Уже со вчерашнего дня над ним громыхала гроза. Со вчерашнего дня он почувствовал, как все растущий вал мятежа бьется о подножие его твердыни.
Он был бледен, но спокоен.
Надо, правда, сказать, что за спиной у него находились четыре орудия, которые готовы были открыть огонь, его окружал гарнизон, состоящий из швейцарцев и солдат инвалидной команды, а перед ним стоял безоружный человек.
Перед тем как войти в Бастилию, Бийо отдал свой карабин Питу.
Он сообразил, что по ту сторону решетки, которую он завидел уже издали, любое оружие окажется не столько полезным, сколько опасным.
Бийо с одного взгляда приметил все – спокойную и чуть ли не угрожающию позу коменданта, швейцарцев, находящихся в казармах, солдат инвалидной команды на орудийных настилах, артиллеристов, которые молча укладывали в зарядные ящики пороховые картузы.
Часовые держали ружья на изготовку, офицеры обнажили шпаги.
Комендант не стронулся с места, Бийо пришлось подойти к нему; решетка за спиной парламентера с мрачным скрежетом опустилась, и Бийо при всей своей храбрости почувствовал, как по спине у него пробежали мурашки.
– Так чего еще вы хотите от меня? – осведомился Делоне.
– Еще? – повторил Бийо. – Мне кажется, что я впервые вижу вас, и, следовательно, мой вид не успел вам надоесть.
– Мне доложили, что вы пришли из ратуши.
– Все верно, я как раз оттуда.
– Но только что я уже принимал депутацию муниципалитета.
– Зачем она приходила?
– Она пришла попросить, чтобы я дал обещание не открывать огонь.
– И вы обещали?
– Да. И еще она попросила меня убрать пушки.
– И вы приказали убрать их. Я знаю. Я был на площади Бастилии, когда это было сделано.
– И вы, разумеется, подумали, что я уступил перед угрозами простонародья?
– Еще бы! Так все оно и выглядело, – подтвердил Бийо.
– Я же говорил вам, господа, – вскричал Делоне, поворачиваясь к офицерам, – говорил, что они сочтут, будто мы струсили!
Затем он снова повернулся к Бийо.
– А вы от кого пришли ко мне?
– От народа! – гордо ответил Бийо.
– Это просто великолепно, – улыбнулся Делоне, – но, полагаю, у вас есть и какая-нибудь другая рекомендация, потому что с только что названной вами вы не прошли бы и через первую линию караулов.
– Да, у меня есть охранная грамота от вашего друга де Флесселя.
– Де Флесселя! Вы назвали его моим другом? – мгновенно отозвался Делоне, сверля Бийо взглядом и словно желая проникнуть в самые глубины его сердца. – Откуда вам известно, что он мой друг?
– Я так предполагаю.
– Ага, значит, предполагаете. Великолепно. Ну что ж, давайте посмотрим охранную грамоту.
Бийо подал ему пропуск.
Делоне прочел его раз, второй, проверил, нет ли еще какого-нибудь постскриптума, скрытого между страницами, посмотрел на свет, не написано ли что-нибудь между строчками.
– И это все, что он мне сообщает? – осведомился комендант.
– Все.
– Вы уверены?
– Совершенно.
– А на словах ничего?
– Ничего.
– Странно, – пробормотал Делоне и задумчиво посмотрел через бойницу на площадь.
– А что еще, по-вашему, он должен был передать? – поинтересовался Бийо.
Делоне отвел взгляд от бойницы.
– Да нет, в сущности, ничего. Ладно, говорите, что вам желательно, только покороче – мне некогда.
– Я хочу, чтобы вы сдали нам Бастилию.
– Что? Что? – круто обернулся Делоне с таким видом, словно он ослышался. – Простите, что вы сказали?
– Я сказал, что пришел от имени народа потребовать у вас сдать Бастилию.
Делоне пожал плечами.
– Нет, право же, народ – странная скотина, – бросил он.
– Что такое? – возмутился Бийо.
– И что же народ намерен сделать с Бастилией?
– Разрушить ее.
– А что этому вашему народу до Бастилии? Разве когда-нибудь кто-то из простонародья был брошен в Бастилию? Да народ, напротив, должен благословлять каждый ее камень. Кого заключают в Бастилию? Философов, ученых, аристократов, министров, принцев, то есть врагов народа.
