Мантикор словно ждал меня: стоило мне только приблизиться к лесу (на позволительное зачарованным браслетом расстояние), он тут же выбрался из лесной чащи. Крылья чуть расправлены, словно мантикор собирался взлететь - или же только опустился на землю, скорпионий хвост вытянут стрелой и высоко поднят.
Приблизившись ко мне, мантикор благодарно ткнулся львиной мордой в мою руку и издал что-то, отдаленно напоминающее низкое мурчание. Казалось, будто он и в самом деле соскучился по мне - или же благодарил за свое спасение.
Я растроганно улыбнулась.
- Я тоже скучала, - вдруг вырвалось у меня. Присев на землю, я огляделась по сторонам: нет ли кого поблизости? Я и так слыла странной, а большей странности, чем разговор по душам с прирученным диким зверем трудно отыскать. - Ну как ты?
Мантикор положил мне на колено мощную лапищу и ткнулся теплым носом в шею, одновременно складывая за спиной крылья - чтобы ненароком меня не задеть. Я рассмеялась - от теплого дыхания зверя шее стало щекотно, восторженно потрепала львиную гриву.
Я сидела на коленях прямо на траве, гладя мантикора и слушая отдаленные звуки леса.
- Хотела бы я иметь твои крылья, - с тоской сказала я. - Какого это - чувствовать ветер на лице, видеть землю с высоты птичьего полета? Какого это - быть полностью свободным?
А свободен ли мантикор, вдруг подумалось мне? Или он такой же пленник герцога Ареса, как и я? Ведь я впервые слышала о том, чтобы мантикор приручали - они слыли вольными животными с непростым нравом и прежде никогда не были замечены среди людей. Как же Аресу удалось завести себе такого питомца, да еще и сделать его послушнее домашнего кота?
У меня холодок пробежал по коже. Сила, которой обладал Арес, казалась безграничной. Думая о нем, я чувствовала себя маленькой и беззащитной - как шахматная фигурка на поле бога.
С Ареса мои мысли переключились на его брата. Задумчиво проводя рукой по шелковой гриве мантикора, я доверительно прошептала:
- Не знаю, что мне делать с ним. С каждым днем мне все сложнее его ненавидеть. Но и доверять ему я не могу. Ведь если с герцогом его не связывает ничего, кроме кровного родства, то что он делает здесь, во дворце? Почему не заставит Ареса отпустить меня, если я так ему нравлюсь? Думаешь, я многого хочу? - Я взглянула на мантикора. Шумно выдохнув, он положил морду на мои колени. - А может, его совершенно не волнует моя судьба, а все, чего он на самом деле хочет - просто затащить меня в постель? Не удивлюсь, если так. Для лорда Рэйста я - игрушка, так почему же с Лоуренсом все должно быть иначе? Но ты бы знал, как мне хочется ему доверять...
Вспугнутое присутствием мантикора и этим странным разговором почти с самой собой, одиночество отступило. Стало немного легче, будто бы оттого, что я поделилась с кем-то своими тревогами.
Мы еще долго сидели вот так: я говорила о Лили, об отце, а мантикор слушал. Этого было слишком мало, чтобы боль, беспрестанно грызущая меня изнутри, полностью исчезла. Но она стала тупее, и впервые с того страшного дня, разрушившего мою жизнь, мне стало немного легче дышать.
Глава девятнадцатая. Гвендолин
Я разрывалась от желания держаться как можно дальше от Лоуренса и… быть как можно ближе к нему. Это добавляло сложностей в мою и без того непростую жизнь. А вскоре случилось еще одно событие, не самое приятное событие, коих здесь, во дворце, в моей новой жизни-без-свободы, и без того было немало…
Ничего не предвещало беды. Предоставленная самой себе (Рэйст все реже вызывал меня в подвал, чтобы, манипулируя с магией смерти, напитаться моей энергией), я блуждала по окрестностям дворца. День выдался сухим и жаркий, незащищенную шляпкой голову нещадно пекло.
Все происходило так быстро, что казалось полусном. Я и понять ничего не успела, как почувствовала ледяные руки на своей шее. Первой моей мыслью было, что одержимая любовью и ревностью Айлин решила перейти от полумер к решительным мерам, и вознамерилась меня убить. Почему это происходило посреди бела дня, на глазах прогуливающихся придворных дам, додумать я уже не успела.
