— Комитет назывался «орео»?
— Нет.
— Тогда что же это такое?
— Понятия не имею.
— Так называлась группа, которую вы организовали после развала комитета?
— Не знаю, что это такое, сто раз вам повторяла.
— Видели вы ту картину, которая висит в спальне Дэвиса?
— Мне не приходилось бывать у Дэвисов.
— А Дэвис
* * *
Пятница — самый длинный день недели.
Эта пятница, пока я ждал сообщений из полиции о Ллойде Дэвисе, показалась мне самой длинной из всех. В свою контору я вернулся к половине одиннадцатого, закончив дела в суде. Меня уже поджидала в приемной супружеская пара — Ральф и Агнес Уэст. Ральф — племянник нашего старого клиента, который недавно скончался, не оставив завещания, а прямых наследников у него не было. После его смерти супруги несколько раз звонили мне, интересовались, не пора ли им являться за своей долей наследства. Каждый раз я повторял им одно и то же. Но по телефону у меня уходило на это не больше пяти минут. А сейчас наша беседа длилась почти час, потому что оба супруга: а) не блистали умом и б) были преисполнены решимости урвать кусок пожирнее.
— Существуют определенные правила, без соблюдения которых нельзя приступать к разделу имущества, — механически я повторял одно и то же в сотый раз.
— Какие такие правила? — придирчиво спросил Ральф. Физиономия у него была недовольная, да к тому же и небритая. Он сидел на краешке стула, крепко сжав колени, как будто до смерти хотел в туалет. Жена его, с такой же недовольной физиономией, сидела рядом и при каждом его слове кивала в знак согласия. Ее светлые волосы были стянуты в тугой узел на затылке.
— Как я объяснял вам по телефону, — бубнил я, — сначала завещание утверждает суд, затем рассылают уведомления всем наследникам и кредиторам и, наконец, выплачивают налог на наследство. Все эти вопросы необходимо уладить до распределения наследства.
— Об этом вы говорили две недели назад, — ворчливо заметил Ральф, а Агнес поспешно кивнула. — Дядя Джерри умер тринадцатого ноября, в пятницу, — пятница, тринадцатое число, — прошло уже три недели, а мы все еще в глаза не видали наших денег.
— Я уже вам сказал…
— Ведь речь идет о большой сумме, — прервал меня Ральф, — а мы все никак не можем получить своих денег. — Агнес кивнула.
— Состояние покойного оценивается в десять тысяч долларов, — сказал я, — эту сумму предстоит разделить поровну между всеми наследниками…
— Надо было ему оставить завещание, — обратился Ральф к Агнес. Агнес кивнула.
— Но он этого не сделал, — напомнил я.
— Старый дурак, — сказал Ральф. — Если бы оставил завещание, нам бы не пришлось делиться со всеми этими тупицами.
Как человек воспитанный, я промолчал, хотя Ральф с Агнес потеряли последние остатки разума в тот момент, как узнали о смерти дорогого дядюшки Джерри.
— Так сколько времени все это протянется? — спросил Ральф.
— От четырех до шести месяцев, — ответил я.
— Что? — негодующе воскликнул он.
— Что? — как эхо, повторила Агнес.
— От четырех до шести месяцев, — бесстрастно повторил я.
— Бог ты мой! — воскликнул Ральф, а Агнес кивнула. — Какого черта возиться
* * *
Морис Блум позвонил мне только в восемь вечера. Домой.
— Мэттью, — сказал он, — Дэвис здесь, в Калузе. Мы вот что сделали: позвонили ему в Майами и объяснили, что пытаемся поприжать Харпера по некоторым пунктам его алиби; были бы весьма признательны, если бы Дэвис согласился приехать сюда и помочь нам. Пообещали оплатить ему авиабилет и поселить его здесь, в мотеле, одним словом, устроить торжественную встречу. Он заглотнул наживку, что уже подозрительно, верно? Я хочу сказать: почему бы ему не предложить нам приехать
* * *
Дэвис тепло приветствовал меня и даже наперед извинился за то, что собирается сообщить полиции некоторые факты. Он не может подтвердить показания своего друга Джорджа Харпера, который заявляет, что находился в воскресенье в Майами, Дэвис с ним там не виделся. Я успокоил его, сказав, что он должен говорить только правду, и поблагодарил, что он приехал в Калузу по просьбе Блума. Если Харпер действительно виновен, сказал я (врал без зазрения совести, как того требовала моя роль), то лучше добровольно признать свою вину, чем заниматься бессмысленным отрицанием очевидных фактов. Мы с Блумом тщательно разработали линию своего поведения, но мне все же было не по себе, будто мы выполняли акробатические номера под куполом цирка без страховки. Одна ошибка — и Дэвис ускользнет из расставленных ему сетей.
— Так приступим? — с невинным видом спросил Блум.
— Мне кажется, для начала ты должен зачитать мистеру Дэви-су его права, — сказал я.