Не совсем понятна роль человека с маникюром, который подошел к Темирханову на вокзале в Москве: «Я от Сабитова. Вы должны передать для него посылку». Скорее всего, Икс подослал его для проверки, опасаясь, что самодельная мина не сработает. Кейс с неразорвавшейся миной был бы уликой против Икса, потому человек с маникюром хотел забрать его у Темирханова.
Младшему партнеру сыскного агентства «Алентьев и внучка» оставалось поздравить себя с ценной Персией. Только на душе стало еще горше. Розку жалко. Не отпустит ее Дикий дедушка…
Ветер гнул яблони в садике на крыше и трепал Машины волосы. Даже здесь, на высоте, он пах выхлопной трубой. Он прошел через миллионы моторов и человеческих легких, а ты дыши после всех. Нет, в Укрополе лучше!
Маша продрогла. Хотелось в тепло, на атласные простыни. Спать нельзя, нужно дождаться Вадика. Но поваляться-то можно. Поставить мультики, сделать звук погромче, чтобы не заснуть…
Она встала с кресла, и вдруг за стеклами пирамиды, у лифта, мелькнула фигура в черном. Вадик вернулся? Нет, он был в белой футболке. И Темирханов весь в белом. Пригнув мешавшую смотреть ветку, Маша разглядела черный плащ и широкополую шляпу. Сверху было не видно, в брюках человек или с голыми ногами, мужчина или женщина. Черный Плащ бродил среди тренажеров, как будто раздумывая, велосипед покрутить или покачать бицепсы. Оно, конечно, похвально. Только не ночью же и не в таком наряде!
Маша кинулась к пирамиде, протерла себе дырочку в пыли и прилипла носом к стеклу.
А Черный Плащ выбрал тренажер и легко вспрыгнул на сиденье. Прибытков? Совсем сдвинулся на физкультуре. Но куда он с ногами-то залез? На этом тренажере надо сидеть и тянуть за рычаги, как будто гребешь в лодке.
Подняв руки, Черный Плащ вовсю работал локтем, как будто вывинчивал лампочку. Или ввинчивал. Маша уперлась лбом в стекло, потом заглянула сбоку, елозя по пыли щекой. Не хватало какого-то сантиметра, чтобы рассмотреть пальцы Черного Плаща. Она видела только запястья; на левом блестел золотой браслет. Кажется, все-таки женщина. Или мужчина, который носит часы циферблатом внутрь. Шляпа на задранной голове была круглая, скорее женская, чем мужская… Надо зайти с другой стороны, оттуда будет видно лицо.
Не сводя глаз с Черного Плаща, Маша пошла вокруг пирамиды. На углу колено уперлось в какой-то невысокий барьерчик, она не глядя перешагнула… И нога провалилась в пустоту! Маша почувствовала, что летит вниз, безудержно, жутко, как во сне! В последнее мгновение она зацепилась коленом за барьерчик и повисла вниз головой над многоэтажной пропастью. С ноги упала сандалия и полетела вниз, то кувыркаясь в свете из окон, то теряясь в темноте.
Подняв тучу брызг, сандалия угодила в фонтан с львиной мордой. Всплеска Маша не слышала. Какой этаж у Темирханова — двенадцатый? Шестнадцатый? Дедушка, забери меня отсюда!
«Без истерики, — сказала себе Маша. — Это как на физкультуре: подъем переворотом».
Руки болтались в воздухе. Было страшно пошевелиться и нарушить равновесие. Не дыша, Маша подтянула руки, нащупала край крыши. Барьерчик под коленом пружинил. Непонятно, как она вообще держалась. Осторожно перебирая руками, Маша добралась до барьерчика и вцепилась в него изо всех сил. Так, а что теперь? На турнике можно было бы перекувырнуться и сесть на перекладину, но здесь мешала крыша.
Маша подтянула ногу и зацепилась за барьерчик второй коленкой. Теперь она держалась надежно, руками и ногами. Одна беда: вниз головой. «Если бы я была на год старше, — подумала Маша, — то уже сидела бы на крыше, потому что у девушек перевешивают бедра, а у меня пока что — плечи». Наверное, можно провисеть год. Первые месяцы будет трудно, а потом привыкнешь: устанут руки — будешь держаться одними коленками, устанут ноги — одними руками. А кормиться можно через трубочку. Настанет осень, Розка укутает клеенкой Машины торчащие полушария в махровых шортиках и будет продавать фотографам и телевизионщикам разрешение на съемку…
Маша поняла, что придется отцепить коленки. И что она этого боится. Потому и лезут в голову глупости. Покричать? Может, проснется Розка, или ее услышит Черный Плащ? Нет, нужно спасаться самой, пока не устали руки! Она представила, что нужно сделать. Отцепить коленки мало: тогда она повиснет спиной к крыше и не сможет подтянуться. Надо, держась одной рукой, перевернуться к крыше лицом. Одной рукой. Над пропастью.
