— Я? — фыркнул парень. — Да ни в жизнь. Чтобы я боялся какого-то мелкого первогодку? Ты за кого меня принимаешь?
Ответить я не успела, так как нас Соня увидела. Та без всяких маханий поспешила к нам подсесть с новостями о вчерашних отработках и количестве моего минуса на сегодняшний день. Подруга хранительница взяла за правило отслеживать мой счет и зорко следить, чтобы все провинившиеся ходили на отработки. Ее стараниями положение мое действительно начало немного улучшаться.
— Эль, тебя на пробежке не было.
— Да, прости, проспала.
— Я так и подумала. Странно, но на счет это не повлияло.
— Так это хорошо.
— Это да, но у нас есть другая проблема.
— Какая? — насторожилась я.
— Завтра надо списки на факультативы сдать, а ни ты, ни Егоров свои пожелания не внесли. Я пыталась вчера, но он. — Соня понизила голос до шепота и продолжила. — Он вчера какой-то невменяемый был. И, кажется, пьяный.
— Понятно. Прости, Сонь, я совсем об этом забыла. Но обещаю, что сегодня же все узнаю.
Наверное, пришло время поговорить нам начистоту. Я долго откладывала, делала вид, что проблемы не существует, но она есть, и с каждым днем разрастается все больше и больше. А после вчерашнего вообще достигла колоссальных размеров. Я должна это прекратить. Значит, решено. Сегодня мне предстоит долгий и болезненный разговор. Надеюсь только, он не приведет нас всех к еще большим проблемам.
— Эх, везет вам, девочки. Вы можете к Федотову на факультативы ходить, — с сожалением вздохнул Федя.
— Да, я уже записалась, — улыбнулась Соня. — Эль, а ты?
— Я еще думаю.
— Да о чем тут думать? — воскликнул Федя. — Он же самый крутой здесь.
— Круче вашего Лари? — удивилась я.
— Круче всех, — убежденно ответил Федя, и мы с Соней были с ним полностью согласны.
— Да я не об этом думаю, а о том, какой предмет вторым выбрать.
— Ну, здесь я тебе не помощник.
— Я тоже не знаю, — пожала плечами Соня.
Вот и я не знала. Вариантов множество, и все предметы интересные, даже перемещения. Препод, конечно, отстойный, но после вчерашних событий я еще раз убедилась, насколько это важно и нужно, уметь вовремя смыться. Но эта обида… даже не знаю, смогу ли я ее перебороть.
Первым уроком у нас должна была быть пара по технике защиты с Игнатом. Весь курс, все 58 человек, за исключением Егора, собрались в зале, а пока ждали, большинство ребят обсуждали насущные проблемы и лишь только один, точнее одна лунная кошка, смотрела на меня с ожиданием, а я старалась не замечать, полностью отвернувшись к Соне. И вот тут-то начались сюрпризы в лице Венеры, появившейся прямо передо мной.
— Я слышала, на Данилевичей вчера напали.
Ее слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Это также как с Шенери, даже хуже. Потому что Данилевичи очень могущественны среди своих, почти как клан Дарин в мире вампиров, разве что представитель семьи не заседает в совете, но является одним из приближенных к власти.
— Кажется, кто-то умер. Мне очень жаль.
— Спасибо, — серьезно ответила я, ведь Венера вовсе не пыталась поддеть меня этим, только вот время для сочувствия выбрала крайне неудачное.
— Ты что была там? — заинтересовались парни из нашей группы, особенно Семен.
— Ух, ты, это было страшно?
— Конечно, страшно, идиот, — вступилась Нати, девочка из моих светленьких.
— Род Данилевичей один из самых древних на сегодняшний день. То, что на них оказалось так легко напасть означает, что для этих нелюдей мы всего лишь пылинки.
— Все не так страшно, как кажется. Все же живы, — поспешила заверить я.
— Но кто-то погиб. Ведь так?
Я слегка растерялась, не зная, что ответить. Не знаю, имею ли я вообще право говорить об этом.
Хорошо, что от дальнейших расспросов спас Игнат, правда и здесь меня ждал очередной не слишком приятный сюрприз. Он пришел не один. Я едва не простонала от досады, увидев, его спутника. Потому что мы и так подозрительно часто стали встречаться. И это совсем не способствует моему душевному спокойствию и обещанию самой себе, держаться от Егоровых подальше.
