Она улыбнулась:
– Ты знаешь, как он глаз потерял?
– В Бурскую войну.
Она взглянула на меня:
– Мне жаль, что с твоей мамой так случилось.
Я отошла на несколько шагов в сторону, сделав вид, что любуюсь какой-то птичкой, севшей на арку.
– Уверена, что ужин ты не готовила, – сказала Эмили. – Пойдем, поедим вместе.
– А где Магнус?
– В К-Л. Сегодня рано утром уехал. Раз в месяц ездит взять наличные на зарплату рабочим.
– Хоть бы мне сказал. Мне нужно кое-какие книги достать.
– О, мы никому не говорим, когда он поедет и когда вернется.
* * *
На следующий вечер Аритомо остановился у моего бунгало. Одет он был в серый смокинг и брюки в тон. От него едва уловимо благоухало одеколоном – запах мха после дождя. В одной руке он нес большую картонную коробку, но отказался поведать мне, что в ней. Боясь, как бы он не покончил с моим ученичеством, я ни словом не обмолвилась о посещении инспектора Ву.
Когда я протянула ему стакан виски с содовой, он воззрился на нефритовый браслет, который я надела. Взял меня за кисть:
– Императорский китайский нефрит, – пробормотал он. – Не стоило бы вам носить его в местах вроде этого.
– Он принадлежал моей матери, – сказала я. – Одна из немногих ее драгоценностей, которые ей удалось спрятать до прихода японцев.
Мама закопала их в коробке под деревьями папайи позади дома, после войны я вернулась и выкопала ее. Она не узнала браслет, когда я показала его ей.
– Он хорошо подходит к платью, – заметил Аритомо. – Как два листа с одного дерева.
Я глянула на свое ципао: бледно-зеленый шелк приглушенно мерцал при каждом, даже очень слабом, моем движении.
– Нам пора, – сказала я. – Не хочу опаздывать.
На подходе к Дому Маджубы Аритомо указал на колючую проволоку, протянутую вдоль ограды:
– Сорняк, который душит страну. Похоже, он повсюду разросся.
– Это необходимость, – отозвалась я. – Вам следовало бы продумать кое-какие меры безопасности для Югири.
В последних лучах заходящего солнца капельки росы на колючках проволоки посверкивали, словно яд на кончиках змеиных клыков.
– И погубить сад? – Вид у него был такой ошарашенный, что я рассмеялась. Повернувшись, он уставился на меня в упор: – В первый раз слышу, как вы смеетесь.
– Не так-то много забавного было в последние годы.
Луна наливалась светом в небе. В террасном саду позади дома гости и рабочие плантации толпились у стола с едой: индийцы и китайцы на одном конце, европейцы – на другом. Весть о моем ученичестве у Аритомо успела разойтись, и кое-кто из гостей поглядывал на меня с нескрываемым любопытством. Двое-трое поддевали Аритомо, расспрашивая, уж не открыл ли он школу садоводства, но он только головой качал, улыбаясь. Я в первый раз видела его вне его сада и была поражена тем, насколько он был органичен в общении. Он слился с пейзажем.
Тумз, Покровитель Аборигенов, привез убитого им вепря, шкуру со зверя снял один из оранг-асли. Запах мяса на вертеле подслащивал воздух, отчего меня одолевали и тошнота и голод одновременно. Магнус вышел из-за своего браай, чтобы познакомить нас с американцем средних лет. Он был симпатичным, несмотря на свою приземистость и редеющие волосы, гладко зачесанные назад.
– Джим тут на отдыхе. Он работает в Бангкоке.
– И чем вы там занимаетесь? – спросил Аритомо.
– Теряю все свои деньги, не говоря уж о волосах, пытаясь вновь вдохнуть жизнь в шелкопрядство, – ответил американец. – Магнус уверяет меня, что вы выстроили себе японский дом. Я сам собираю традиционный сиамский дом – на берегу кхлонга.
– Канала, – пояснил Аритомо в ответ на мой недоумевающий взгляд.
– Вы бывали в Бангкоке? – спросил американец.
– О, много лет назад, – ответил Аритомо, – когда пустился путешествовать по этим местам.
Эмили, раздававшая детям бумажные фонарики, позвала меня.
– Передайте это ей, – попросил Аритомо, вручая мне коробку, которую держал в руке. Трое мужчин отправились к плетеным стульям на лужайке. Я подошла к Эмили и отдала ей коробку. Она легонько встряхнула ее и поставила на стол.
– Хорошо, что ты привела его с собой, – сказала она. – В последнее время мы не так уж часто видим его.
– Они давно друг друга знают? – спросила я, поглядывая на Аритомо. Он допил бокал вина и взял у служанки еще один.
– Магнус и Аритомо? – Эмили задумалась. – Лет десять, нет, пятнадцать, по-моему. Они были когда-то такими хорошими друзьями, знаешь ли.
