– А вы врачу не показывались? – поинтересовался вежливый Макс.
– А какой тут может быть врач? Тут, по-моему, вообще с медициной туго, – заметила я. – Подыхать будешь – никому никакого дела. Мало того что я свалилась с этой ужасной лестницы, так меня еще эта гадкая собака покусала. Говорят, от таких беспородистых дворовых собак бывает бешенство. Конечно, хорошо если бы меня врач осмотрел. Все-таки псина дебильная, непривитая. От нее любую заразу подцепить можно.
Я многозначительно посмотрела на урода.
– Кто тебя покусал, Стрелка, что ли? – удивился мордоворот.
– Она самая.
– Как же она тебя покусала?! Это же самое безобидное существо. Она и мухи не обидит.
– Может, она муху и не обидит. Да только я не муха. Она мне чуть полноги не оттяпала.
– Стрел-ка ничем не бо-леет, – влез в разговор урод. – Она все-ми при-вивка-ми при-вита. Ее часто ку-пают различны-ми шампу-нями. Она очень чистоплот-ная со-ба-ка.
– Собаки не бывают чистоплотными, – как-то обреченно сказала я и шмыгнула носом. – Собака она и в Африке собака.
– Просто она чувст-вует, как к ней отно-сятся, и са-ма так-же от-носит-ся. Она те-бя уку-сила за то, что ты на нее постоян-но кри-чала. Конеч-но, она немно-го избалован-ная и при-вык-ла, что все вни-ма-ние только ей. Хо-тя Стрел-ка очень добро-душ-ная и всег-да радо-ва-лась, когда в до-ме появлял-ся но-вый че-ло-век.
– Уволь меня от рассказов о своей псине, – резко оборвала я его и посмотрела на Макса.
– Так может вас и в самом деле показать врачу? – спросил Макс.
Его идея показалась мне ужасно глупой. Досадно, если именно таким образом он представлял мой побег. Дураку понятно, что никто и никогда не разрешит мне покинуть территорию дома и показаться доктору. У Макса с фантазией совсем плоховато. Боюсь, что план предстоящего побега придется обдумывать мне самой.
– Это не нам решать, а пахану, – сделал свое заключение Женька. – Пахан сказал ее вообще никуда не выпускать. Даже во дворе гулять под надзором. Уж если ей и в самом деле потребуется медицинская помощь, то он велит врача сюда привезти.
За столом воцарилось молчание, каждый занялся своей трапезой. Я принялась размышлять о том, кто из присутствующих сможет заменить пахана. Может данный престол передается по наследству и пахана заменит урод? Но не похоже, что куча здоровых головорезов сможет подчиняться или хотя бы прислушиваться к больной калеке. Значит, пахана заменит кто-то из братков.
По всей вероятности, этот кто-то будет из ближайшего окружения, кто владеет информацией, которой владел пахан. Тогда что же будет с уродом?
Кто же будет о нем заботиться, финансировать и создавать комфорт? А может, пахана заменит Макс? В конце концов он держит общак и имеет весомый авторитет… А может, и не Макс.
Я обеспокоенно посмотрела на Макса. Макс моментально поймал мой взгляд, и мне показалось, что он что-то придумал. Дай бог, чтобы это было чем-то стоящим и принесло ожидаемый результат.
– Ан-на. Ты пойде-шь со мной со-би-ра-ть мо-заи-ку? – Урод расплылся в своей заячьей улыбке, продемонстрировав беззубую челюсть.
– Ты что, сам не можешь?
– Я хо-чу поучи-ться у те-бя. Ты так быст-ро ее со-бираешь. У ме-ня есть та-кая инте-ресная мо-заи-ка. Там нуж-но собра-ть неско-ль-ко пород со-бак.
– Терпеть не могу собак! – в сердцах крикнула я, подумав о Стрелке.
– Но ведь они ненастоя-щие.
– Это не имеет никакого значения.