К слову, придворные дамы были просто в ужасе. Одна, побелев, рухнула на землю, вторая некрасиво вытаращенными глазами уставилась куда-то за мою спину – на того, кто душил меня невозможно холодными руками. Вырываясь, я успела увидеть и новые кусочки разбившейся картины: лежащий у входной двери страж с собственным же мечом в груди, второй, раненый и истекающий кровью, пытается подобраться ко мне, но на полпути падает и затихает.
Я прилагала все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы избавиться от оков чужих рук, все туже сжимающихся в кольцо на моей шее. Попыталась даже призвать на помощь магию, но ничего не добилась. Мое время истекало – я это знала. Я царапала ногтями ледяные пальцы, пытаясь сбросить их со своей шеи, в то время как легкие горели огнем – словно воздух в них превратился в жидкое пламя.
И в мгновение, когда я решила, что моя борьба за жизнь закончена, раздалось хлопанье крыльев, и с неба спикировал мантикор. Он бросился вперед – казалось, прямо на меня – чтобы вцепиться оскаленной пастью в моего душителя. Железная хватка разжалась, и я упала на колени, глотая упоительно сладкий воздух. Закашлялась, сжалась, обхватив руками саднящее горло. И только чуть отдышавшись, оглянулась назад.
Нападавшим определенно был некрис – один из «детей» Рэйста, один из солдат Ареса. Должно быть, те чары, о которых рассказывал мне некромаг, оказались наложены неверно. И «упокоенный» – спящий – некрис проснулся, когда поблизости никого не оказалось. Убил стражей и двинулся дальше, во двор, в поисках новых жертв.
Некрисы невероятно агрессивны, они практически сходят с ума, когда чуют теплую кровь, текущую по венам живых людей. Желание убивать в этот момент становится непреодолимым.
Лишенные даже зачатков разума, они не различают своих и чужих – для этого некромагу на поле битвы приходится «помечать» дружественных солдат специальными руническими символами, которые, в свою очередь, Рэйст закладывает в сознании некрисов. Весьма своеобразная дрессура – для некрисов это подобно знаку «не трогать», «остановиться».
Все это я узнала, когда, притворяясь послушной куклой, осторожно расспрашивала Рэйста о его мерзком ремесле. Поначалу было страшно – а вдруг он решит, что я шпионка, что специально выведываю информацию? Как же я ошибалась! Рэйст оказался так глуп и так тщеславен! Увидев мой нешуточный интерес, он едва слюной не захлебывался, так торопился все мне рассказать. Делился со мной, а глаза лихорадочно блестели. Мерзость. Он действительно был этим увлечен. Но как же недальновиден был Арес, провозглашая своей правой рукой словоохотливого некромага! Или просто не знал о его маленьких слабостях?
Как бы то ни было, я узнала все, что мне было нужно. Не сразу. Выведывала исподволь, по чуть-чуть, по крупицам собирая информацию, выжидая подходящие для этого моменты. И не сказать, что подозрения Рэйста о шпионаже, которых я опасалась, были лишены оснований. Когда все закончится, когда я смогу сбежать из дворца, я найду Ингвара – или его последователей, если сам он, как гласили слухи, мертв – и расскажу все, что знаю. Ареса нужно уничтожить, как и его адгерентов. Всех, кто причастен к творящемуся в Даневии хаосу.
Но то – возможное будущее. Счастливое будущее, в котором не будет Ареса, Рэйста и его свихнувшейся на ревности горгульи-жены. Будущее, ради которого я буду бороться до последнего вздоха.
А в настоящем мантикор сражался с некрисом, отвоевывая мое право жить. Когти располосовали землисто-серое лицо, пасть сомкнулась на шее с дряблой кожей, но неупокоенному все было нипочем. Я хорошо помнила рассказы Рэйста о том, что убить уже однажды умерших совсем непросто, что воочию видела сейчас.
Я поздно заметила в руках некриса нож, видимо отобранный у кого-то во дворце. Бросилась вперед, чтобы выбить его из рук, и почти успела, но… Одним невероятно мощным ударом руки неупокоенный с силой оттолкнул меня. Нож по самую рукоять вонзился в заднюю лапу мантикора, и несчастный зверь взвыл от боли.
