Чад, честное слово, я ничего не знала о том, откуда ты взял деньги на путешествие. Я хотела узнать только то, что касается тебя и меня. Хотела понять, почему ты уехал, если мы были так близки, как ты говорил.
Злое выражение, еще минуту назад отпечатанное на его лице, исчезло. Глаза потеплели.
Ты не писал, не звонил, не приезжал. — Она старалась, чтобы в голос не закрались обвиняющие нотки. Дженни прислонилась спиной к дверному косяку. — Мы заключили какой-то договор? Предполагалось, что я буду тебя ждать? Или что? — Она пожала плечами. — Какой у тебя был план?
Нну, — запинаясь, начал он, — ты собиралась меня ждать. Во всяком случае, ты обещала. — Последние слова прозвучали явным упреком.
Но ты уехал на годы, — напомнила она. — Ты надеялся, что я буду ждать, а сам не потрудился хоть как-нибудь давать о себе знать?
Она наблюдала, как бегали его глаза, когда он старался придумать что-нибудь в ответ.
— Чад, мы расстались в хороших отношениях? — задала она новый вопрос. — Ты говорил, что Люк украл меня у тебя. — Она с отвращением произнесла эти слова. — Я поняла так, что ты уехал, потому что тебя обидели мои отношения с Люком. Что видеть нас вместе для тебя стало весьма болезненно. Но ты описывал свое путешествие как «шанс всей жизни», который ты заслужил. Путешествие не было капризом. Не было побегом. — Ее тон с каждым предложением становился все более обвиняющим. — Оно заранее планировалось. Твоему отцу требовалось время для того, чтобы взять заем под курорт. А Люка и меня еще не связывали никакие личные отношения. Во всяком случае, пока ты не уехал.
«Я заслужил эти деньги, я заслужил эти впечатления». Слова Чада звучали у нее в голове.
Эти заявления многое добавляли к тому, что Дженни разглядела в характере Чада за последние дни. Он считал, что имеет право на все лучшее, предлагаемое жизнью. Вроде фантастического путешествия по Европе, оплаченного трудом несчастного отца. Чад принадлежал к тому типу людей, которые способны в многолюдном обществе резко изменить тему разговора, потому что и на минуту не допускают мысли, что найдется человек, который не умирает от желания послушать его. Он принадлежал к тому типу людей, который съедает последний кусок пиццы…
Я поняла, Чад: ты мне не нравишься. — Она скрестила руки на груди, удивляясь, что не испытывает ни тревоги, ни страха.
Чад засмеялся. Этот недоверчивый смешок только раздул пламя ее злости.
Ты сама не понимаешь, что говоришь, — сказал он.
Ошибаешься, я точно знаю, что говорю. Ты вызывал во мне сильные чувства. С того момента, как проснулась в больнице, я боялась тебя. Не знаю, почему. И вероятно, так никогда и не узнаю. Но ты выводил меня из равновесия. Заставлял испытывать тревогу и неловкость.
В глазах Чада загорелся огонек.
Было время, — усмехнулся он, — и не так уж давно, когда я заставлял тебя испытывать другие чувства.
От похотливости в его голосе свело судорогой желудок.
Ты уже это говорил. — Злость разгоралась все ярче. — Не вижу необходимости в таком грязном тоне. Наверно, ты думаешь, что вульгарность разжигает меня или что-то в этом роде. Постарайся понять, это не так. Ты добиваешься противоположного. Твои неприличные намеки я нахожу оскорбительными. Предположим, было время, когда меня физически влекло к тебе. Но даже если это правда, уверяю тебя, тогда я была другим человеком. Совершенно другим человеком.
Пока она говорила, с его лица словно смывали выражение наглости и самоуверенности. У Дженни создалось впечатление, что до него первый раз дошло, что он вовсе не так обожаем, как представлялось раньше.
Для того чтобы между нами не оставалось непонимания, тебе необходимо знать: я не хочу иметь с тобой ничего общего! Ты эгоист. Ты используешь любые способы, лишь бы добиться своего. Ты припираешь людей к стенке или вытягиваешь у них сочувствие. Я тебе не верю. И мне бы очень хотелось, чтобы ты держался от меня подальше.
Но как же наш ребенок? — Чад окаменел. — Я хочу участвовать в жизни моего малыша.
Дженни поняла бы его озабоченность, если бы он действительно был отцом ребенка.
