Руки и ноги едва подчинялись Рябушенко. Он весь закоченел и еле держался на ногах. Силы стали ему изменять. Его трясло. Зубы выстукивали дробь. Но Рябушенко держался мужественно. Ему очень нужна была помощь. И эта помощь пришла в лице старушки учительницы. Учительница бросила девушке: «Чаю», но не успела та принести его, как в школу вошел полковник. Конвоиры вскочили. Полковник сказал конвоирам что-то, и они потащили Рябушенко в соседнюю комнату.
Полковник сел за стол. Неторопливо положил на стол полевую сумку, вытащил из кобуры револьвер и положил его с правой стороны на стол. Он предложил Рябушенко сесть напротив, с другой стороны стола.
Конвоирам полковник велел выйти. В комнате остались полковник и Рябушенко.
Рябушенко подумал о так и не выпитом чае, вздохнул, искоса осмотрелся и заметил, что револьвер заряжен и окно приоткрыто. Он стал ожидать неизбежных вопросов полковника, заранее зная, что ни на один из них отвечать не будет.
Рябушенко ожидал грубости, побоев, но, как это ему ни показалось странным, полковник открыл портсигар, в котором было всего три папиросы, предложил Рябушенко закурить, подождал, пока тот взял папиросу, сам взял другую, щелкнул зажигалкой, медленно дал прикурить Рябушенко. Полковник закурил и, откинувшись на стул, сказал:
— Я желаю тебе добра. Я тебя отпущу, иди куда хочешь. Дадим деньги, одежду, коня дадим. А если хочешь, зачислим в нашу воинскую часть, присвоим звание унтер-офицера, даже фельдфебеля. Только одно требуется: расскажешь, голубчик, о расположении своей части, сколько в ней людей, чем вооружены и где сейчас находятся Буденный и Ворошилов.
Рябушенко отогрелся, покурил и почувствовал себя гораздо лучше. Он решил обмануть полковника.
Рябушенко сказал, что ему скрывать нечего. Он назвал расположение отряда, численность его, вооружение. Полковник все записывал в записную книжку, не предполагая, что все это было выдумкой. (Впоследствии обычно стеснительный и не очень разговорчивый Рябушенко сам не мог объяснить, почему у него так гладко получилось.)
Когда беседа была закончена, полковник, улыбаясь, поблагодарил Рябушенко за сведения и спросил:
— Надеюсь, ты не принял всерьез, что я тебя отпущу?
Рябушенко вспомнил свою родную мать. «Дорогая мама, вот и настала последняя минута моей жизни. Неужели ты меня родила, чтобы я погиб от вражеской пули? Нет».
— Что вы, господин полковник, — ответил Рябушенко, — разве можно, я же понимаю — служба.
— Да, друг мой, служба. Так какое же у тебя будет желание перед смертью?
— Дозвольте еще папироску, уж очень хороша.
Полковник охотно протянул ему портсигар с единственной оставшейся там папироской. Рябушенко взял ее, неторопливо размял, затем прикурил от зажигалки, которую зажег перед ним полковник.
Помолчали.
— А вы, господин полковник, еще не все спросили, — сказал он, докурив.
— Что же еще? Рассказывай.
— Дайте еще папироску.
Полковник решил, что разговор, по-видимому, будет долгим, отвернулся к окну и стал набивать портсигар папиросами из пачки, лежавшей на подоконнике.
В одно мгновение Рябушенко схватил револьвер со стола, дважды выстрелил в полковника и бросился через окно во двор.
Вскочив на первого попавшегося коня, он проскочил ворота, мимо оторопевших казаков и промчался во весь опор по улице.
Через час вдали показался неизвестный хутор. У самых огородов его окликнули:
— Стой, стрелять будем!
Рябушенко остановил коня. Какие-то люди окружили его. Двое схватили коня за повод.
— Слезай с коня! — сурово приказал кто-то.
Рябушенко соскочил на землю.
«Что за люди?» — мелькнуло у него в голове. Незнакомцы кольцом стояли вокруг него. Один из них доложил:
— Товарищ командир, тут мы одного задержали. Ранен и одет в крестьянскую одежду.
Рябушенко понял, что он прискакал к своим. Он хотел что-то сказать, но не смог даже пошевелить губами.
