Остаток дня я провозился все с тем же джипом, стараясь не думать о празднике и этом "буду ждать". Признаться, мои мысли больше занимал Жужа, я чувствовал вину.
В шесть я сходил помыться, вымыл волосы, надеясь, что они успеют высохнуть. А после ужина ко мне заскочил Ос, и если тогда на крыше я с трудом мог представить его "клубной кралей без тормозов", то сейчас запросто. На нем красовались армейские штаны, обрезанные короче некуда, белая футболка была больше на несколько размеров и спадала с плеча, обнажая проколотый сосок. Он выглядел посвежевшим и каким-то…отрешенным.
— Так и знал, что ты напялишь костюм механика.
— У меня другой одежды нет.
— Джинсы сойдут, задницу обтягивают и на том спасибо, а рубашку снимай, лови, — Ос кинул мне простую черную майку.
Я переоделся.
— Волосы распусти.
— Слушай, отстань. Пойдем уже. Раньше придем, раньше уйдем.
— Ты как к стоматологу собираешься. И "отстань" будешь поклонникам говорить. Распускай!
Я стянул резинку:
— Доволен?!
— Ага! Все, погнали.
Местный "клуб" располагался по соседству со столовой. В большом зале, освещенном парой мерцающих зеленых ламп, собралось, кажется, все взрослое население крепости. Музыка, крики, грохот барабанов, вакханалия танцующих тел, я в шоке замер в проеме.
— А чего ты ждал? — сказал Ос, перекрикивая музыку. — Надо же народу пар спускать время от времени. А тут такой повод — мясо!
И рассмеявшись, Ос растворился в толпе танцующих.
— Ты проходишь, красавчик? Хотя нет, стой, я непрочь мимо тебя протиснуться.
Я поспешил войти и спустя минут двадцать блужданий забился в темный угол, одному Богу известно, почему он не был занят очередной обжимающейся парочкой.
Рок меня обманул: в этом развеселом аду невозможно заметить чье-то присутствие или отсутствие. Ну и отлично, пять минут, и я ухожу со спокойной совестью. На сцене, которую я не сразу приметил, ударили в гонг, и раскатистый голос проорал:
— Тихоооооо! Ос петь будет!
В толпе раздались одобрительные крики и хлопки. Ос поднялся на сцену босиком, он раскраснелся, а футболку повязал узлом на животе, но несмотря на расхлябанный вид, сохранял некую замкнутость, "обращенность в себя", свойственную азиатам.
— Давай "Поджигай пустыню"!
— "Прогулку"!
— Детка, зажги!
— Лирическая, — провозгласил Ос, обернулся к парням с инструментами и принялся что-то растолковывать.
Запыхавшийся народ передышку воспринял с радостью, кто-то проталкивался к столикам возле стен, чтобы добыть напитка, по запаху напоминавшего брагу, кто-то сел прямо на пол или на чьи-то колени. В зале витало предвкушение, и я подумал, что сейчас удачный момент, чтобы смыться, но тут заиграла тихая мелодия, и я не смог.
Ос как будто отпустил в себе что-то, лицо его просветлело, с губ исчезла извечная ухмылка, он был не здесь, не на этой самодельной сцене в Крепости Рока, не в настоящем. Он пел легко, словно рассказывая свою печаль другу.
А и не держит себя в руках,
целует, будто наказывает.
Нет такого закона пока:
говорит и показывает.
Не придуман еще мой мир,
оттого голова легка.
Нет звезды еще в небе и
нет закона пока…
Пикник, "Говорит и показывает"
С праздника прошла неделя. И все было хорошо. Я не уставал это повторять. Особенно Осу, который с чего-то взял, что бравый капитан Крепости меня поматросил и бросил, и я теперь страдаю по потерянной чести. Ос обзывал Рока нехорошими словами и корень всех бед видел в том, что заставил меня распустить волосы.
Рок не приходил и на глаза мне не попадался, что, впрочем, труда не составляло: я загрузил себя работой так, что план на день Жужа писал мелко-мелко, иначе он не помещался на доске.
Да, Жужа снова крутился в гараже целыми днями, на мой вопрос, почему он лежал в лазарете, мальчик легкомысленно отмахнулся и возмутился:
— Ты джип починил!
— Ага.
— И на чем мне сидеть?!
— Попробуй на стуле.
Я думал, что если не буду видеть Рока, все вернется на круги своя, я заживу, как прежде, лелея засушенных бабочек в своем животе. Но давящее чувство, что я допустил непоправимую ошибку, поселилось во мне с той ночи.