Впереди еще много времени, чтобы позаботиться о малыше. — Словно защищая младенца, она положила руку на живот. — Когда ребенок родится, мы сделаем анализы.
Они могут ошибиться! — Он даже подпрыгнул на стуле.
Дженни удивленно смотрела на него.
Маловероятно. Такие анализы делают часто, и у врачей уже большой опыт. Иски об отцовстве рассматриваются в судах каждый день.
Тебе лучше как следует подумать, — сверкнул глазами Чад. — У нас с тобой была связь. Если ты попытаешься опровергнуть это, то сделаешь большую ошибку.
Холодные когти страха схватили ее за горло. Но нельзя позволить, чтобы Чад заметил ее состояние.
Мне не нравится угроза, которую я слышу в твоем голосе. — И вдруг страх, который он внушал ей, растаял. — Чад, анализ не может доказать, что у нас не было связи. Он только доказывает отцовство…
Послушай, — начал он, грозя в воздухе пальцем, — я отец ребенка. И не позволю какому-то ученому недомерку из лаборатории отрицать мое право!..
Затянутая сеткой дверь черного хода открылась. В кухню вошел Люк, мрачный и решительный.
По-моему, тебе лучше успокоиться, крошка брат, — ледяным тоном посоветовал он Чаду
Не тебе говорить мне… — сощурился Чад.
Хватит! — приказала Дженни. Оба мужчины уставились на нее. — Больше никакой борьбы. Никаких споров. Ничего.
Молчание не заглушило кипящие страсти.
Значит, — произнес Чад, — ты предпочитаешь быть с ним, а не со мной.
Она глубоко вздохнула, потом покачала головой.
Я предпочитаю не быть с тобой, — сказала она, глядя ему прямо в лицо.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
В Дженни все трепетало от радости. Она задрала вверх голову и смотрела на оранжево-розовое небо.
Счастье, певшее в ее душе, от которого подгибались колени, пришло от чувства свободы.
Когда Дженни вернулась из больницы, она ощущала гнетущее давление. Ей предстояло принять решение. Кто отец ее ребенка? Необходимость выбора между двумя братьями Прентисами висела над ней тяжелым грузом.
Разговор с Чадом раскрыл Дженни истинный характер этого человека, и она укрепилась в своем решении. Нет никакой необходимости провести всю оставшуюся жизнь с неприятным ей мужчиной лишь потому, что он, может быть, отец ее ребенка. Дженни поняла, что с ней происходило все последние недели. Ее угнетала мысль, что надо выяснить, кто же отец ребенка. И потом сделать этого мужчину центром своего существования.
Завернув за угол гаража, Дженни пошла прямо к ряду высоких деревьев. Днем она убежала в лес, чтобы спрятаться от прошлого, которое нарисовал ей Чад, спрятаться от не очень симпатичной особы, какой она выглядела в его рассказах. Сейчас она просто хотела насладиться прогулкой и чувством полной и непривычной свободы.
— Дженни!
Она оглянулась и призывно помахала Люку рукой. В улыбке, обращенной к нему, не было ни капли вины. Она покончила с тревогой и сомнениями — что ей следует или не следует делать, что следует или не следует чувствовать, как следует или не следует поступать.
С тобой все в порядке?
Я не просто в порядке, — еще шире улыбнулась Дженни, — я великолепно себя чувствую.
Ты знаешь, я не мог удержаться и подслушал, о чем вы говорили с Чадом.
Хорошо, — кивнула Дженни, — тогда мне не надо все тебе повторять. — Она посмотрела на ряды высоких деревьев. — Чад сказал, что ты всюду искал меня. Прости, что заставила тебя беспокоиться. Я знаю, ты весь день работал, но, как по-твоему, ты выдержишь короткую прогулку? До ручья и назад.
Конечно, — он искушающе улыбнулся, — по-моему, это мне по силам.
Я приняла решение, — сказала Дженни. — Я пришла к заключению, что имею право вести счастливую и полную жизнь. Имею право выбрать свое будущее, основываясь на том, чего я хочу. Не зависеть от того, что сделала прежняя Дженни и кого она обидела. — Она радостно вздохнула. — У меня такое чувство, будто я заново родилась. — Она отвела глаза. — Наверно, тебе это кажется глупым…
Вовсе нет!