«Раз… Два… Три!» — скомандовала себе Маша, и все получилось быстро и легко. Не останавливаясь, она перелезла через барьерчик и упала к подножию пирамиды. До барьерчика было сантиметров двадцать, только ногу поставить. Наверное, зимой по этой тропинке ходят дворники и сбрасывают с крыши снег.
Маша еще немного полежала, заглядывая вниз, на фонтан, в котором погибла ее сандалия. Достать ее завтра? Нет, лучше помалкивать, а то скажут, что она кидалась нарочно.
Когда Маша вспомнила про Черного Плаща, в холле под пирамидой никого не было. Тренажеры с тяжелыми гирями-противовесами выглядели угрожающе, как древние осадные машины из учебника истории. Может, все-таки это был Прибытков? Но зачем его понесло на тренажер в плаще и шляпе?
Маша вернулась в розовую спальню, поставила «Пиноккио» и заснула почти в самом начале, как только появился зануда Сверчок.
Глубокой ночью ее разбудил Вадик.
— Босса задержали, — сказал он.
Глава XI
ПЛОХИЕ НОВОСТИ
— Так задержали, кто? — не поняла Маша. — Директор, что ли, в магазине? Вадик уселся на ковер у Машиной розовой кровати, взял из вазы банан, очистил и, не жуя, задвинул в себя. Было не похоже, что здоровяк приехал такой голодный из овощного магазина.
— Да не директор, а Настька-следовательница! Звонит в магазин: «Подъезжайте, надо кое-что уточнить», — Вадик горестно махнул рукой. — Я и отвез босса к ней в прокуратуру. Жду час — уточняют, жду два — уточняют. Потом смотрю, выводят босса в наручниках и сажают в «черный воронок». Уточнили, значит. Я, конкретно, поехал за адвокатом, да что юлку… Сгорел босс! Ни за что сгорел!
— Как это ни за что? — не поверила Маша. — Нельзя же просто так посадить человека в тюрьму!
— На кейсе нашли отпечатки пальцев босса. А в кейсе, сама знаешь, было не мороженое, — объяснил Вадик. — Пропал, пропал босс! Засудят его из-за этой мины!
— А вот не надо было врать, — сказала Маша. — Признался бы сразу: «Да, кейс был мой, но про мину я не знал». Он же не виноват, что его хотели взорвать!
— Не виноват, — поддакнул Вадик.
— Не виноват, а врал, как будто виноват! «Это не мой кейс, мой воры с поезда сбросили…» Конечно, Настенька подумала, что он знал про мину. Да еще ты ему врать помогал!
— Ну, помогал… — Вадик по-детски хлюпнул носом. — Я одно знаю: у босса все по совести. Если он врал, значит, тоже по совести.
— А так бывает?
— Да сколько хочешь! Ты, что ли, ни разу не врала, чтобы подружку отмазать?
— Врала, — призналась Маша, думая о Розке. Не вовремя ее папка угодил в тюрьму. Если об этом узнает Малик, он украдет Розку и в далеком горском селе сыграет свадьбу. А когда разъяснится эта история с чужой миной в кейсе, миллионера выпустят, но будет уже поздно: его дочка станет женой в одиннадцать лет.
— Малик знает? — спросила Маша.
— При чем тут Малик? — удивился здоровяк. — Хотя и Малик тоже… Ты пойми главное. Босс богатый, но его богатство — не в деньгах. Его богатство — рынок, магазин, засолочный цех, который только начали строить, какие-нибудь персики, которые сейчас едут по железной дороге. А живых денег боссу всегда не хватает. Наоборот, у него долгов куча. Вот, за квартиру еще не все выплатил. Это нормальное дело: в торговле каждую минуту ты кому-то должен и тебе кто-то должен. Но если завтра все, кому босс должен, узнают, что он в тюрьме…
— Они придут за своими деньгами, — поняла Маша.
— Придут. И у босса ни копейки не останется.
— Как же не останется? Чужие деньги отдаст, а свои-то должны остаться!