– Что ж, это доказывает, что народ думает не только о себе.
– Друг мой, – с некоторым сочувствием произнес Делоне, – легко догадаться, что вы – не солдат.
– Вы правы, я – фермер.
– И вы не из Парижа.
– Да, я из провинции.
– Вы совершенно не представляете, что такое Бастилия.
– Вы правы. Я знаю только, как она выглядит, то есть ее стены.
– Ну что ж, ступайте со мной, я вам покажу, что такое Бастилия.
«Все, – подумал Бийо, – подведет он меня к какому-нибудь каменному мешку, раскроется под ногами у меня люк, и прощай, папаша Бийо».
Однако неустрашимый фермер и бровью не повел, выказывая всем видом, что готов следовать за комендантом.
– Во-первых, знайте, – сообщил Делоне, – в погребах у меня пороха столько, что я могу взорвать Бастилию вместе с половиной Сент-Антуанского предместья.
– Знаю, – спокойно ответил Бийо.
– Прекрасно. Теперь взгляните на эти четыре пушки.
– Вижу.
– Как видите, вся эта галерея простреливается ими, а кроме того, ее обороняют кордегардия, два рва, которые можно преодолеть только по подъемным мостам, и, наконец, железная решетка.
– Я вовсе не утверждаю, что Бастилия плохо защищена, – безмятежно заметил Бийо, – а только хочу сказать, что она будет хорошо атакована.
– Продолжим, – сказал Делоне.
Бийо кивнул в знак согласия.
– Вот потерна, которая выходит в ров, – показал комендант. – Видите толщину стен?
– Футов сорок, не меньше.
– Да, сорок понизу и пятнадцать поверху. Так что, как бы ни крепки были ногти у народа, он обломает их об эти стены.
– А я и не говорил, – возразил Бийо, – что народ разрушит Бастилию перед тем как взять, он разрушит ее, после того как возьмет.
– Идемте наверх, – сказал Делоне.
– Идемте.
Они поднялись на тридцать ступеней.
Комендант остановился и сказал:
– Вот еще бойница, выходящая в проход, по которому вы намерены ворваться сюда. В бойнице всего одно крепостное ружье[126], но это ружье весьма знаменито. Знаете песенку:
Ах, нежная моя свирель,
Свирель моей любви?
– Разумеется, знаю, – ответил Бийо, – только думаю, сейчас не время петь.
– Погодите. Маршал Мориц Саксонский[127] называл эту пушечку своей свирелью, так как она точнее всего воспроизводила мотив его любимой песенки. Это такая историческая подробность.
– Ах, вот оно что, – бросил Бийо.
– Продолжим подъем.
– Продолжим.
Они поднялись на вершину башни Франш-Конте.
– Ага, – протянул Бийо.
– Что такое? – поинтересовался Делоне.
– Вы, оказывается, не спустили пушки вниз?
– Я велел только откатить их.
– Знайте же, я передам народу, что пушки еще здесь.
– Передайте!
– Итак, спустить их вы не намерены?
– Нет.
– Решительно не намерены?
– Сударь, королевские пушки находятся здесь по приказу короля и будут спущены только по его же приказу.
– Господин Делоне, – ответил ему Бийо, чувствуя, как в нем рождаются высокие, торжественные слова, соответствующие ситуации, – вот подлинный король, которому я и рекомендую вам повиноваться.
И он показал коменданту на серую толпу, волнующуюся около рвов; у многих после вчерашних стычек одежда была в пятнах засохшей крови, на солнце в руках у большинства сверкало оружие.
– Сударь, – надменно вскинув голову, сказал ему Делоне, – быть может, вы знаете двух королей, но я, комендант Бастилии, знаю лишь одного, и зовут его Людовик Шестнадцатый. Это он поставил свою подпись под указом, в силу которого я командую и самой крепостью, и всеми, кто находится в ней.
– Значит, вы – не гражданин? – вскричал в бешенстве Бийо.
– Я – французский дворянин, – ответил Делоне.
– Да, действительно, вы – солдат и говорите как солдат.