И хотя я не хочу позволять прошлому диктовать мое будущее, — она глубоко вздохнула, — мне все же надо знать о прежней жизни. Пора собрать все кусочки мозаики и разложить их на столе. Мне надо видеть полную картину… и неважно, как безобразно она может выглядеть. Или, в крайнем случае, настолько полную, насколько ты можешь показать ее мне.
Журчание бурного ручья стало громче. Они почти подошли к нему. Дженни нырнула под низко нависшую ветку. Опершись о большой валун, она нагнулась и сняла туфли.
Я понимаю, тебе это нелегко. Ведь нам придется говорить о моих отношениях с Чадом.
Даже в тусклом свете сумерек она заметила, как сверкнули его глаза.
Я не верю, что Чад говорил правду, — продолжала она. — Он слишком увлечен, разыгрывая какую-то интригу. Ведь ты знал, что Чад будет мне лгать, правда? — Она рассеянно бросила туфли к подножию камня и понизила голос: — Почему ты все время подталкивал меня выслушать его мнение? Ты же знал, что он будет лгать. Ты знал, что он все запутает, чтобы исказить правду. И ты знал, что я это пойму. В конце концов.
Люк стоял, скрестив руки на груди.
Я на это надеялся. — Он посмотрел на землю, потом на нее. — Как бы это звучало, как бы я выглядел, если бы попытался рассказать тебе о брате…
Понимаю, — тихо проговорила она, сделала пару шагов по мшистой земле и обернулась к Люку. — Надеюсь, ты не будешь возражать. Уже несколько дней я умираю, как хочу это сделать. — И она вошла в холодный ручей.
Ручей был мелкий, вода плескалась у лодыжек.
Вода великолепная. — Ей не удалось удержать смех, когда она перегородила поток.
Повернувшись лицом к мужу, она вскочила на маленький камень, восторженно втянула воздух и раскинула в стороны руки для равновесия. Люк стоял, прислонившись к валуну, качал головой и чуть кривил губы.
Что такое? — спросила она.
Как много в тебе… или, вернее, — он пожал плечами, — прежняя Дженни живет в тебе. Мы провели здесь столько летних вечеров! Именно здесь. И твои лодыжки всегда были в воде.
— Мы приходили сюда?
Он кивнул.
В лесу стояла тишина. Только пела вода, прыгая по камням и огибая песчаные насыпи по берегам ручья.
— Когда мы поженились, ты любил меня?
Люк уперся ладонями в камень позади себя. Наверно, хотел выиграть время. Дженни вдруг испугалась того, что он может сейчас сказать.
В тот день, когда мы поженились, — начал он, — я так сильно любил тебя, что у меня просто не хватит слов описать это чувство. Пока ты не стала моей женой, я даже не понимал, что был всего лишь половиной человека. Ты сделала меня целым человеком.
Мурашки забегали по коже у Дженни. Быть так сильно любимой — поистине мечта каждой женщины.
Я любила тебя?
Ты говорила, что любила.
Что-то, мелькнувшее в его взгляде, заставило ее спросить:
Но я не так сильно любила тебя, как ты меня?
Обвинение Чада, что брат украл ее у него, эхом прозвучало у нее в ушах.
Любовь, Дженни, нельзя измерить на весах. Я был счастлив с тобой. И по-моему, ты была счастлива со мной.
Она подошла к берегу и ступила на мшистую почву.
Тогда что с нами случилось, Люк? Почему мы перестали спать в одной спальне? В одной постели?
У него заходили желваки. Взгляд застыл на верхушках деревьев. Он долго молчал и не смотрел на нее. Но Дженни решила дождаться ответа.
Для того чтобы ответить на этот вопрос, мне придется вернуться к началу. К самому началу. Когда ты стала приезжать сюда с Чадом кататься на лыжах.
Опустившись на сухую, похожую на губку землю, Дженни скрестила ноги, показывая Люку, что готова слушать хоть целую вечность.
В первую зиму ты страстно желала завоевать Чада, — тихо стал рассказывать Люк. Он покачал головой. — Но кроме тебя, этого же хотели еще несколько девушек из вашей компании. — Он вздохнул и замялся. — Мне неприятно говорить такое о брате, но он играл вами, предпочитая то одну, то другую. Ты была явной фавориткой. Но это не мешало ему играть, как говорят, и на других полях.