Урод определенно начал действовать мне на нервы, и я не могла ничего с собой поделать, а уж тем более скрыть своего раздражения. Мне хотелось хорошенько стукнуть его по уродливой голове и наговорить ему кучу гадостей. Но я знала, что мне необходимо контролировать свои эмоции и как-то держать себя в руках. Сделав глоток горячего свежезаваренного чая с жасмином, я почувствовала приступ удушья и расстегнула верхние пуговицы на платье.
Женька тут же заерзал на стуле и не смог скрыть своего раздражения.
– Ты какого черта пуговицы расстегнула? Ты чо тут решила стриптиз устроить?
– Мне жарко.
– Пойди, встань под кондиционер. Чо постоянно на Макса пялишься?! Ты у кого собралась защиты искать? Я же сказал, что из наших пацанов никто на твои сиськи не поведется, так что зря стараешься. Может, ты еще свою задницу оголишь?! Жалко, что у тебя на ней пуговиц нет!
– Жень, ты что такое говоришь! – Макс заметно растерялся и по всей вероятности не сразу сообразил, как нужно себя вести в этой ситуации.
– Знаю, чо говорю. Она на тебя глаз еще в беседке положила, когда ты с пацанами сидел. Мается, не знает кого охомутать, чтобы ее на волю вызволили. Она почему-то решила тебя своим рыцарем сделать. Наверно, увидела в тебе миротворца.
Слова мордоворота вывели из равновесия урода. Он тяжело запыхтел, как самый настоящий паровоз, раздув при этом и без того огромные ноздри, и прощебетал молодым, задиристым голосом:
– Ты Же-ня, навер-но, поза-был, в чьем ты доме на-хо-ди-шь-ся?! Кто дал те-бе та-кое пра-ва обра-щать-ся с моей бу-ду-щей же-ной подоб-ным обра-зом?! Она мо-жет за этим сто-лом да-же со-вершен-но го-лая сидеть, то-ль-ко бы это мне нра-ви-лось, а ты за этим сто-лом си-дишь последний раз. Боль-ше я те-бя не хо-чу ви-деть ни за обедом, ни за ужи-ном, да и вообще в этом до-ме тоже. Немедлен-но изви-ни-сь перед моей бу-ду-щей женой и знай, что се-год-ня те-бе пред-стоит совсем малоприят-ный разго-вор с моим от-цом.
Мордоворот опустил глаза и печально шмыгнул носом:
– Анна, извини меня, я сам не ведаю, что говорю. В столовой и в самом деле душно, да еще этот чай с жасмином. Говорят, что чай в жару очень даже полезно пить, мол, он так хорошо жажду утоляет, а получается по-другому. Наверно, меня именно от этого чая и разморило.
Я молча кивнула и посмотрела на урода взглядом, полным благодарности. Я и не знала, что это маленькое уродливое создание имеет такую реальную власть над окружающими его людьми…
Конечно же, в этом заслуга его отца, и не известно, как будут вести себя братаны, когда узнают, что пахана больше нет…
– А что у всех такие кислые физиономии?!
Что-то случилось?!
Я резко подняла голову. В дверном проеме стоял заспанный, по-видимому, только что проснувшийся пахан и откровенно зевал. Он был одет в какой-то незамысловатый, объемный ночной халат и домашние тапочки… Я посмотрела направо, налево, затем вновь перевела взгляд на его лицо и заметно покачнулась. Урод пожаловался пахану на Женьку. Женька принялся что-то объяснять и всячески выкручиваться. Ситуация складывалась явно не в его пользу…
…Но я ничего не видела и не слышала… Я не понимала, кто сейчас передо мной стоит – покойник ли, привидение… Он был живой. Когда он повернулся, я увидела, что на его затылке не было крови. Ни крови, ни дырки от выстрела. Никаких следов. Затылок… Ровный, слегка лысоватый и даже немного блестящий. Мои глаза закрылись, и я с грохотом повалилась на пол.