Подошел командир заставы.
— Ты кто? — спросил он.
— Разведчик Федор Рябушенко.
— Да неужели? Кто же тебя так? — спросил командир заставы.
— Беляки, — ответил Рябушенко.
— Да ведите его скорей в штаб полка, — приказал командир заставы, — да осторожней!
Двое бойцов взяли Рябушенко под руки.
В штабе Рябушенко рассказал командиру полка и комиссару, что с ним приключилось. Срочно вызвали врача и санитарку.
Командир полка сообщил в штаб армии о подвиге Рябушенко.
Утром в полк приехали Буденный и Ворошилов. Их встретили командир полка и комиссар.
— Ну где же ваш герой? — улыбаясь, спросил Ворошилов. — Подумать только, застрелить полковника и самому спастись. Молодец! Где вы его скрываете?
— Да он ранен, товарищ Ворошилов. Мы его в санитарную часть отправили. К счастью, сравнительно легко отделался.
— Ну что же, пойдемте к нему. Познакомимся. Я его лично знаю, — сказал Буденный. — Это Федор Рябушенко с хутора Соленый. Он настоящий разведчик.
Буденный и Ворошилов тепло поздоровались с Федором. Они усадили его за стол, сели рядом с ним и заставили повторить свой рассказ.
Когда Рябушенко кончил, Ворошилов сказал:
— Молодец! Так и надо воевать. Это настоящий подвиг. Мы решили представить вас к награде.
Рябушенко был награжден орденом Красного Знамени. Вручал ему орден Семен Михайлович. Рябушенко, принимая награду, сказал: «Буду драться с белогвардейцами до полной победы».
Через два дня буденновцы вошли на хутор Веселый.
Учительница навестила Рябушенко. Она кинулась его обнимать.
— Дорогой мой, вот молодец-то, жив и здоров! А я-то, грешная, думала, пропала твоя головушка. Да, видно, не помирать тебе еще. Теперь до ста лет доживешь. Вот молодец-то!
Старушка заплакала. А Федор стоял молча, не зная, что сказать. На глазах у него появились слезы. Он подошел к учительнице, обнял ее и сказал:
— Дорогая моя вторая мама, вы спасли мою жизнь. Мне оставалось жить одну минуту. Без вашей помощи меня беляки бы расстреляли.
Он поцеловал ее. Учительница заплакала.
Рябушенко воскликнул:
— Вы теперь вечно будете в моем сердце как родная мать.
Буденный улыбнулся.
— Вот поправится Федор, мы с ним к вам, товарищ учительница, в гости заглянем. Чай-то надо допить.
— Конечно, конечно! — захлопотала учительница. — Не дали казаки чаю выпить. Мерзавцы! За что повесить хотели? Против народа идут. И у меня белые мужа убили.
Вечером буденновцы собрались у школы. Семен Михайлович поднял руку. Наступила тишина. Замолчала гармоника, затихли голоса. Буденный попросил учительницу выйти на крыльцо.
— Товарищи, перед вами простая женщина, учительница, — сказал Семен Михайлович. — Она не побоялась казаков и спасла жизнь красному бойцу. Она наша родная солдатская мать. Родина никогда не забудет своих матерей!
27 ноября 1918 года была получена телеграмма от Реввоенсовета и командующего 10-й армией Ворошилова. Он поздравлял командиров и бойцов 1-й Донской кавалерийской бригады с победой над белогвардейской бандой в станице Гнилоаксайской. Командир бригады Думенко и его помощник Буденный были награждены высшей наградой — орденом Красного Знамени.
…Никто не знал, в чьих руках находится зимовник помещика Чернова. Буденный приказал пойти в разведку Денису Нечепуренко, бывшему моряку, Филиппу Новикову и Николаю Ермоленко.
Молча двинулись к зимовнику. Была тихая ночь. Прошли верст пятнадцать. В темноте у самой плотины увидели свинарник. Подошли к зданию. Разведчикам удалось вызвать одного из рабочих, но тот не мог сказать, кто в зимовнике — белые или красные.
Тогда Нечепуренко вызвался поехать в зимовник один. Новиков и Ермоленко предложили поехать втроем, но Нечепуренко сказал:
— Если не вернусь через пять — десять минут — не ждите.