Терзания и сомнения стали мне внове. Я всегда делал выбор и тут же забывал о проблеме.
***
Жужа вел себя странно, мог сидеть часами, уставившись куда-то поверх книги, на вопросы отвечал односложно или невпопад, а однажды выдал:
— Я изучил различные религиозные учения и склоняюсь к атеистическим взглядам, а значит, я умру, и ничего не будет.
Я как раз возился с проколотой шиной и решил, что пора во всем разобраться, подошел к Жуже и сел на соседний стул.
— Что происходит?
Жужа по-взрослому провел по лицу всей ладонью, как бы снимая усталость.
— Мы с тобой немножко похожи, — он улыбнулся уголком рта. — Ты для кого-то бета, а для кого-то омега. А я и правда такой.
— В смысле?
— Это называется аномальный гермафродитизм. Сначала мой организм формировался, как у омеги, а потом что-то дало сбой, и завершающий этап прошел, как у беты, — он посмотрел с вызовом. — Тебе противно?
— Нет.
Жужа что-то долго искал в моем лице и, не найдя, расслабился.
— Когда я был совсем маленький, мне сделали операцию по удалению матки. Обычно этого достаточно, но у меня случаются… обострения, и тогда необходим короткий курс гормональной терапии. Только гормоны у Фрэнка в лазарете уже месяц как кончились. И это плохо.
— А Рок?
— А что Рок? Гормоны не кролики, их в пустыне не настреляешь.
— Уверен, у него есть план. Он умный.
— И смелый?
— И смелый.
— И сильный?
— И сильный.
— И красивый? — взгляд у Жужи стал хитрым.
— Эм…ну да.
— А почему тогда ты не с ним?
— Так… тебе походу полегчало, я пошел работать.
***
Одна радость, после заступничества Оса ужины протекали спокойно. Илиан хранил обиженное молчание, я быстро поглощал пищу и удалялся, кивнув знакомым.
— Эй, Лейв! — Ос нагнал меня на выходе из столовой.
— Да?
— У меня с поливалками какая-то хрень творится, воду не распрыскивают, а сильной струей выдают. Не глянешь?
— Без проблем, инструменты захвачу и подойду. Минут через двадцать, окей?
— Жду! — Ос махнул на прощание, засунул руки в карманы и зашагал к теплицам.
Я же направился в другую сторону, а через пару минут со мной поравнялся Бурый и, ничего не говоря, пошел рядом. Я пожал плечами, мало ли, куда ему надо. Бурый, видимо, ожидал от меня инициативы в разговоре и, не дождавшись, неловко пробубнил:
— Как там в целом…дела у тебя?
— Нормально.
Мы продолжили идти молча и вскоре добрались до гаража, я повернулся и спросил:
— Случилось что?
— Ты, Лейв, первый, с кем Ос дружбу свел… Скажи: он всех альф ненавидит?
Ну что еще могло выманить медведя из берлоги? Я подавил улыбку.
Кто другой пошутил бы, что Ос всех альф слишком любит, но ни мне, ни Бурому было не до шуток.
— Я думаю, он ненавидит себя.
Бурый выглядел так, будто я решил ему загадку века, склонил лохматую голову и погрузился в свои мысли.
— Удачи. — я похлопал его по плечу.
— Лейв! — я оглянулся. — Спасибо.
— Не за что.
Ос обнаружился в крайней справа теплице.
— Где больной? — спросил я.
— В углу, ага.
Я свинтил крышку и вытащил внутренности поливочной машины на расстеленную клеенку. Ос примостился рядом на низкий стул, подпер щеку и внимательно следил за мной.
— Фильтры сдохли, — сказал я. — Менять надо, но это завтра, на складе поищу, а пока прочищу эти, на вечерний полив тебе хватит… — я встретился с жестким взглядом и замолчал. — Ты чего?
— А ты заметил, Лейв, что я перестал обзывать Рока кобелем со спермой вместо мозгов? — Да, я заметил и обрадовался… судя по всему, раньше времени. — Это потому что я склонен начать обзывать тупицей тебя.
— А? — я покраснел.
— Бэ! Я вчера вечером наблюдал преинтереснейшую сцену на центральной площади, где люди социально активные, то бишь не такие как ты, встречаются, гуляют и общаются. Ну и смакуют мою настойку, когда я добрый. Так вот, вчера некто Стэн, осмелевший от алкогольных паров, подметил, очень вежливо, что Рок, видать, потерял интерес к бете Лейву, и значит ли это, что он, Стэн, может к распрекрасному Лейву подбить свои клинья. И знаешь, что сделал наш всегда спокойный и справедливый Рок?