Не знаю, сколько времени я лежала без сознания. Вероятно, потом я уснула и очень пожалела, что проснулась. В видениях, отделяющих меня от реальности, я видела пышные похороны, на которых присутствовало целое множество разношерстного народа. Я видела гроб. Он был очень дорогой, украшенный ультрамодными цветами и лентами. Такие похороны можно было видеть только по телевизору, когда хоронили видных политических деятелей, известных артистов или кого-нибудь из сильных мира сего. А сейчас хоронили пахана… Ему подготовили особенное место на дорогом, элитном кладбище, где хоронят не только за огромные деньги. Нужны еще огромные связи. Неподалеку стояла часовенка, окруженная аккуратными елочками. От нее и начинался путь пахана в потусторонний мир. Как и положено в таких случаях, распоряжались ритуальными действиями молодые крепкие ребята со стрижеными затылками и свирепыми лицами. Как только гроб поставили на табуретки, чтобы затем опустить его в землю, появился какой-то седовласый мужчина и принялся произносить прощальную речь. Он говорил о самых лучших, незаменимых качествах пахана, о том, что пахан был жестоко убит выстрелом в затылок конкурирующей фирмой, что его братаны обязательно найдут виновных и жестоко с ними расправятся. Смерть за смерть, око за око, зуб за зуб. Он говорил громко, прочувствованно, но без лишней экзальтации. Как только он пожелал пахану спать спокойно, не переживать за правое дело, потому что оно обязательно будет продолжено, и произнес традиционное: «Пусть земля тебе будет пухом», к гробу стали подтягиваться родные и близкие, чтобы поцеловать покойного в лоб. Почему-то одной из первых была я, одетая во все черное, с почерневшим, заплаканным лицом, на котором красовались большие синие круги, говорящие о том, как безутешно я страдаю. Я скрючилась, словно старая бабка, и крепко держала за костлявую руку урода, вытирая его влажное лицо и ласково называя его своим мужем. Следом за нами к гробу подошли наши дети, трое маленьких, корявых уродцев, у которых практически была неразвита речь и напрочь отсутствовало мышление. Я нежно подтолкнула уродцев к гробу и сказала, чтобы они попрощались с любимым дедушкой. Один из уродцев чуть было не упал в могилу – его ноги были разной длины, и каждое движение давалось ему с огромным трудом. Это было любимое чадо папы-урода, он ласково называл его коротконожкой… Как только прощальная процедура закончилась, несколько братков взялись за толстые веревки и принялись спускать гроб в могилу. Все, кто стоял у края могилы, взяли по горсти земли и стали бросать на крышку гроба. Мой муж-урод громко зарыдал и положил свою огромную инопланетянскую голову на мое хрупкое плечо, которое под такой тяжестью чуть было не хрустнуло. Наши дети-уродцы облепили меня, будто цыплята курицу, боязливо озирались по сторонам, не понимая, что происходит. Поначалу было слышно, как грубые комья стучали по лаковой крышке гроба, но затем эти звуки стали более глухими и очень скоро прекратились вообще.
Я с трудом приоткрыла глаза и постаралась понять, в каком измерении я нахожусь в данный момент. Рядом со мной сидела усталая Елена Михайловна и смачивала мое лицо холодным полотенцем. В комнате стоял резкий запах нашатыря.
– Где я? – с трудом прошептала я и постаралась приподнять тяжелую голову.
– Как – где? В доме. У тебя случился обморок.
– Пахана уже похоронили?
– Какого пахана?
– Дедушку.
– Не знаю. – Домработница смотрела на меня испуганным взглядом, судя по всему, совершенно не понимала, о чем я говорю.
– А где мой муж? Он с детьми?
– Какой муж?
– Ну как какой? У меня один муж – урод. Он сейчас занят с нашими детишками, маленькими уродцами?
– Ты про Лешика?
– Про него самого.
– А я подумала, ты бредишь или умом тронулась. Лешик в своей комнате собирает мозаику.
– С собаками?
– Что – с собаками?
