– Нам с Аллочкой два мятных шоколада. И девушке скажите, чтобы сделала как следует! Чтобы сливочек побольше положила! И принесла чтобы! У нас тут свидание!
«Девушкой», готовившей напитки, была я. И надо признать, что Никифор не мог бы отыскать способа, чтобы уколоть меня ещё больше. Привести с собой другую и заставить меня ей прислуживать было верхом издевательства. Шоколад я им сделала, разумеется, сделала хорошо (просто плохо уже разучилась, ведь всё получалось автоматически). А вот принести попросила другого баристу. Без них дел полно.
Больше Дёмин в тот день ничего не заказывал. Но из того, что я отказалась нести ему шоколад, сделал правильный вывод, что мне неприятно, что я ревную, а значит, игру надо продолжать. И теперь он почти каждый день приводил эту Аллочку, угощал приготовленными мной напитками, обнимал и целовал… А потом исподтишка смотрел на меня: «Видишь, мол, как нам весело? Я-то один никогда не останусь. А ты будешь мучиться без меня».
И я мучилась. С ним, без него – это было одно и то же. Жизнь была сплошным кошмаром. Я шла на работу, заранее представляя, как снова увижу Дёмина с этой Аллочкой. Работала, с содроганием ожидая прихода парочки. Страдала, когда их видела. Мучилась, когда они уходили, потому что воображала, куда они направляются и что делают. Шла с работы, вновь и вновь проигрывая в памяти минуты унижения. Потом засыпала… И снова мне снились Никифор и Алла. Порой ещё Дашка. Сны с Дашкой были самыми мучительными.
Всё чаще я думала о том, как здорово было бы вернуть всё назад. В тот скучный сентябрь, когда я ещё не знала, к каким последствиям приведёт меня желание поработать возле архитектурного института. Когда я наивно считала, что дружба с Дашкой – это навечно, когда моё сердце было открыто для разных мальчиков, когда самым ужасным мучением казалось сидеть в одиночестве на подоконнике и скучать по школе…
Но этого уже было не вернуть. Я могла, конечно же, уволиться. Но знала, что работа хоть немного отвлекает от мрачных мыслей. Стоит мне уйти с неё, как депрессия, литры слёз и дни, проводимые в кровати наедине с самыми мрачными мыслями, будут мне обеспечены.
Не знаю, сколько длилось бы всё это, если б однажды в «Корице» не появилась Аня – та самая бариста-математик, с которой мы очень сблизились, но которая вместе с Галей и остальными ушла на новое место.
– Вот, шла мимо и решила заглянуть! – сказала Аня. – Как вы тут? Смотрю, все новые… А грязь чего такая? Не запара же. Народу нет, а лужи, в зале всюду крошки, в туалете не расписано…
– Да, – вздохнула я. – Без Гали всё не то теперь. Скучаю я по старому коллективу.
– Я тоже. У нас там уже половина поувольнялась. Или на другие точки перевелась. Очень неудобно ездить. Да и вообще, атмосфера не та… Здесь кофейня как кофейня, а там просто забегаловка на фуд-корте в торговом центре. Все берут навынос, а стаканчик-то картонный, он, сама знаешь, под крышкой: красиво стараться не надо, ни творчества, ничего…
– Творчества им не хватает! – усмехнулась я. – Мне бы ваши проблемы!
– А что такое?
– Да, понимаешь ли…
В общем, не знаю как, слово за слово, я рассказала Ане про свои беды. И про роковую случайность с «раздвоением личности» Дёмина, и про его подлость, и про Дашу, и про Аллочку, и про то, что из-за всех них ненавижу свою работу.
– Всё думаю уволиться… А уволюсь – и что тогда? Дома буду киснуть, буду плакать в одиночестве, а тут-то хоть при деле. Если только в другое кафе… Только вдруг не понравится? Переучиваться заново, везде свои стандарты… Да и вряд ли зарплату такую найду…
– Это правда, – ответила Аня. – Я с народом говорила: из кофеен в «Корице» зарплаты самые лучшие. Да и качество не то, что в других местах. У нас не курят, у нас в кофе не плюют, у нас порядок… Так что зря ты увольняться собралась. Уж лучше перейди на другую точку.
– А где, кроме этой и вашей новой, ещё «Корицы» есть?
– Да много где! Десяток их по городу. Ты где живёшь?
– На улице Миномётчиков.