Магнус шепнул что-то Аритомо, тот откинул голову назад и рассмеялся.
– Похоже, у них и сейчас все прекрасно, – заметила я.
– Когда-то он приходил сюда каждое воскресенье и всегда что-то приносил с собой. Бывало, много пил и становился совсем мабук[152] с Магнусом и их приятелями. Но после Оккупации он навещает нас все реже. Всегда одна и та же причина: занят, лах, устал, лах…
– Что-то меж ними произошло?
– Ты хочешь сказать, они поссорились? Нет, никаких драм, лах. Это все война, думаю. Она в чем-то изменила их дружбу.
Эмили открыла еще одну коробку и достала кипу бумажных фонариков, каждый из которых был сложен плоско, и дала мне один. Он растянулся, как аккордеон, когда я потянула за оба конца.
– Когда я вижу фонарики, снова чувствую себя маленькой девочкой, – сказала она. – Ты с фонариками играла, когда уже была взрослой?
– Мои родители праздновали китайский Новый год, а другие праздники – нет.
– Я удивилась бы, если б праздновали. Магнус говорил мне, что они были истовые анг-мо.
Аритомо, все еще поглощенный разговором с американцем из Бангкока, заметил, что я слежу за ним, только я все равно не отвела взгляд.
– Старый Мистер Онг, он был нашим соседом, бывало, устраивал вечера любования луной. Мы видели, как его дети играли с фонариками. Его первая жена всегда оделяла нас лунными пряниками[153]. Я всегда думала, правда ли это… ну, что в лунных пряниках прятали тайные послания какие-то мятежники, замышлявшие свергнуть китайского императора.
– Ай-йох, держись фактов точнее… мятежники были китайцами, – сказала Эмили. – Они хотели покончить с правлением монголов. Восстание намечалось поднять в Чжунцю. И послания не всегда прятались внутри пряников.
– Где же еще их прятали?
– Иногда их писали прямо на пряниках. Послания вырезались в формочке для пряника. А готовый пряник разрезали на четыре части.
– Послание можно было прочесть, только сложив все куски вместе, – догадалась я.
– Умну, да? Подумать только: скрыто у всех на виду!
– Значит, в Чжунцюцзе празднуется это самое восстание.
– Эх, вы, девочки современные-пресовременные! При всем университетском образовании, вы не знаете даже вещей вроде этой, не знаете о ваших собственных традициях, – вздохнула Эмили. – Спроси любых здешних ребятишек – и все они знают эту историю, даже индийцы с малайцами.
– Это потому, – вмешался Магнус, принесший нам выпить, – что ты им ее каждый год рассказываешь.
– Им нравится ее слушать, – сказала Эмили, давая последний фонарик какой-то девочке.
Магнус подмигнул мне и обратился к ребятне:
– А ну, мари-мари[154], ребятишки, сейчас тетя Эмили расскажет вам сказку. Сюда, сюда!
Большинство детей понимали и немного говорили на простом английском, но Магнус повторил свое приглашение на малайском, закончив его еще одним увещеванием мари-мари и призывным загибанием пальцев обеих рук.
Дети собрались вокруг нас. Эмили метнула на Магнуса сердитый взгляд, но было видно, что ей очень приятно. Когда ребятишки расселись на травке, Эмили спросила:
– Вы все знаете, почему сегодняшний праздник зовется еще и Лунным?
– Потому что луна сегодня такая большая? – выпалил один мальчишка.
– Вот это молодец! – воскликнул со смешком Тумз.
– Потише-ка, вы, лах, – осадила его Эмили.
Натянув юбку на колени, она опустилась на траву. И начала:
– Давным-давно было в мире десять солнц. Всякий день каждое из них по очереди сияло на небе. Но вот в одно утро случилось что-то непонятное, что-то, чего никогда не случалось раньше: все десять солнц взошли в одно время. В мире сделалось слишком жарко. Вах! Загорелись деревья и… х-х-у-ш-ш-ш!.. все джунгли охватило пламя. Вскоре все реки и моря выкипели, вода обратилась в пар. Животные умирали, страдали миллионы людей…
Некоторые из ребят слушали, раскрыв рты и не сводя с Эмили широко раскрытых глаз. Один мальчик сидел на коленках и то и дело оборачивался в поисках родительской поддержки.
– Император Китая забеспокоился, – продолжила Эмили, – однако все его мудрейшие советники уверяли, что ничего поделать нельзя. «Такова Воля Небес», – говорили они. Но вот попросил позволения высказаться один молодой придворный. И рассказал, что слышал о лучнике по имени Хоу И, который сбивал с неба всех, кого угодно, как бы высоко они ни залетали: ласточек, аистов, орлов. Его стрелы даже пронзали облака. «Ваше Величество, – произнес молодой придворный, – наверное, можно бы попросить Хоу И сбить солнца из лука?»