Самым страшным и ответственным моментом в дрессировке было и до сих пор остаётся соединение «стареньких» и «новеньких». Ведь если хоть один раз животные подерутся между собой, невзлюбят друг друга, — останутся заклятыми врагами до конца своих дней. А дрессировщице, наоборот, нужно, чтобы её артисты на всю жизнь остались друзьями.
Не менее полугода, а порою и больше, нужно потратить на «знакомство» хищников.
Раньше этого срока вводить молодняк в «централку» нельзя.
Итак, новички репетировали на манеже отдельно, после чего их снова водворяли во львятник, где Кай, Цезарь и Таймур продолжали привыкать к их виду, рёву, запаху. В вольере по-прежнему не прекращались репетиции отдельных трюков.
Наконец наступил момент соединения. В клетку вошёл Цезарь, уселся на свою тумбу.
- Павел, давай Радамеса! Молодого льва впустили в клетку.
- Радамес, на место, на место! Молодец, бравушки!.. Цезарь, куда? Не сходить с места! Сидеть, сидеть смирно! Смотри у меня!
Радамес и Цезарь сидели каждый на своей тумбе, принюхиваясь, насторожённо глядя друг на друга.
Для начала Бугримова приказывала Цезарю выполнить какой-нибудь из его трюков, после чего снова усаживала великана на место.
- Теперь твоя очередь, Радамес. На шар, алле! Цезарь внимательно следил за тем, как Радамес катается на шаре.
- Браво, Радамес! На место, алле!.. Теперь опять ты, Цезарь. Покажи Радамесу, как правильно прыгать сквозь обруч! Спасибо! На место! Теперь ты прыгай сквозь обруч, Радамес!..
На следующую репетицию Бугримова брала в клетку уже не Цезаря, а Таймура. На следующий день — Кая. Потом снова Цезаря.
Затем вместо Радамеса демонстрировал «старичкам» свои успехи Дик. Каждому по очереди, один на один. А «старожилы» — Дику.
Наступил день, когда Радамес проделывал свои трюки, наконец, перед всей тройкой высоких судей — Цезарем, Каем и Таймуром. И «старички» демонстрировали своё умение перед Радамесом.
Потом и Дик репетировал вместе с Цезарем, Каем и Таймуром.
Бугримова заставляла всех животных непременно выступать с трюками поочерёдно.
И наконец, спустя полгода, в одной клетке могла находиться уже вся пятёрка львов. Значит, на то, чтобы выдрессировать львёнка и ввести его в группу, дрессировщице понадобился год.
Но очень часто бывали и неудачи. Попадались львы с таким характером, что соединить их оказывалось невозможным. Каин и Авель, два отличных красивых льва, прекрасно отрепетировали свои трюки. Но как только попадали в общую группу, начинали злиться, драться, огрызаться, задирать «старожилов».
Ничего поделать было нельзя. Пришлось забияк сдать обратно в зверинец.
Дрессировщице всегда было жаль расставаться с обученным молодняком. Сколько времени и сил она тратила на воспитание каждого львёнка!
А случалось и так, что «старики» ни в какую не желали принимать в свою среду юных пришельцев. И молодых, прекрасно обученных львят приходилось отправлять восвояси… Такая участь постигла Наполеона и Ришелье.
Малыши встречают друг друга тоже очень насторожённо, между ними часто возникают драки. Но иногда стоит львятам-новосёлам лишь переночевать ночь-две в вольере или в просторной большой клетке с одногодками, как они сближаются, начинают понимать друг друга. Нередко к утру все уже спят в обнимку в одной куче, а проснувшись, поднимают весёлую возню.
Зато во время кормёжки приходится глядеть в оба. Чуть что — перегрызутся насмерть!
Львята до одного года получают, кроме мяса, ежедневно по два сырых яйца, по тридцать граммов рыбьего жира и по пол-литра молока. Полуторагодовалому льву полагается пять килограммов конины в день. Взрослые же львы съедают в сутки по семь-восемь килограммов мяса.
И раз в неделю у львов, независимо от возраста, «разгрузочный день» — кроме молока, они не получают ничего.
Первое время Бугримова всегда кормила львов сама. Затем, в результате многолетних наблюдений, пришла к выводу, что лучше поручать кормёжку служителям: львы всегда нервничают в её присутствии, боятся, что она, дрессировщица, — «своя», ей позволено слишком много, она может у них и мясо отнять.