– Я говорю, мозаика с собаками?
– Да бог ее знает. Может, и с собаками.
– А дети?
– Какие еще дети?
– Ну как какие? Наши с ним дети.
– У вас есть дети?
– Трое маленьких уродцев. Лешик больше всего на свете любит коротконожку. У него одна нога намного длиннее другой. Купить штанишки или ботиночки – целая проблема… Приходится все на заказ шить.
Домработница потрогала мою голову, внимательно вгляделась в мои зрачки.
– У тебя жар. Что ж с тобой творится-то?!
– Вы думаете, я умом тронулась?
– Похоже на то.
– Мне тоже так показалось. В этом доме любой умом тронется. Тут другого выхода нет. Я теперь понимаю, почему вы так людской жизни боитесь. После этого дома в мирской жизни уже жить не сможешь. Вы тут двадцать лет прожили, а я всего несколько дней и уже умом тронулась.
У меня и в самом деле был страшный жар.
На минуту закрыв глаза, я вспомнила пахана, заглянувшего в столовую в длинном ночном халате, и издала пронзительный крик.
– Да что с тобой творится? – перепугалась Елена Михайловна.
– Почему дедушку не похоронили? Я же сама видела, как его засыпали землей…
– Какого дедушку?
– Бог мой, я и в самом деле перепутала сны с реальностью. Мне же не приснилось, что я видела пахана в ночном халате? У меня галлюцинации?
– Какого пахана?
– Хозяина. Того самого человека, который ровно двадцать лет назад привез вас в этот дом и дал вам свое покровительство вместе с крышей над головой.
– Хозяин сейчас в беседке у дома. Собралось много народу. Там решают какие-то важные вопросы.
– Он в беседке?
– Ну да.
– Вы его видели сами?
– А почему бы и нет? Он вместе с другими мальчиками помог мне перенести тебя в эту комнату, чтобы ты отлежалась. Хозяин еще пошутил, что ты такая худенькая, а так много весишь. Он сказал, что, наверно, у тебя кости тяжелые.
– Он в ночном халате?
– Да что тебе этот ночной халат дался? Он уже переоделся давно. Лешик очень сильно переживал за твое здоровье. Каждую минуту заглядывал, спрашивал, не нужно ли чего.
– В смысле?
– В смысле того, что он хотел тебе помочь.
– Чем?
– Ну, не знаю… Хоть чем-нибудь.
– А разве он что-то может делать? Кроме того, конечно, как испортить настроение?
– Я его отправила мозаику собирать.
– Это вы правильно сделали. Чем бы дитя ни тешилось… Значит, говорите, пахан в беседке?
– Хозяин в беседке.
– Мальчиков своих собрал?
– Мальчиков собрал.
– И выглядит он хорошо?
– Неплохо выглядит.
– Но ведь он вчера нажрался как собака?!!
– Так он же выспался хорошо. Он всегда после пьянки много спит. Затем встает здоровенький, как огурчик.
– Огурчик, значит?!!
– Ну что-то вроде того…
– И голова у него не болит?
– Да нет. Вроде не жаловался.
Я вскочила с кровати, крепко сжала свою голову и издала пронзительный душераздирающий крик. Я ничего не понимала, ничего не ощущала.
Я или уже сошла с ума, или находилась на грани этого. Посмотрев на перепуганную домработницу безумным взглядом, я выскочила из комнаты.
Глава 11
Не знаю, откуда у меня взялись силы, наверно, у каждого человека есть какой то скрытый потенциал, который проявляется в стрессовой ситуации. На крыльце стоял мордоворот. Он попытался меня остановить и вернуть обратно в дом. Не раздумывая, отработала на нем свой надежный и хорошо проверенный прием, заехав ему между ног с такой дикой силой, на которую только была способна. Мордоворот громко закричал, присел и схватился за свое хозяйство. Я мухой вылетела из дома и бросилась туда, где находится пруд.