— Доброе утро, студенты. Сегодня у нас будет необычное занятие. Вторая и третья группа, прошу за мной, остальные остаются с вашим учителем на сегодня. Станислав Диреев, прошу любить и жаловать.
На слове «любить» Игнат почему-то посмотрел на меня, а я нахмурилась.
— Он вам все объяснит.
С этими словами мужчина удалился, уводя за собой оборотней, вампиров и инкубов. А мы, обычные люди, остались внимать нашему новому «мучителю». И что за подлянку они нам придумали на этот раз?
Когда Диреев заговорил о том, что мы не способны противостоять физической силе и подчиняющим заклятьям, я поняла, что все дело во мне, точнее во вчерашнем происшествии с Егором. Многие скептически отреагировали на его слова, особенно парни и с громким хмыканьем поспешили свои мысли озвучить.
Диреев же никогда в словесные перепалки не вступает, предпочитает показывать все на наглядном, так сказать, примере. Вот и сейчас он от собственных правил отступать не стал.
— Хорошо, раз вы думаете, что способны сопротивляться, я не стану вас задерживать. Пройдете проверку, можете быть свободны.
И первым он выбрал Эрика. А тот, со всей присущей ему самоуверенностью провалился на первой же минуте. Они встали друг напротив друга, Диреев посмотрел в глаза парню, и того парализовало. Как меня вчера.
Проняло всех, а мальчишки вообще резко посерьезнели.
— Сегодня мы будем учиться этому противостоять. Студентка Панина подойдите.
У меня аж сердце подпрыгнуло, когда он обратился ко мне. От радости и страха. Нет, я знала, что сердце у меня глупое, но чтобы настолько. Я же обещала себе, что буду стараться держать себя в руках. И что теперь? Он позвал, а я готова бежать со всех ног на зов, идиотка.
— Уровень внушения зависит от того, насколько защищен ваш разум. Если слабо, то вы станете легкой добычей, если же разум и воля работают вместе, подкрепляя это капелькой магии, то вас невозможно будет сломить, никому. Все это он говорил студентам, но при этом смотрел на меня, так завораживающе, что я без всякого внушения готова была ему подчиниться.
— Если вы не уверены в себе, думаете, что противник превосходит, старайтесь не смотреть ему в глаза. Для внушения нужен зрительный или тактильный контакт. Как сейчас.
Он жестом приказал мне остановиться.
— Это проще, чем кажется. Достаточно мысленно поставить заслон на свой разум, контролировать эмоции и все получится.
Да, для него проще. Он мастерски умеет это делать, а я вся состою из эмоций, из чувств и противоречий. Вот сейчас я и хочу, и не хочу здесь быть одновременно, мне больно от его столь близкого присутствия, и в то же время одна возможность вдыхать его запах, слышать голос, почти прикасаться, наполняет сердце радостью и жаждой чего-то большего. Черт, мне кажется, я никогда еще его так не любила, настолько сильно, что даже насмотреться не можешь, и пытаешься спрятать все эти эмоции, в самую глубину сердца, но не получается, никак не получается. И вместо того, чтобы опустить взгляд, я как глупая влюбленная школьница продолжаю смотреть на объект своего обожания.
Он заметил, что я на него пялюсь, не мог не заметить, подошел, аккуратно коснулся предплечий, сделал вид, что ставит меня туда, куда ему нужно, а сам вдруг наклонился и строго прошептал:
— Прекрати это.
Я хотела отшатнуться от обиды, от того, что он все про меня понял, от того, что ему моя любовь и даром не нужна, возможно, даже неприятна, а я ничего не могу с собой поделать, и плакать хочется от разочарования. Если бы он не удерживал, ушла бы, а так, осталась стоять напротив него.
— Вы должны почувствовать этот момент, когда все начинается, когда чужая воля начинает проникать в ваше сознание, чтобы защитить его.
Я ничего не почувствовала, наверное, потому, что была слишком погружена в себя в этот момент. Так что на площадке стояло теперь два соляных столба, бессильных что-либо сделать. Конечно, меня он освободил через секунду, недовольно поджал губы и снова строго проговорил, как и подобает учителю:
— Вы должны сосредоточиться.
— Вряд ли, когда на тебя нападают, ты можешь сосредоточиться, — не удержалась и съязвила я.