Вскоре в зимовнике раздалось два глухих выстрела.
Новиков и Ермоленко вернулись в отряд и доложили Буденному.
Когда отряд выбил беляков из зимовника, бойцы узнали о судьбе Нечепуренко.
Денис был замечен и окружен. Двумя выстрелами он уложил на месте двоих: офицера и казака.
Нечепуренко пытался прорваться и ускакать, но на него набросились белоказаки, сбили с коня, скрутили руки и привели в штаб.
На допросе он ответил, что он матрос, служил на подводной лодке «Утка», дисциплину знает и никогда никому никаких сведений об отряде не даст.
Его подвергли мучительным зверским пыткам, а уже мертвое его тело бросили в колодец.
Ни одного слова не проронил буденновец.
Давно нет помещичьего зимовника, нет и старого, заброшенного колодца, но память о бесстрашном бойце жива: на месте его славной гибели высится памятник: «Зверски замученному белогвардейцами красному матросу Денису Павловичу Нечепуренко».
Противник стал наступать превосходящими силами. Конники дрались, как львы. Казаки не выдержали натиска. Теряя убитых и раненых, противник откатывался.
Все же положение оставалось тяжелым. В те далекие дни не было радиопередатчиков. Все донесения приносили конные связисты. Часто они не прорывались через вражеское кольцо, их убивали, они тонули, подстреленные, в реке. Семен Михайлович беспокоился о любимце своем — Федоре Морозове. От него не было вестей. А для беспокойства были причины: Федор себя не берег.
Однажды он застрелил командира сотни. При разборе боя он ничего не сказал. Семен Михайлович пожурил Морозова: «Гоняешься за офицерами, рискуешь жизнью, себя не жалеешь. Чтобы это было в последний раз!»
В другой раз Морозов пошел в разведку в густом тумане. Один из его бойцов натолкнулся на белогвардейца и крикнул:
«Эй ты, казачина, подойди сюда!»
Белогвардеец выстрелил. Поднялась тревога. Разведчиков окружили. Несмотря на то что Морозов был ранен, он не покидал боя.
— Федя, пожалей себя, — говорили товарищи.
Он отвечал:
— Не себя, народ жалеть надо.
Много раз Морозов спасал товарищей, выручал их.
И вот теперь о нем не было ни слуху ни духу. Буденный решил сам проверить, что с Федором.
Вскочил на коня, поскакал. Дорога была разрыта воронками, повсюду торчали колья с колючей проволокой.
Семен Михайлович не задумывался о том, что вдвоем с ординарцем они скачут по безлюдной земле, и неизвестно, встретят ли на пути неприятеля.
Туман над болотами, рытвины — в любую минуту кони могут поломать ноги. Буденный с ординарцем скакали все дальше, въехали в густой темный лес. На каждом шагу попадались ямы, заполненные водой. Лошадь ординарца вдруг поскользнулась, он вылетел из седла.
— Жив?
— Живой, товарищ Буденный!
— Не отставай!
Лес стал редеть.
— Наши! — закричал радостно ординарец. Он показал на множество всадников.
— Погоди. А может быть, и не наши.
Но бойцы уже узнали Буденного.
— Где Морозов? — спросил он.
— В хуторе, за рощей.
— Показывайте.
Семен Михайлович отдал Морозову приказания и тотчас же пустился в обратный путь. Взмыленный конь устал. Было уже совсем поздно, когда Буденный увидел огоньки в окопах.
Бои, бои… Одну за другой отбивали атаки.
В одном из самых тяжелых и ожесточенных боев, где пришлось иметь дело с кадровыми офицерами царской армии и юнкерами, сведенными в офицерские батальоны, дравшимися не на жизнь, а на смерть, Баранников и Морозов стали отрезать собравшуюся на церковной площади белогвардейскую часть.
Но белогвардейцы разгадали маневр и стали окружать красных конников.
Увидев, что группу бойцов окружают озверелые офицеры и юнкера, Баранников бросился на помощь.
К нему сзади подобрался юнкер, пытался его зарубить. Баранников обернулся, отпарировал ударом на удар. Но вражеский клинок ранил Николая Кирсановича в голову.
Больше всего Баранников сокрушался, что ранил его не офицер и не матерый казачина, как говорил он, а юнкер, мальчишка, «пискля».