– И в такую даль катаешься?! Ты что? Тебе на Профессорской надо работать, туда тебе ближе в два раза!
– Считаешь, возьмут?
– Рядовой персонал всегда нужен. А если не туда, тогда на Гоголя. Что ты сразу-то поближе не устроилась?
– Да глупая была… Уже неважно… Слушай, а как мне перевестись-то?
– Пойди в офис, где устраивалась, и напиши заявление.
– Что, так просто?
– Ну да, а зачем усложнять? У меня телефон, кстати, есть твой? По-моему, нет… Продиктуй-ка. А то на каток, может, сходим или куда-нибудь…
Через пять дней я и Аня были на катке.
К этому моменту моё заявление о переводе в кофейню на Профессорской улице было уже принято, и последний день работы у Архитектурного иститута оставался позади. Я неуклюже перемещалась по льду, вспоминая, как это делается, и чувствовала, как внутри меня борются самые разные чувства: горечь расставания с полюбившейся кофейней и облегчение, радость новых перспектив и страх неизвестности, счастье освобождения от преследований Никифора и сожаление, что больше мы с ним не встретимся.
– Расслабься, – сказала Аня. – Хватит париться, нервы мотать. Я уверена, что этот переход пойдёт на пользу… И дай руку – научу тебя кататься по-человечески!
К гамме моих чувств добавилось ещё одно: счастливое ощущение новой дружбы.
Глава 11
Новое и подзабытое старое
Моя новая кофейня оказалась очень маленькой. Пятнадцать посадочных мест против прежних восьмидесяти представлялись мне чем-то игрушечным, несерьёзным и даже странным. Местоположение заведения тоже было странноватым: кофейня делила одно помещение с банком. То есть по левую сторону от входной двери располагалась наша «Корица», а по правую был ряд окошечек, в которые обращались для вкладов и переводов. Вывеска кофейни была меньше вывески банка. Неудивительно, что гостей тут было негусто. То, что точка до сих пор не разорилась, было ещё одной её странностью.
Первые два дня я отработала совершенно спокойно. Больше чем два человека на смену не ставили. Это мне стало известно от девушки-директора, с которой в паре мы, собственно, и проработали эти дни. Она в основном находилась в подвале, где были подсобные помещения, делала какую-то работу за компьютером, а я справлялась наверху самостоятельно: и на кассе стояла, и редкие заказы на маленькой кофемашине спокойно делала, и десерты в тарелочках подавала, и крохотный зал убирала, и даже посуду мыла – всё здесь же, в баре. Всё это обилие работы совершенно не напрягало меня. При желании даже было время на какие-нибудь личные занятия.
К концу второго дня я с удивлением обнаружила, что скучаю. По беготне, суете, разношёрстной толпе гостей, многолюдному коллективу. У лёгкости работы на Профессорской оказалась обратная сторона: время здесь текло ужасно медленно, чаевых выходило мало, а одиночество… С каждым часом оно было всё мучительнее.
«А нужна ли мне такая работа? – задумалась я, собираясь домой после второго рабочего дня. – Ведь денег мне родители и так дадут, а тут ни впечатлений, ни коллектива, ни отвлечения от грустных мыслей!»
Впрочем, с выводом я поспешила. На третий рабочий день меня ждал сюрприз. Да при том не один…
Первый из сюрпризов встретил меня утром возле входа.
– Ты?!
– Ты?!
– Женя?!
– Валера?! Ты что здесь делаешь?
– Как что? Работаю! Я тут менеджер!
– Снова менеджер? – Я рассмеялась, припомнив Валерин обман в той кофейне, где мы познакомились.
– Не снова, а опять! По-настоящему! Уже месяц! – Валера надулся, но мне хорошо было видно, что он не обижен, а просто играет со мной. – Целый год тут работаю, так уж пора бы повыситься!
В общем, третья смена оказалась веселее предыдущих. Валера не стал прятаться в кабинете. Почти всё время он тусил со мною в баре. Мы общались, болтали про общих знакомых, шутили, смеялись. Новая должность не сделала Грекова пафосным: он по-прежнему дурачился, хулиганил, сыпал всякими забавными историями. Мы общались, как двое сильно соскучившихся друг по другу старых приятелей, хотя были знакомы всего пару дней. То ли уединение так на нас повлияло, то ли скука, то ли масштаб кофейни… В общем, к обеду мне уже казалось, что мы не начальник и подчинённая, не коллеги на работе, а семейная пара, принимающая немногочисленных визитёров в своей гостиной. Или малыши, которые лепят игрушечную еду для кукольного домика.