– Вы нашли верное слово, сударь, – подхватил комендант и отвесил легкий поклон. – Я солдат и исполняю приказ.
– А я, сударь, – промолвил Бийо, – я – гражданин, и поскольку мой долг гражданина вступает в противоречие с приказом, который вы исполняете как солдат, один из нас – либо тот, кто подчиняется приказу, либо тот, кто следует долгу, – умрет.
– Вполне возможно, сударь.
– Итак, вы решили стрелять в народ?
– Вовсе нет, если только не будут стрелять в меня. Я дал слово посланцам господина де Флесселя. Как видите, я велел откатить пушки, но как только с площади раздастся первый выстрел по крепости…
– И что же вы сделаете, когда раздастся первый выстрел?
– Я подбегу к одной из этих пушек, к примеру, вот к этой. Сам подкачу ее к амбразуре, сам наведу и сам выстрелю, поднеся вот этот фитиль.
– Сами?
– Да.
– О, если бы я верил в такое, – промолвил Бийо, – то прежде чем вы совершили бы столь чудовищное преступление…
– Я вам уже сказал, сударь: я солдат, и приказ для меня – закон.
– В таком случае взгляните, – сказал Бийо, подведя Делоне к амбразуре и показав ему сначала на Сент-Антуанское предместье, а потом в противоположную сторону, на бульвар. – Вот кто отныне будет отдавать вам приказы.
Делоне увидел две черные плотные ревущие массы людей, которые, вынужденно вытянувшись вдоль бульваров, струились подобно гигантской змее, чья голова и половина туловища видны, а другая половина и хвост теряются в складках местности, по которой она ползет.
Все тело этой гигантской рептилии отражало солнечные зайчики, словно было одето сверкающей чешуей.
То были два отряда, которым Бийо назначил встречу на площади Бастилии, – один под предводительством Марата, второй под предводительством Гоншона.
Они двигались с двух сторон, потрясая оружием и издавая грозные вопли.
Увидев это, Делоне поднял трость и скомандовал:
– К орудиям!
Затем он рванулся с угрожающим видом к Бийо, крича:
– Негодяй! Вы проникли сюда под видом парламентера, меж тем как ваши сообщники готовятся к нападению! А известно ли вам, что вы заслуживаете смерти?
Видя его движение, Бийо молниеносно схватил Делоне за ворот и за пояс.
– А вы, – промолвил он, отрывая коменданта от земли, – заслуживаете, чтобы я перекинул вас через парапет и вы разбились на дне рва. Но, слава богу, я одолею вас иным способом.
В этот момент снизу взметнулся тысячеголосый оглушительный вопль и пронесся в воздухе, подобно урагану, и тут же на башне появился помощник коменданта г-н де Лом.
– Сударь! – крикнул он Бийо. – Ради Бога, сударь, покажитесь им! Народ решил, что с вами случилась беда, и требует вас.
И правда, среди воплей отчетливо различалось имя Бийо, которое Питу сообщил толпе.
Бийо отпустил г-на Делоне, выронившего трость.
С секунду все трое стояли в нерешительности, а снизу к ним летели угрожающие призывы к отмщению.
– Да покажитесь вы им, сударь, – обратился к Бийо Делоне. – Меня не пугают их крики, но пусть они знают: я – человек, верный слову.
Бийо высунул голову между зубцами и помахал рукой.
Увидев его, толпа разразилась рукоплесканиями. В каком-то смысле в облике этого человека из народа, первым властно ступившего на самую верхнюю точку Бастилии, с нее явила свое лицо сама Революция.
– Ну, ладно, сударь, – сказал Делоне, – говорить нам больше не о чем, и делать вам тут нечего. Спускайтесь: вас требуют внизу.
Бийо оценил сдержанность человека, в чьей власти он находился; он стал спускаться по лестнице, комендант следовал за ним.
Помощник же коменданта остался; Делоне что-то сказал ему на ухо – видимо, дал какой-то приказ.
Было очевидно, что у г-на Делоне сейчас только одно желание – чтобы парламентер поскорее превратился в неприятеля.
Не проронив ни слова, Бийо пересек двор. Канониры стояли у орудий. Дымились фитили.
Бийо остановился около них.