Вадик с задумчивым видом взял еще один банан, очистил и прикончил, опять не разжевывая. Было похоже на то, как фокусник глотает кинжал. Маша подумала, что у него внутри два банана так и стоят один на другом.
— Так ему и свои деньги придется отдать, — непонятно сказал Вадик.
— Но почему?
— Потому что персики еще не доехали. Их можно продать, но дешевле, чем когда они будут лежать на прилавке. Потому что цех еще не готов. Через полгода в нем начнут солить рыбу, и цех принесет большие деньги. Но если сейчас продавать голые стены без крыши, за них не дадут даже цену кирпичей, из которых они сделаны. Потому что квартиру за три миллиона долларов тоже нельзя прямо сейчас продать за три миллиона долларов. Это не спички. На нее можно и за год покупателя не найти.
— А Прибытков? — подсказала Маша.
— Прибытков себе на уме. Это раньше он канючил: «Ахмед, продай за три миллиона сто, продай за три миллиона двести». А когда узнает, что боссу срочно нужны деньги, он и половины не даст!
Вадик сокрушенно покачал головой и, как полено в печку, задвинул в себя еще один целый банан. Маше показалось, что уж этот нипочем не влезет, будет торчать изо рта. Но здоровяк и его сглотнул.
— Это конец, — простонал он. — Теперь охрану разгонят, прислугу разгонят, продавцов разгонят, рабочих на стройке разгонят… Человек двести останутся без работы!
Вот этого Маша не понимала.
— Найдут себе другую, — беззаботно сказала она. — Какая продавцу разница, у кого в магазине торговать, у Темирханова или у Пупкина?
— А я? — обиделся Вадик. Маше показалось, что сейчас он добавит, как Карлсон в мультике: «Я же лучше, лучше собаки!» Но здоровяк завел свое обычное: — Без пистолета кто меня возьмет в охранники?.. А другие? Какой-нибудь продавец заслужил у Темирханова отпуск, а Пупкин ему скажет: «Отработай год, тогда пойдешь». Но это еще ничего. Скорее Пупкин уволит наших продавцов и возьмет своих, проверенных. В торговле без проверки нельзя. Когда берут незнакомого человека, его ставят младшим продавцом в отдел газированной воды без сиропа и еще год присматриваются: вдруг он воду пьет?.. Нет, без босса нам всем труба!
Вадик встал, прихватив из вазы яблоко, и пошел к двери.
— Надо сказать Жаннат, чтобы не прятала ключ от холодильника. Теперь не от кого прятать, — с горечью заметил он. — Да, я про дедушку твоего кое-что разузнал. В курских больницах его нет, завтра будут искать в военных госпиталях.
— Как нет? — испугалась Маша. — А твои бизнесмены не могли что-нибудь напутать?
— Это вряд ли. Они продают овощи в больницы и знают всех тамошних начальников. Если им сказали, что твоего деда нет, это значит «нет», а не «ой, медсестра что-то напутала»… Не расстраивайся, — добавил Вадик. — Говорю же, завтра его в госпиталях поищут. Раз твой дедушка военный, то где ж ему быть, как не в военном госпитале?
— Конечно, где ж ему быть, — согласилась Маша.
Вадик ушел, а она еще долго смотрела в закрывшуюся за ним глупую розовую дверь.
Беда в том, что в военный госпиталь не положат человека без военных документов, а у Деда не было никаких. Он же только недавно вернулся из Америки, а там не дают документов русским полковникам. Дед ждал, что со дня на день его уволят на пенсию и дадут обычный паспорт и пенсионную книжку. А пока жил с тюремной справкой на английском языке и все время попадал из-за нее в неприятности. Не каждый милиционер мог прочитать эту справку, зато почти каждому хотелось на всякий случай посадить Деда за решетку и ждать распоряжений начальства.
Недавно к справке добавилась телеграмма президента. Тоже, конечно, не документ с фотокарточкой, но штука солидная. На бело-сине-красном бланке, как государственный флаг, с надписью «Правительственная».
УКРОПОЛЬ ГЕНЕРАЛ-МАЙОРУ АЛЕНТЬЕВУ Н Г ТЧК ПРОШУ ПРИБЫТЬ В КРЕМЛЬ ДЛЯ ЛИЧНОЙ ВСТРЕЧИ 30 АВГУСТА В 16 ЧАСОВ ТЧК ПРЕЗИДЕНТ РФ ПОДПИСЬ
Ошибка в звании (Дед же полковник, а не генерал) добавляла телеграмме веса. Сейчас Маша только на нее и надеялась. Хорошо, если нашелся в Курске добрый военврач и взял Деда в госпиталь без документов, с одной телеграммой. А так — неизвестно, что и думать.