И ещё в одном убедилась она на практике. Совершенно не нужно брать на воспитание малышей до годовалого возраста. Лучший возраст для начала дрессировки — год-пол-тора.
В Саратове Бугримовой нужно было отрепетировать множество трюков: ведь теперь мотогонок не стало. Можно было позаимствовать трюки из арсенала старых артистов-дрессировщиков, но ей хотелось изобрести что-то совершенно новое.
Таким замечательным, нигде и никогда не демонстрировавшимся трюком оказался «Лев в воздухе».
Поскольку Таймур привык к движению, сидя на багажнике мотоцикла, именно этого льва и задумала дрессировщица усадить на воздушные качели.
Всем известно, что львы боятся огня. Но ещё больший страх у них перед высотой. Это даже не страх, а панический ужас. Как же удалось Ирине Николаевне приучить Таймура спокойно раскачиваться на качелях?
Они висели на высоте полуметра. Бугримова кормила молодого льва только на качелях, стоя рядом, нежно поглаживая, приговаривая:
- Таймурчик, злюка ты мой, умница моя, не бойся, маленький, ничего страшного…
Однажды, по её сигналу, помощники подняли площадку чуть выше. Таймур испугался, жалобно заскулил и спрыгнул на опилки. Качели пришлось опустить.
- Ну, Таймурчик, ну не капризничай, верь мне, я же никогда не обманывала тебя, я же рядом с тобой… Ну, алле! Ну, алле, милый!
Лев нехотя уселся на площадке.
- Браво, Таймур! Начать подъём! — тихо, не меняя интонации, приказала она униформистам, даже не глядя в их сторону.
Качели чуть приподняли. Таймур встревожился.
- Стоп, ребята, стоп!
Молодой лев съел мясо, облизнулся, прислушиваясь к ласковому, успокаивающему голосу дрессировщицы.
- Молодец, хороший ты мой! Поднимайте ещё на полметра! — приказала она тем же тоном.
Таймур тут же лёг на площадку, закрыл глаза от страха, тихонько заскулил.
- Ай, ай, ай! И не стыдно? Такой большой мальчик… Посидим здесь немного, и на сегодня всё! Не ной!..
На другой день качели приподняли уже чуть повыше. Лев не проявлял прежнего беспокойства.
- Делаешь успехи, дорогой! Мы с тобой уже на высоте двух с половиной метров над уровнем манежа! Ешь мясо, ешь! Заслужил, пилот!..
И так день за днём.
Потом качели стали легонько раскачивать. И с этим пришлось смириться Таймуру. Но когда площадку подняли над клеткой, он сильно заволновался и, глядя с напряжением вперёд, с силой прижимался к ноге дрессировщицы.
- Эх ты, герой! Не дрожи! Идём на посадку!
Так продолжалось более двух месяцев.
- А на зрителей он сверху не сиганёт, а, Миколавна? — спросил как-то Павел Игнатов. — Ведь качели прямёхонько над публикой.
- Никогда не прыгнет, Паша! Страх перед высотой у львов в крови. Я спокойна.
Однажды на представлении вышла неприятность. Артистка раскачивалась вместе с Таймуром на качелях. И совершенно случайно выставила вперёд ногу больше, чем нужно. Увидев колено рядом со своей мордой, Таймур, совершенно инстинктивно, впился в него всеми четырьмя клыками. А ведь каждый львиный клык толщиной в человеческий палец!
- Таймур! Что ты делаешь? — так тихо, что не услышал ни один зритель одёрнула льва дрессировщица.
Лев тут же разжал челюсти и выпустил её ногу. Боль была очень острой, но, превозмогая её, Бугримова продолжала раскачиваться на качелях. Их опустили вниз. Артистка не прервала своего выступления, прошла всю работу до конца. Ничего не заметили ни зрители, ни помощники.
Цирковой врач осмотрел ногу артистки и сказал:
- Ранки небольшие, наложим по одному шву.
- Конечно, — согласилась Бугримова. — Не стоит волноваться, дело пустяковое…
Но, проснувшись наутро, она уже не смогла опустить с кровати ногу: началась сильнейшая боль. К вечеру колено распухло. Вызвали известного профессора. Ранение на самом деле оказалось очень глубоким: одним клыком лев достал до надкостницы.