– Друзья, – обратился он к артиллеристам, – запомните, я пришел к вашему командиру упросить его избегнуть пролития крови, но он мне отказал.
– Сударь, именем короля, убирайтесь отсюда! – топнув ногой, крикнул Делоне.
– Остерегитесь, – пригрозил ему Бийо. – Ежели вы именем короля прогоните меня отсюда, я вернусь именем народа.
После этого он повернулся к кордегардии, где находились швейцарцы, и задал вопрос:
– Ну, а вы с кем?
Швейцарцы молчали.
Делоне указал ему на решетку.
Но Бийо все-таки предпринял последнюю попытку:
– Господин комендант, во имя нации! Во имя ваших братьев!
– Моих братьев? Вы называете моими братьями людей, которые орут: «Долой Бастилию! Смерть ее коменданту!» Возможно, сударь, вам они братья, но у меня, уверяю вас, таких братьев нет.
– Во имя человечности, наконец!
– Так, значит, это во имя человечности вы нагнали стотысячную толпу, чтобы перерезать сотню несчастных солдат, сидящих за этими стенами?
– Но, сдав Бастилию народу, вы спасете им жизнь!
– И утрачу честь.
Железная логика солдата заставила Бийо умолкнуть, но все-таки он снова крикнул инвалидам и швейцарцам:
– Друзья мои, сдайтесь! Еще есть время. Через десять минут будет уже поздно.
– Сударь, если вы сей же миг не выйдете, – крикнул ему Делоне, – слово дворянина, я прикажу вас расстрелять!
Бийо на миг остановился, скрестил, как бы бросая вызов, руки на груди, в последний раз встретился взглядом с Делоне и вышел.
XVII. Бастилия
Под жарким июльским солнцем бурлила хмельная от возбуждения толпа. Она ждала. Отряд Гоншона только что соединился с отрядом Марата. Сент-Антуанское предместье знакомилось и браталось с предместьем Сен-Марсо. Гоншон пришел во главе отряда. А вот Марат куда-то исчез.
Вид площади наводил ужас.
Когда показался Бийо, толпа завопила еще громче.
– Ну что? – подойдя к нему, спросил Гоншон.
– Он – мужественный человек, – ответил Бийо.
– Что ты имел в виду, сказав: «Он – мужественный человек»? – задал вопрос Гоншон.
– Что он уперся.
– Не намерен сдавать Бастилию?
– Нет.
– Намерен сесть в осаду?
– Да.
– И как думаешь, долго он может сидеть в осаде?
– Пока его не убьют.
– Хорошо, его убьют.
– Но сколько народу мы погубим! – вскричал Бийо, явно не уверенный, что господь бог дает ему то право, которое присвоили себе полководцы, короли, императоры, то есть люди, имеющие патент на пролитие крови.
– Экая беда! – бросил Гоншон. – Народу и без того слишком много, хлеба хватает лишь половине населения. Не правда ли, друзья? – обратился он к толпе.
– Да! Да! – заорала она в порыве высочайшего самоотречения.
– Ну, а ров? – сказал Бийо.
– Достаточно заполнить его только в одном месте, – отвечал Гоншон, – а я тут прикинул, что телами половины стоящего здесь народа можно заполнить весь ров. Не так ли, друзья?
– Да! – закричала толпа с тем же воодушевлением, что и в первый раз.
– Что ж, ладно, – согласился потрясенный Бийо.
В это время на валу показался Делоне в сопровождении г-на де Лома и трех офицеров.
– Начинай! – крикнул Гоншон коменданту.
Но тот, не отвечая, повернулся к нему спиной.
Гоншон, возможно, снес бы угрозу, но пренебрежения вынести не мог; он мгновенно вскинул карабин, и один из сопровождающих коменданта упал.
И тут загремели сотни, тысячи выстрелов, как будто все только и ждали сигнала; серые башни Бастилии разукрасились белыми щербинами.
После этого залпа на несколько секунд воцарилась тишина, словно толпа вдруг ужаснулась тому, что сделала.
Затем вершина одной из башен увенчалась вспышкой, тут же сокрытой облаком дыма; раздался грохот, и в плотно спрессованной толпе ему ответили крики боли; с Бастилии выстрелила первая пушка, пролилась первая кровь. Сражение началось.