— Тогда вы всегда будете жертвой. Вы хотите ею быть?
Он умеет это делать как никто — злить. Я помню, что когда-то он спрашивал уже об этом, тогда я тоже злилась, на то, что прав, на то, что лезет не в свое дело, на то, что кажется, знает меня лучше меня самой. А сейчас это была другая злость, ненормальная какая-то. Я злилась, что он так далек от меня, кажется, что на тысячу световых лет, хотя на самом деле нас разделяет какой-то несчастный метр расстояния. Я злилась, что не нужна ему, что не могу сделать эти злосчастные шаги не унизив себя еще больше, я злилась на то, что он меня приручил и бросил одну в темноте, но больше я злилась на себя за эти мысли.
Следующий час он пытался выявить хоть одного из нас, кто устойчив к подобного рода магии, оказалось, что таких нет, а значит, нам предстоит долгая, кропотливая работа над самими собой. И, кажется, этими двумя парами в одном помещении, рядом и бесконечно далеко, мы не ограничимся.
Мы вышли из класса выжатые, причем все, даже парни. Эрик так и простоял столбом все два урока. И конечно, мальчишки не могли не восхититься мастерством нового учителя. И они правы. Бабушка умудрилась собрать в свою команду совершенно потрясающие таланты. Учитель Ирто, тетя Нина, Игнат, Ник, несравненный Алексий Юрьевич и другие. Все они разные, но каждый уникален и силен в своей области. Да уж, с чем — с чем, а с преподами нам, действительно, повезло, еще бы и с учебой везло также. Но пока эти две составляющие успешной учебы не совпадали.
Остальные пары прошли без происшествий. Что не могло меня не радовать. Я даже плюс пять баллов заработала от Елены Андреевны, специалиста по лекарскому искусству.
И вот наступил вечер, слишком быстро, я даже не заметила, как пролетело время. А так хотелось еще на чуть-чуть его растянуть. Но нельзя. Иначе я никогда не решусь сделать то, что должна.
Он был у себя. Я знаю, чувствую это. Я всегда его чувствую. Как и он меня, наверное. Потому и открыл почти мгновенно. Я даже руку к двери поднести не успела. Постоял на пороге, изучая меня, а я тоже молчала и смотрела на него, улавливая все эти изменения в глазах. С каждой секундой, с каждым ударом сердца они темнели все больше и больше…
— Поговорим?
— Я думал, ты не хочешь со мной разговаривать.
— Я просто тянула время. Боялась.
— Чего?
— Не знаю, себя, быть может.
Он посторонился. Пропустил меня в комнату и закрыл дверь. Я не то, чтобы испугалась, но… все наши разговоры наедине почти всегда плохо заканчивались. Боюсь, что сегодняшний превратит нас во врагов, а мне меньше всего бы этого хотелось.
— Прости за вчерашнее. Я был не в себе.
— Я поняла. Вижу, мой хук в челюсть на тебе не отразился.
— Я же темный. Регенерирую быстро.
— Хорошая способность, — хмыкнула я, не зная, как начать разговор, но он его начал за меня.
— О чем ты хотела поговорить?
— О нас.
— Тогда я слушаю.
— Это трудно.
— Не думаю. Если только ты не хочешь разбить мне сердце.
Блин, ну почему я не отвернулась, ведь он увидел, что именно это я и собираюсь сделать.
— Почему? Почему он?
— Дело не в нем. Дело в нас, Егор. Я.
Черт, да что же такое-то? У меня все внутри переворачивается от боли, которую я не в силах не причинять. И от этого слезы, и от этого ком в горле и я никак не могу сказать.
— Просто сделай это, — выдохнул он, глядя мне прямо в глаза.
Я глубоко вздохнула и отвернулась, ведь стене легче говорить, чем человеку, который до сих пор тебе не безразличен.
— Ты был моей первой любовью, ты показал мне удивительный мир, поселил такие чувства в душе, которых я никогда не испытывала, ты заставил меня забыть обо всем и всех, и видеть только тебя. А потом так безжалостно все забрал. А я даже ненавидеть тебя не могла. Знала, кто ты, что сделал, что не любишь, и мечтала, каждый день мечтала, что ты вернешься.
— Эля.