- Вас нужно немедленно оперировать. Это газовая гангрена, — сказал профессор. — И неудивительно: в рану попала инфекция. Ведь львы питаются сырым мясом, в полости их рта и на зубах всегда множество микробов. Вы же это знаете лучше меня…
Операция была сложной, делали её под общим наркозом. На память об этом происшествии у Бугримовой остался огромный шрам.
-Таймур ни в чём не виноват, — говорила потом друзьям дрессировщица. — Мне нужно было быть поосторожнее…
Бугримова начала разучивать с новой группой комбинацию «КОВЁР ИЗ ЛЬВОВ».
Цезарь первым ложился на пол в «централке», увлекая своим примером остальных хищников. Бугримова подходила к лежащей группе и ложилась на самого огромного, самого красивого и устрашающего своим грозным видом черногривого Цезаря, уверенная в его послушании.
И казалось, что Цезарь был даже доволен тем предпочтением, которое ему оказывала дрессировщица. Иногда он осторожно и ласково, не выпуская своих страшных когтей, клал ей на плечо свою огромную лапу.
«КОВЁР ИЗ ЛЬВОВ» был одним из любимых трюков хищников. Им нравилось, когда их гладили, ласкали, пошлёпывали. Но трюк этот дрессировщица должна была организовывать очень умело: ведь львы находились в непосредственной близости друг от друга. Важно было знать характер каждого — недругов рядом не положишь! А если положишь, тут же начнут царапаться и кусаться. А раз так, то и до общей драки недалеко!
Правда, Радамес привык, например, к тому, что Кай частенько прихватывал его за загривок, слегка покусывал и царапал, но не сердился и на такое поведение Кая никак не реагировал: игра есть игра!
Для дрессировщицы «КОВЁР ИЗ ЛЬВОВ» — трюк очень серьёзный, опасный, она должна держать львов в большой строгости, в корне пресекать любое нарушение дисциплины, быть чрезвычайно внимательной.
А неожиданности подстерегали Бугримову на каждом шагу. Однажды, во время «КОВРА ИЗ ЛЬВОВ», она чуть не лишилась жизни.
Это случилось во Владивостоке. Владивосток — город «цирковой»: на представления попасть трудно и зрители с удовольствием преподносят красивые букеты любимым артистам. Больше всего цветов доставалось Бугримовой. Ведь её новый аттракцион всегда был «гвоздём» программы.
Представление шло как обычно. Первым лёг на пол Цезарь, за ним остальные львы. Бугримова улеглась на спине Цезаря… И вот тут кто-то из публики крикнул «браво!» и перебросил через решётку большой букет.
«Вот сумасшедший!.. Что он делает?!» — только и успела подумать Бугримова.
Многие зрители, последовав этому примеру, тоже начали кидать в клетку букеты. Один за другим. Со всех сторон они сыпались градом на львов.
Хищники переполошились, зарычали, вскочили, подмяли под себя Бугримову, стали драться…
«Сейчас загрызут… Только бы встать!.. Скорей!..»
Уцепившись за гриву Цезаря, она с трудом поднялась на ноги. Великан загородил дрессировщицу своим телом и не подпустил к ней ослеплённых яростью хищников.
После этого случая Бугримова ещё сильнее привязалась к Цезарю.
Цезарь хорошел и хорошел. Могучее, гибкое тело, точёные лапы, нервный и сильный хвост; тёмная золотистая шерсть, большая красивая голова, царственно посаженная на мускулистую шею, и густая чёрная грива. Устрашающий оскал белоснежных зубов, каждое движение гармоничное, лёгкое и величественное.
Уже много времени проработала дрессировщица вместе с этим львом, и в их нелёгком совместном труде, полном постоянных исканий, Цезарь всегда был главной опорой Ирины Николаевны.
Он узнавал её издалека, в какой бы одежде она ни была, в то время как другим львам нужно было привыкать к изменениям внешнего вида дрессировщицы.
Правда, однажды Цезарь растерялся.
Бугримовой кто-то посоветовал переменить вышедшую из моды причёску. Прямо из парикмахерской она пришла в цирк, вошла ко львам, поздоровалась с ними, подозвала Цезаря.
Лев заколебался. Он смотрел на неё изумлённо, страшно смутился. У него была отличная память, и, конечно, он тут же заметил перемену в её облике.