Добежав до пруда, я перевела дыхание, немного отдышалась и огляделась по сторонам. Никого не было. Мирно плавали кувшинки, квакали безобидные лягушки. Это громкое кваканье острой болью отдавалось в голове, и я подумала, что только законченный идиот мог спроектировать пруд прямо под окнами дома. Если бы и этот гребаный пруд находился под окнами моей спальни, я бы бросила в него гранату и, наверно, только тогда уснула более или менее спокойно.
Заглянув в воду, я увидела свое отражение и ощутила, как сильно забилось мое сердце. Если пахан и в самом деле сидит в беседке, то каким образом он ожил, вылез из пруда и привел себя в надлежащий вид? Я никогда не верила в мистику, а теперь даже не знала что и подумать. Неожиданно мне прямо на руку прыгнула лягушка, я вскрикнула и отшвырнула ее.
– Сука зеленая. Только бородавок мне не хватало для полного счастья!
Я нашла рядом с прудом длинную палку и принялась стучать по дну.
– Ты что ище-шь?
Я вздрогнула и резко обернулась. Неподалеку стоял урод и рассматривал меня с неподдельным интересом.
– Лягушек гоняю.
– Это та-кие игры?
– Что-то наподобие того. Тебе нравится собирать мозаику, а мне нравится гонять лягушек в пруду.
– А ты за-чем уда-ри-ла на-шего охранни-ка?
– Что он встал как истукан?! Ни пройти, ни проехать.
– Он обя-зан те-бя охра-нять.
– От кого?
– От того! Прежде чем вый-ти на ули-цу, ты долж-на спро-си-ть у ме-ня разре-ше-ние. Если бы не я, этот охран-ник нашел бы те-бя и убил.
– А ты, значит, меня защитил.
– За-щи-тил, Я ска-зал, что сам с то-бой разбе-ру-сь. Он сам ви-но-ват. Недосмот-рел, если ты смог-ла его уда-рить и убе-жать. Ска-жу папе, что-бы он не-медлен-но его уво-лил.
– Вот это правильное решение. Значит, с охранником у меня проблем не будет?
– В этом до-ме у те-бя вообще ни с кем не будет проб-лем, потому что ты моя бу-ду-щая жена. Жал-ко, что у те-бя та-кое здо-ро-вье. Я и не знал, что ты та-кая сла-бе-нь-кая, как трости-ноч-ка. Я ска-жу па-пе, что-бы он ку-пил те-бе ви-та-ми-ны. Ты прос-то обя-за-на их пи-ть.
Я вновь ударила палкой по дну пруда и, смахнув потные волосы со лба, сказала усталым голосом:
– Ну все, топай отсюда. Иди к своей псине, а то она там уже по тебе соскучилась.
– Анна, ну прекра-ти ревно-вать. Это глу-по. Это необосно-ван-ная рев-ность, – гнусаво пропищал урод, чем привел меня в ярость.
– Да что ты можешь знать о ревности?! Что ты вообще можешь знать?! Ты же не умеешь чувствовать, не умеешь ценить, не умеешь ощущать… Ты вообще ничего не умеешь. Ну посмотри на себя! Внимательно посмотри на себя в зеркало. Разве тебя можно ревновать?! Скажи, можно?! К кому, к твоей собаке?! Да будет тебе известно, что ревность – это мучительное чувство собственника. Это огромное желание, чтобы этот человек принадлежал только тебе и никому больше. Уходи, я хочу побыть одна.
– Не уй-ду. Те-бе не-ль-зя гу-ля-ть на улице одной. Ты обя-за-на гу-лять под моим присмот-ром. – Урод нисколько на меня не обиделся и, по-видимому, просто не воспринял мои слова.
– Я вообще никому и ничем не обязана, а уж особенно тебе. Вот видишь, ты и обижаться не умеешь.
– Мне па-па ска-зал, что на оби-жен-ных воду во-зят.
– Это тебе не грозит. На тебе много не увезешь, если только на твоем горбу.