— Нет, не подходи, пожалуйста. Стой там, где стоишь, — отскочила я на полметра и выставила руку, защищаясь.
У меня дрожали руки, голос, нервы были на пределе, потому что сейчас, с ним, я вдруг заново начала переживать все это, выплескивать свою давнюю, давно запрятанную где-то глубоко-глубоко боль.
— Я не представляла, как смогу жить без тебя, я не хотела жить без тебя, и ненавидела себя за эту слабость.
— Пожалуйста, перестань, — простонал он и бросился ко мне, обнял, хотел заглушить все дальнейшие слова поцелуями, но разве может маленькая плотина остановить бушующий поток реки? Не может, вот и я больше не могла поддаваться, возвращаться назад, верить, что если не замечать проблемы, она исчезнет. Поэтому я не ответила на его поцелуй, поэтому просто стояла и только слезы, эти глупые, и так не кстати слезы, катились по щекам.
— Ты ведь никогда меня не простишь? — выдохнул он мне в губы. И эти слова, словно ток, ударили по нервам.
— Я давно простила тебя, но.
Я вздохнула и все же решила продолжить:
— Я знаю себя, знаю, что не смогла бы жить так, бояться, все время бояться, что, однажды проснувшись, снова останусь одна, со всей этой болью.
— Я бы мог поклясться, что никогда больше так не поступлю.
— Мог бы, и я бы поверила тебе, но все дело в том… я люблю тебя, Егор.
От этих простых и сложных слов его глаза загорелись, а я запретила себе эту слабость, все прекратить, промолчать, потому что как бы плохо и тоскливо мне не было, я не могу больше давать ему надежду. Ради себя, и ради него тоже я должна продолжить. И я продолжила:
— Я люблю тебя, Егор, но я не влюблена в тебя больше, прости.
Жестокие, режущие слух и душу слова, но от моего желания, от моего сожаления они не станут обманом. И как же тяжело видеть, как медленно гаснет свет, как умирает любовь, и рождается гнев.
— Ты лжешь, — неожиданно рявкнул он и схватил меня за плечи. — Почему ты лжешь?
— Я не лгу, Егор, пожалуйста, пожалуйста, отпусти, мне больно.
— Больно? Тебе больно? Ты только что разбила мне сердце и жалуешься на боль?
— Перестань. Этот пафос тебе не идет, — начала и я злиться. — Ты сам просил, ты сам хотел поговорить начистоту, так имей мужество принять мою правду.
— Не смей, не смей говорить мне о мужестве. Я притащился ради тебя в это гребаное место, я ломал себя раз за разом…
— Я не просила, — прокричала я ему в лицо. — И мне тоже больно… было тогда, когда ты оставил меня умирать с разбитым сердцем, когда выдернул из меня все внутренности, и я истекала кровью. Да, тогда я истекала кровью в прямом смысле этого слова, но я нашла способ залечить свои раны, я нашла кого-то…
Он резко вскинул голову.
— Так это месть?
— Нет! Как ты можешь так думать? Ну, пожалуйста, пойми меня.
— Что понять? Что ты променяла меня на моего брата?
— Дело не в нем. Я… мои чувства ушли. Осталась грусть, печаль, сожаление, что все так закончилось.
— А с ним началось? Только вот что я тебе скажу: ты веришь, что он хороший, что лучше меня, но он не такой, он совсем не такой. Он тебя погубит.
«Нет, Егор, не он. Ты», — хотела сказать я, но вместо этого прошептала:
— Прости.
А он обжег злостью.
— Ты… пожалеешь. Слышишь? Я не дам тебе быть счастливой.
— Если не с тобой, то ни с кем? — выкрикнула я. — Мы и до этого с тобой дошли?
— Ты не знаешь, до чего может дойти темный. Ты не знаешь, до чего могу дойти я, — прошипел он в ответ.
— И что, теперь только ненависть? Я думала, ты повзрослел.
Я отшатнулась, когда он замахнулся, закрыла лицо руками, чтобы не видеть, не видеть его больше. Но он сам избавил меня от этой необходимости, пролетел мимо, распахнул дверь и все же остановился, чтобы сказать свое последнее слово:
— Я никогда и никого так не любил, и я никого еще так не ненавидел. Ненависть темных обжигает, очень скоро ты сгоришь в этом пламени. Я тебе обещаю, ты пожалеешь.