Ты шутишь. — Дженни почувствовала себя обиженной. — Ведь он говорил так, будто… — Она покачала головой. — Мне надо постоянно напоминать себе, кто он и на что способен.
Зимой перед окончанием колледжа ты поставила ему ультиматум.
Молодец, — заметила она, а потом пробормотала: — По-моему…
Или он женится на тебе, — продолжал Люк, — или ты порвешь с ним. Чаду это не понравилось. Но он согласился. Папа был в восторге. За прошедшие несколько зим ты стала ему как дочь. Он нанял тебя управлять рестораном, полагая, что в июне ты навсегда переедешь в «Прентис-Маунтин». Он обещал летом обновить кухню и дать тебе все, что ты захочешь. И казалось, что ты очень довольна такой перспективой.
Он нервно провел рукой по подбородку. Дженни поняла, что рассказ переходит к худшим временам.
Во время следующей весенней сессии Чад несколько раз приезжал домой без тебя. — Люк рассеянно оперся на валун. — Он начал поговаривать о путешествии. Жаловался, что между вами пробежала черная кошка, и намекал, что ему необходимо уехать. В конце концов Чад убедил папу взять заем. Чад называл это «мое наследство». А папа хотел одного — видеть Чада счастливым. Он заложил курорт. Чад закончил колледж и улетел в Европу. Через неделю появилась ты. Готовая приступить к работе. Готовая выйти замуж за Чада и ничего не зная о его отъезде. О его предательстве. Сообщить тебе о поступке Чада, — Люк понизил голос почти до шепота, — сказать, что он уехал, а я понятия не имею, когда он вернется, — самое мучительное дело, какое выпадало мне в жизни.
Дженни заметила, что он отвел взгляд.
Ты плакала. Горько рыдала. — Он подавил вздох. — Не позволяла мне быть рядом. Ты не хотела, чтобы тебя утешали. А потом ты разозлилась. Ты честила брата и так и эдак. Обзывала его всякими словами. Некоторые из них даже заставили меня краснеть. — Он моргнул. Черные ясные глаза смотрели на Дженни. — Тогда я понял, что с тобой все будет хорошо. Ты пошла к папе. Спросила, можешь ли рассчитывать на обещанную работу. Папа очень хотел, чтобы ты осталась. Он не сомневался, что рано или поздно Чад вернется домой и вы поженитесь, как и планировалось.
Но Чад не возвращался, — продолжила Дженни. — Ты говорил, что мы сошлись вскоре после отъезда Чада. Как твой отец отнесся к этому?
Вначале это ему не понравилось. — Люк чуть пожал плечами. — Но ты поговорила с ним. Сказала, что любишь меня. Что из меня получится более надежный супруг. Ты также заверила папу, что Чада не огорчит наш брак и что ты сама объяснишь ему все, когда он вернется. — Люк усмехнулся. — Папа сразу растаял. После этого он уже полностью поддерживал нас.
Что ты имеешь в виду под словом «растаял»? — Голос прозвучал резче, чем она бы хотела. — Я лгала ему?
Нет, любимая, нет. — Люк оттолкнулся от камня, прошел по мшистой почве, разделявшей их, и опустился рядом с ней на колени. Потом взял ее руку в свою. — Совсем нет.
А я действительно нравилась твоему отцу?
Ты не просто нравилась ему, он любил тебя как собственную дочь.
Плечи и руки расслабились. Дженни не понимала, почему отношения со свекром, которого она даже не помнила, представлялись ей такими важными.
Но после отъезда Чада папа уже никогда не был таким, как прежде. — Люк переплел ее пальцы со своими.
Озабоченно насупившись, она ждала дальнейших пояснений.
Он стал одержим выплатой долга, — продолжал Люк. — Ему хотелось подготовить курорт к приезду Чада, чтобы тот, когда вернется, занял место партнера. Он хотел, чтобы его маленький мальчик вернулся домой. Чтобы его младший сын работал вместе с нами. Чтобы Чад стал частью лыжного курорта Прентисов. — Люк не отводил глаз от ручья. — Но Чад не приехал.
В глазах Дженни промелькнула печаль.
Мне так жаль твоего папу. Что ему пришлось пережить! Сколько пришлось ждать! И смотреть на дорогу…
Люк грустно улыбнулся. Несколько минут они молчали.
А ты не расскажешь, что с ним случилось? — первой заговорила Дженни.