бы еще хоть немного побыть туристами? Давай посмотрим на твою карту.
Мы вернулись к машине, изучили карту и решили проехать к Пойнт-Салин и осмотреть маяк. Дорога, ведущая к нему, оказалась в таком жутком состоянии, что по ней мог проехать только джип. За ближайшим поворотом я был вынужден круто повернуть руль и прижаться к придорожным кустам — нам навстречу, подпрыгивая на ухабах, неслись три такси, набитых туристами с «Королевы Елизаветы».
Не доезжая до подножия холма, на котором стоял маяк, я остановил машину. Мы прошли с Лайзой по желтому песчаному пляжу, омываемому водами Карибского моря, затем пересекли дорогу и оказались уже на берегу Атлантического океана. Затем мы снова сели в джип. Въехав на склон холма с крутизной порядка двадцати градусов, я остановил «моук» у входа в маяк.
Нам навстречу выбежал смотритель, страстно желавший стать нашим гидом. Естественно, не бесплатно. Преодолев несколько крутых маршей, мы поднялись в стеклянный фонарь. Ступеньки лестницы были узкими и высокими, и я, следуя за Лайзой, постоянно видел перед собой ее коленные впадины.
От вида панорамы, открывшейся нам с вершины маяка, захватывало дух. Зрелище было незабываемое. Такое впечатление, что стоишь перед огромным рекламным плакатом, от которого не в состоянии оторвать глаза. Туристы, сделав фотографии, нередко используют их в качестве почтовых открыток. Чтобы спокойно воспринимать такое великолепие, надо прожить среди него не один год. Узнав, что вынужден делать смотритель, чтобы маяк всегда горел, я тут же достал из кармана несколько местных биви и сунул ему в руку. Оказалось, что свет маяка виден в море на расстоянии пятидесяти миль.
На обратном пути Лайза не проронила ни слова. На подъезде к заброшенной выставке «Экспо» я посмотрел на нее и увидел, что из-под ее темных очков текут слезы.
— Что с тобой? — загнав машину в тень, спросил я женщину.
— Да не знаю я! Не знаю! И оставь меня в покое!
— Как скажешь.
Лайза сняла очки, вытерла слезы, а затем тяжело вздохнула и высморкалась. Вновь надев очки, Лайза затянулась сигаретой и выдохнула струю дыма на переднее ветровое стекло.
— Боже, какое же это чудо! — произнесла она. — Даже не верится. Маяк, свет которого виден вокруг на пятьдесят миль! Скажи, а что это за такие линзы Фреснеля?
— Их изобрел французский ученый Фреснель. Они собирают свет в один пучок.
— Уму непостижимо! Гев, я просто поражена. Представляешь, чтобы маяк не погас, этот бедный смотритель вынужден подниматься на него каждые два часа! Боже мой, кругом один обман! И этот Фреснель туда же — сделал так, что свет от крошечной лампочки можно увидеть за пятьдесят миль!
— Именно это тебя так расстроило?
Лайза сняла очки и холодно посмотрела на меня:
— Друг мой, мне говорили, что я должна петь в церковном хоре, любить Христа, молиться Богу, вести праведный образ жизни и только тогда, возможно, попаду в рай. Но меня забыли предупредить, что наш учитель пения уже после третьего урока, проведенного специально для меня, попытается меня облапить. Мне не сказали, что если я на него не заявлю, то в рай не попаду. Мне не рассказали, что, испытав буйство плоти, я могу быть изгнана из исповедальни. А этот огромный маяк, который призван спасать людей? Это же всего лишь маленькая газовая лампочка с приспособлением в виде тяжелого груза, цепей и хитроумных линз. Меня же на каждом шагу обманывают и только говорят: делай то, делай это, потому что так нужно.