Не знаю, чем бы закончилось это противостояние, если бы не подоспевшие стражи, а после – и сам некромаг. Пока стража держала некриса, Рэйст иссушал его магию. Он мог бы и погрузить его в сон, как сделал и раньше, но, видимо, решил, что такой неконтролируемый и непредсказуемый солдат в их армии будет лишним.
И пока граф убивал – на этот раз окончательно – некриса, целители уже спешили к мантикору. Бедняжка сильно хромал, припадая на левую лапу, а я сочувственно гладила его по шкуре.
В поднявшейся суматохе я была совершенно лишней. Уходя, я бросила на мантикора благодарный взгляд и беззвучно прошептала: «Спасибо».
Глава двадцатая. Лили
Я понимала – пешком до родного дома мне никогда не дойти, но отказаться от мысли вернуться в свой городок не могла. Только бы преодолеть границу между Даневией и Непримиримыми Землями, и тогда… Что тогда, я не знала. Гвендолин там нет, папы… надеюсь, наши соседи, узнав о случившемся, хотя бы провели для него достойные похороны. Дом пуст и одинок, но это все же моя родная обитель.
Я брела вдоль дороги, чтобы не сбиться с пути, но при малейшем шуме бросалась в укромные местечки – пряталась за деревьями, ныряла в овраги. Владения Гаена Воргата уже давно остались далеко позади, как и другие дома – всюду, куда ни глянь, простирался лишь безжизненный пустырь, уже виденный мной однажды – когда меня везли из Тскаваны в мой новый дом.
Украденная из библиотеки Гаена Воргата карта почти не помогала мне ориентироваться в пространстве. Совсем скоро я совершенно запуталась и перестала понимать, где нахожусь и куда мне идти. Да еще и припасы заканчивались с устрашающей быстротой, как бы я ни старалась их растягивать.
Конечно, сбегая из дома, где, наряду с болью и унижением были и теплая постель, и крыша над головой, в открытый и равнодушный мир, я не думала, что путешествие будет легким. Что и говорить – я даже представить не могла, как именно сумею попасть домой. Но… каждый час, проведенный на свободе, все больше разрушал мои иллюзии. Я думала, что, обретя свободу, стану счастливее… Но счастье пряталось где-то под толстым слоем дорожной пыли и холодной землей, на которой мне приходилось ночевать.
Немудрено, что на второй день, минувший с момента побега, я заболела. Сначала горло запершило, потом наружу вырвался надсадный кашель, а глаза заслезились. Голова кружилась, я стала неповоротливее – это все привело к тому, что, когда я пыталась забраться на холм, надеясь с высоты увидеть простирающийся вдали город, я запнулась об острый камень и порвала ботинок. Добравшись до вершины, я обессиленно рухнула на колени и тихо расплакалась от бессилия. Казалось бы, такая мелочь – игла и нитка, но как бы они сейчас выручили меня! Если бы рядом была Гвендолин, ей потребовалось бы не больше минуты, чтобы стянуть края прорехи воздушными нитками. А папа бы и вовсе их залатал так, что никто и не догадался бы о произошедшем. И только я – «бедная малышка Лили», обделенная магической силой и обреченная бродить по чужой земле в порванном ботинке, куда постоянно забивался песок и мелкие камни, ничего поделать с этим не могла.
Города я так и не увидела – лишь голая земля, с чернеющей сбоку полосой леса. Только неприметная точка вдали возрождала надежду увидеть жилые земли. Конечно, туда мне, даже в одеянии Немого, соваться не следовало. Но мне нужен был хотя бы указатель, чтобы понять, куда я забрела и в каком направлении двигаться дальше.
Мне ничего не оставалось делать, как продолжать идти куда глаза глядят. Оставаться на месте было слишком опасно.
На исходе третьего дня я все же оказалась у неприметного городка. На указателе значилось «Афиэрд». Сердце радостно встрепенулось – название этого города, на карте представляющегося лишь скромным кругляшком, было вызубрено мной наизусть. Афиэрд располагался у самой границы между Непримиримыми Землями и Даневией. А значит, дом был совсем близко. Мне бы только перейти черту, за которой практически не будет элькхе. И, что главное, перестанут действовать их законы, по которым бредущая по пустырю женщина превращалась в мишень.