Глава XII
БОБА СТАНОВИТСЯ МУМИЕЙ
Пора снова появиться на этих страницах проводнику четвертого вагона Бобе Балабанову.
Его воровская роль в нашей повести еще не кончилась, хотя Маша узнает об этом гораздо позже.
Боба не помнил взрыва. Захлебываясь побежавшими от счастья слюнями, он раскрыл миллионерский кейс… Какие-то винтики, пакетики, толстая книжка… А ДОЛЛАРЫ ГДЕ?! В Бобином воображении кейс был наполнен тугими пачками «зеленых». Он уже мысленно сосчитал их: два ряда по шесть пачек, в каждой сто купюр по сто долларов — сто двадцать тысяч! Жалко, что кейс тонкий, второй слой не поместится, а то бы вышло почти четверть миллиона. Но уж сто двадцать тысяч Боба считал своими. И вдруг — обман!
Если бы тогда в купе проводника ворвался Темирханов, Боба загрыз бы его и проглотил, не разжевывая. Миллионер называется! Крохобор! Помоечник! Набил кейс дрянью и сидел, к сердцу прижимал!
В ярости Боба схватил книжку, собираясь запустить ее в окно, и вдруг стало темно и очень больно. С перепугу он шарахнулся и, кажется, вышиб дверь купе. В ушах звенело. Как сквозь вату Боба слышал крики:
— Стой! Здесь человек!
— Где болит? Жива?!
— У девочки шок, она ничего не понимает!
«Я — девочка?» — удивился Боба и потерял сознание.
Очнулся — кругом темень, чужие голоса: «Бу-бу-бу, бу-бу-бу». Позже врачи сказали Бобе, что перевязку ему делал хороший медик: он и мази наложил, какие надо, и «заморозил» уколами обожженные взрывом лицо и руки. Но тогда Боба мало что соображал. Хотел открыть глаза — не открываются. Хотел схватиться за голову — и не почувствовал ни головы, ни рук. Его подхватили под мышки и куда-то повели. «Сплю», — решительно сказал себе Боба, поджал ноги и лег. Вокруг забегали, закричали, стали Бобу тормошить, а он лежал и старался не дышать.
Потом все закачалось, как на море, когда отплывешь от берега на резиновом матрасе и дремлешь, а волна тебя — толк, толк. Приятно. Кажется, он вправду заснул. Знакомо рявкнул тепловоз, простучали, затихая, колеса, и оказалось, что Боба уже не в родном поезде «Черномор», а на какой-то станции. По-прежнему темно, кругом чужаки, и голоса слышатся сверху, как будто лежит Боба на полу, хотя под ним тепло и мягко.
— Тащ лтинант, там с прокуратуры была одна, стрший следователь Воронцова, — бойко рапортовал кто-то, сглатывая звуки. Мент, сразу понял Боба. — Тащ лтинант, она приказала генерала — в больницу, прводника — в «обезьянник». Только прводника надо сперва врачам показать.
«Влип!» — похолодел Боба. Ему показалось, что сейчас появятся все люди, которых он успел обворовать за два года — целый поезд! Они войдут колонной по четыре, как ехали в своих купе, и закричат: «Верни! Наши! Шмотки! Балабанов! Ур-ра-а-а!!!»
Лейтенант помолчал, шурша какими-то бумагами, и вдруг спросил:
— Пузанов, а кто из них генерал?
Боба еще не понял, какой небывалый подарок преподнесла ему воровская судьба. Он только подумал, что не зря оделся перед кражей в спортивный костюм. Это не то, что броская форма железнодорожника. В поездах девять мужчин из десяти переодеваются в спортивные костюмы, и случайный свидетель, увидев Бобу с ворами, не узнал бы проводника.
— Так, тащ лтинант, разве ж можно генерала
спутать с проводником! Документы же имеются на обоих! — удивился бойкий Пузанов.
— Какие документы?
— Они ж у вас в руках, — не понимал Пузанов.
— Вижу, — не стал спорить лейтенант. — Вижу служебное удостоверение железнодорожника, сильно поврежденное взрывом. Фотокарточка утрачена, фамилия владельца прочитывается как «Баранов» или «Воронов».