«Кто это? Ты или не ты? — очевидно, подумал он. — Голос вроде тот, походка та, запах тот, а вот что это за странная новая физиономия? Кто так облизал твою голову? И вообще твоя ли это голова?..»
Дрессировщица не выдержала и расхохоталась.
- Не узнаёшь? Да, я, я это, не сомневайся! Просто старая причёска вышла из моды, а я ведь артистка, мне от моды отставать нельзя! Цезарь, иди сюда!
Цезарь по-прежнему не решался подойти к ней.
- А ну-ка быстренько ко мне, дружок! Пора начинать работу!
Только после этих слов он повиновался. Но те несколько часов, пока они с перерывами на отдых работали, Цезарь всё время приглядывался, как бы проверяя себя и желая окончательно убедиться, что он не ошибся.
Цезарь был исключительно разумным зверем. Когда он заболевал и приходилось лечить его, он как будто понимал, что это делается из самых добрых побуждений, и никогда не сопротивлялся.
- Признаёт докторов! Сознательный! — шутил Павел Игнатов.
Лев изящно и смело ходил по жерди, очень ловко, несмотря на свою величину, прыгал в кольцо, раскачивал львов на доске, стоя посредине и перемещая центр равновесия, смело прыгал в огненное кольцо.
Именно с Цезарем Бугримова впервые отрепетировала очень опасный и рискованный трюк. Много труда и терпения было затрачено на него дрессировщицей, но умный зверь понял, что от него требуют, и научился выполнять этот трюк умело и безотказно.
Когда ей подавали кусок сырого мяса, она показывала его Цезарю и командовала:
- Цезарь, возьми!
Цезарь спрыгивал с тумбы, а она брала этот кусок зубами. Лев неторопливо и тихо приближался к ней. Она видела в нескольких сантиметрах от своего лица его огромную голову с раскрывающейся пастью, его чёрная жёсткая грива касалась щёк дрессировщицы, она чувствовала его горячее звериное дыхание, и взгляды их скрещивались.
И вот тут её охватывало какое-то особое чувство. Нет, это был не страх. Это было скорее торжество. Да, именно торжество, радость. Она покорила его. Человек сильнее царя зверей!
Несколько мгновений они смотрели так друг на друга, и Бугримова видела его блестящие ярко-жёлтые глаза с большими чёрными зрачками и его напряжённый и внимательный взгляд.
Осторожно, мягко, с какой-то удивительной деликатностью Цезарь брал лакомый кусочек, очевидно испытывая удовольствие не только от этого лакомства, но и оттого, что дрессировщица так доверяла ему.
Когда Ирина Николаевна уезжала в отпуск или болела, Цезарь скучал: был грустен, хуже ел, с напряжённым вниманием встречал каждого входящего в помещение с клетками, ожидая её, и разочарованно бил хвостом, видя, что это чужой.
Зато когда появлялась дрессировщица, его восторгу не было предела. Он с весёлым волнением бегал по клетке, ласково порыкивал, вставал на задние лапы, громко дышал и не сводил с неё радостно загоравшихся глаз.
Насколько дрессировщицу радовал Цезарь, настолько всё больше и больше огорчал Таймур. Он становился несноснее, злее, опаснее; стал работать лениво, постоянно затевал драки и ссоры.
В Днепропетровске он напал в вольере на Кая. Ни с того ни с сего. Услышав дикий рёв, Бугримова вбежала во львятник. Вместе с Игнатовым они с трудом разогнали дерущихся львов по их клеткам.
Из пасти Кая сильно текла кровь. Бугримова остановила кровотечение, промыла пасть. Она думала, что на этом всё кончилось, однако на другой день заметила, что пасть Кая распухла, он не мог есть.
Вызвали врачей, приняли меры. Опухоль спала, у Кая появился аппетит. Правда, не такой, как прежде. Ел он вяло, стал каким-то угрюмым и необщительным. Было ясно, что он нездоров.
Ни Бугримова, ни врачи не могли определить, в чём дело. Кай стал худеть, примерно через две недели он уже не смог выйти на работу.
Было очень тепло, его клетку выкатили во двор. Но и солнце не помогало.
Врачи продолжали совещаться, терялись в догадках. В пасти всё зажило, опухоль рассосалась окончательно. Льва бесконечно прослушивали, измеряли ему температуру, назначали то одни процедуры, то другие, и всё бесполезно.