Около часу Валере пришлось отойти в кабинет. Тут-то я и столкнулась со вторым сюрпризом.
Он был гораздно менее приятным…
Он был тем, от чего я бежала.
Никифор!
Я не поверила своим глазам, когда его наглая рожа нарисовалась в этой кофейне! Но как он узнал, что я здесь? Проболтались… Конечно! Девчонки с той точки ему рассказали! Какая же я дура, что не скрыла, куда уйду!
Но Никифор-то каков! Готов тащиться хоть на край города, чтоб мне напакостить!
– Здравствуйте, девушка! – приторно-ядовито сказал Дёмин. – Давно мы не виделись с вами! Вы, значит, сменили работу? Решили перебраться поближе к дому? Правильно, правильно! Мне тут тоже больше нравится. Интимнее. И провожать вас удобнее будет.
– Не надо меня провожать! – я повысила голос.
– Тихо-тихо, девушка! Вас разве не учили, как с клиентами положено обращаться? Смотрите, а то в жалобную книгу напишу – вас мигом выставят!
– Да ты… Ты знаешь кто…
– Знаю, знаю. В ваших справках не нуждаюсь. Дайте-ка мне лучше двойной эспрессо, пока Снежаночка не пришла. На свидании бодрость нужна, сами знаете.
Я молча выставила Никифору требуемый напиток. Через десять минут заявилась его новая подруженция, которой пришлось подать чай и пирожное с ежевикой. Бедняжка, похоже, не понимала, какое место она занимает в большой череде пассий Дёмина и почему её кавалер выбрал столик, расположенный максимально близко к моему рабочему месту. Снежаночка смотрела на Никифора влюблёнными глазами, счастливо краснела от его прикосновений, щебетала какую-то ахинею и не замечала ничего вокруг себя. В том числе того, что Дёмин то и дело поглядывал на меня, изучая, какой эффект производит его присутствие. Я старалась делать вид, что равнодушна к происходящему. Но, похоже, получалось это плохо. Когда Никифор перегнулся через стол и с громким чавканьем принялся целовать Снежану, наигранно демонстрируя нереальное удовольствие, я не выдержала и сделала вид, что мне срочно надо уйти для какой-то цели.
– Девушка, куда вы, погодите! – воскликнул Дёмин, увидев мою реакцию. – Подайте нам какао! И побольше взбитых сливок, да, Снежаночка?
Снежаночка противно захихикала.
Когда Валера возвратился из подсобки, Снежана и Дёмин уже ушли. Но по моему выражению лица Греков понял, что в его отсутствие произошло нечто из ряда вон выходящее:
– Почему ты помрачнела? Что, обидел кто-то?
Я сначала мялась, а потом взяла и изложила всё, как есть. И про нашу дружбу с Дашкой, и про влюблённость, и про обман, и про то, как Никифор теперь меня мучает. Греков даже в лице изменился, когда услышал.
– Значит, так, – сказал он, выслушав до конца. – Я твоего Дёму проучу. Если он опять здесь нарисуется, если это будет моя смена и если я снова буду в подсобке, вызывай меня, не мешкая. Узнает, где раки зимуют!
– Но, Валера… разве можно бить гостей?!
– Не бойся, никто его пальцем не тронет.
– А что же тогда?
– А увидишь.
Никифор не заставил себя ждать. Он нарисовался уже в следующую смену, примерно в то же время. Как обычно, наглый, самодовольный, в модной одежде, сверх меры надушенный. Навалился на стойку и заявил:
– А мы со Снежанкой так здорово вечер вчера провели! Она просто конфетка! Не такая сладкая, как ты, но всё равно…
Не дожидаясь продолжения, я нагнулась к базе стационарного телефона и нажала кнопку поиска трубки. Трубку носил с собой Греков. Именно этот нехитрый механизм мы использовали, если надо было вызвать менеджера.
Валера появился через минуту. Я ждала, что он будет вести себя агрессивно, набросится на Никифора со скандалом, пригрозит ему полицей или что-нибудь в этом духе… Но Греков только глянул искоса на Дёмина, а потом расплылся в улыбке и обратился ко мне:
– Ну, Женюсик, слава богу, всю работу я доделал! Больше в подсобке торчать не придётся! Представляешь: всего час там просидел, а по тебе уже соскучился!