Открытие придало мне сил. Даже болезнь, неистово грызущая горло и делающая мои ноги слабыми, отступила, трусливо поджав хвост. Ступни, за долгие часы беспрестанной ходьбы покрывшиеся мозолями, ступали тверже и уверенней. Я позабыла про сон, одержимая желанием оказаться как можно дальше от земель элькхе.
Моим надеждам сбыться было не суждено. Когда очертания города за моей спиной уменьшился до размеров монеты, я услышала позади и сбоку топот копыт. Как обычно, я старалась держаться подальше от дороги, но все равно, подгоняемая паническим страхом быть обнаруженной, поспешила укрыться в кустах. Юркнула в самую гущу зелени, не сводя глаз с дороги – а вдруг кто-то успел приметить тонкую фигурку в черном балахоне? – и… с размаху налетела на притаившегося в кустах незнакомца.
Он выругался.
– Немой! – вскрикнул кто-то за моей спиной. Страх парализовал меня. Послышался шум – кто-то выпрыгнул из кустов мне на встречу.
Трое человек – трое даневийцев, не элькхе, окружили меня. Разбойники? Бродяги? Тот, на кого я налетела, повернулся ко мне, одновременно вынимая из ножен на поясе меч.
Мальчишеское лицо – не юное, но очень молодое. На вид он был чуть старше меня. И я бы вообще приняла его за мальчишку, если бы не… глаза… что-то было в них такое – то ли мудрость и знание, то ли боль и горечь прожитых лет, что мешало мне назвать его юнцом. Правильные черты лица, растрепанные пшеничные волосы и голубые глаза, которые сейчас холодно и настороженно вглядывались в мои. А правой рукой незнакомец меж тем поудобнее перехватывал меч.
– Подождите! – вскрикнула я.
Окружающие меня мужчины оторопели. Нахмурившись, незнакомец с юным лицом и мудрыми не по годам глазами шагнул ко мне и одним движением сдернул повязку с моего лица.
– Девчонка! – воскликнул кто-то сбоку. – Нет, ты гляди, девчонка Немым прикинулась!
Незнакомец удивленно вздернул светлые брови. Лицо его, прежде хмурое, разгладилось, в глазах зажглось любопытство.
– Неудивительно. В истинном обличии на этих землях, боюсь, ее ничего хорошего не ждало.
Я была вымотана, измождена, печать пережитого наверняка отразилась на моем лице – но это не мешало светловолосому заинтересованно скользить по нему взглядом. Он ободряюще улыбнулся мне, и я поразилась, как улыбка – озорная, лукавая, его преобразила. Он стал выглядеть еще моложе и это помогло мне немного расслабиться.
Кажется, на меня не собираются нападать.
- Откуда ты идешь? И... как давно?
- Давно, уже больше трех суток. Я... меня похитили из родного дома, увезли на невольничий рынок.
Возможно, это было неправильно, безрассудно, что я открылась первому встречному. Но после долгих дней, наполненных страхом и одиночеством, я так истосковалась по общению и человеческому теплу, что слова буквально выплескивались из меня с каждым вздохом. Словно рухнула невидимая плотина, удержать которую было выше моих сил. И чем дольше я говорила, тем сильнее вытягивались и мрачнели лица окружающих меня мужчин. Один накинул мне на плечи меховой плащ северных народов - самое лучшее одеяние для прохладных ночей. Другой сунул в руки фляжку с водой и хлеб, в который я тут же жадно вгрызлась. Никто не смеялся надо мной, напротив - я чувствовала их незримую поддержку и сочувствие, и груз на душе раскололся на мельчайшие осколки.
И только сидя у костра, в его баюкающих теплых объятиях, я догадалась спросить:
- Кто вы такие? И что делаете здесь?
Ближайший ко мне крупный мужчина с рыжеватой бородой открыл было рот, чтобы ответить, но светловолосый с мальчишеской улыбкой его опередил:
- Мы - люди Ингвара.
Я ахнула.
- Так значит, он жив? Я думала... слышала...
- Жив, - хмуро ответил светловолосый. - Унижен, раздавлен, но все еще жив. Я - Тейт, это - Грег и Гастер. Кстати, ты так и не назвала нам свое имя.