Я смутилась. Было ясно, что Греков играет на публику, но как помочь ему, я не знала. Только и смогла, что застесняться и потупиться, краем глаза заметив насторожившегося Никифора.
– А ты что, не соскучилась по мне? – спросил Валера, по-хозяйски обнимая меня за талию.
– Соскучилась… – срывающимся голосом подыграла я.
После этого случилось невероятное. Уверенным движением Валера повернул меня к себе и поцеловал.
Прямо в губы!
По-настоящему!
Долго-долго!
Я не знаю, сколько это длилось. Может, десять секунд, может двадцать, а может, минуту. Прервал нас писк Снежаночки:
– Ой, как мило! Глянь-ка, Ники! Бармены влюбились!
Отлепившись от Валеры, я увидела, как «Ники» твёрдым шагом идёт к выходу, туда, где ещё стояла его только что появившаяся подружка. Миг – и он хватает её за руку. Ещё миг – они оба исчезают.
Вот и нет больше Никифора в моей жизни.
Есть только работа… менеджер Валера… и взаимное смущение.
После ухода Никифора Валера извинился за своё развязное поведение. Даже переспросил: ничего, мол, что я так вот взял и поцеловал? Я сказала, ничего. Сказала, что это был правильный способ поставить на место Никифора. Мы по-прежнему друзья, сказала я. Но до вечера и думать не могла ни о чём ином, кроме этого поцелуя.
Сначала я думала, что целоваться с тем, в кого не влюблена, – это как-то неправильно. Потом – что, пожалуй, всё-таки можно. Потом – что Валера целуется лучше, чем Дёмин. А потом – что больше всего на свете мне хотелось бы повторить этот поцелуй…
Несколько следующих дней я ложилась и просыпалась с воспоминанием о Валерином поцелуе. Я видела его во сне. Я тысячу раз прокручивала в своём сознании этот короткий фильм: вот Валера входит, вот обнимает, вот его лицо приближается к моему…
Но в реальности второго поцелуя не предвиделось.
Валера вёл себя, как будто ничего из ряда вон выходящего между нами не происходило. Я ужасно боялась, что он догадается, как мне понравилось целоваться, и поэтому тоже старалась держаться спокойно и холодно. В результате наша дружба, наше веселье, лёгкость и юмор, всегда витавшие в воздухе рядом с нами, начали испаряться. Появились отчуждённость, напряжение. И чем больше я от них страдала, тем больше старалась продемонстрировать равнодушие.
А между тем от настоящего равнодушия к Валере я была уже ох как далека. Каждый вечер, оставшись одна в своей комнате, я открывала его страницу в социальной сети и рассматривала фотки. Как же классно он на них выглядел! Как игриво смотрел исподлобья! Как обаятельно улыбался! Как здорово выглядел с распущенными волосами, развевающимися по ветру!
А ведь это был первый парень, кого я заметила в «Корице»! Это был тот, благодаря кому я сюда устроилась! Как же я раньше могла не понять, что он лучше Никифора?! Искреннее, мужественнее, ярче…
Но как же мне подойти к нему? Ведь сама я никогда в жизни не решусь сделать первый шаг! Просто умру, если Греков ответит, что я не нравлюсь! А скорее всего так и есть… Или нет… Да какой там, конечно, не нравлюсь!.. А если… Да нет же!.. Но ведь он же целовал меня!.. Так это напоказ, ради Никифора… Решил ведь мне помочь… Так-то по дружбе!.. У него, наверно, девушка… Конечно! У него должна быть девушка!.. А что ж её не видно? Не приходит… Ну и что же. Не обязана… А если?.. Нет-нет-нет…
Вот такими мыслями мучала я саму себя в течение следующей после поцелуя недели.
А по прошествии этой недели пришла к выводу, что, если ничего не предпринять, второго поцелуя так и не случится.
Но как я могла заставить Валеру поцеловать себя, не говоря ему прямо о своих чувствах? Под дулом пистолета приказать? Или, может, прикинуться утонувшей, чтоб Греков мне сделал искусственное дыхание? Единственным реальным вариантом было повторение спектакля перед Никифором. Если бы с первого раза до Дёмина не дошло… Но увы! Главная удача обернулась неудачей. Никифор сделал вывод, что он больше ничего для меня не значит, перестал приходить.