И сейчас я полон сил и желания дать Саре столько «полезной информации», сколько может поместиться на страницах ее блокнота.
— Давай заключим сделку, — предлагаю я, взяв обе ее руки в свои. — Никто из нас не будет встречаться с кем-то еще на стороне.
Она кивает.
— Но большего ты от меня требовать не можешь. Ты не мой парень.
— Договорились, — соглашаюсь я. Хорошо, что я не хочу быть ее парнем, а то сейчас, наверное, почувствовал бы себя обиженным. Отпустив Сару, протягиваю руку для пожатия. Сара плюет на ладонь, хотя я этого не делал, и подает руку. Скрепив сделку, Сара вытаскивает из-под стола рюкзак и блокнот, а я, воспользовавшись тем, что она отвлеклась, вытираю ладонь об штаны. Она перебрасывает лямку рюкзака через плечо, и мы направляемся к двери.
— Да, Сара, еще кое-что, — говорю я, когда мы уже почти вышли в коридор. — Еще одно условие.
— Да, Ренегат?
— Я сам выбираю эксперименты.
12
По дороге мы заходим в комнату администрации, где, на счастье, ночью никого нет, и берем ключ от номера, в котором предположительно находится доктор Кинк. Пока мы спускаемся в подвал, Сара успевает составить целый список правил, согласно которым должны проводиться наши с ней «эксперименты». Вскоре предписания, по которым должны развиваться эти псевдоотношения, начинают напоминать компьютерный квест. Это здорово. Чем больше правил она придумывает, тем больше я воодушевляюсь, хотя ей, конечно, рассказывать об этом не хочу. У меня такое чувство, что ей нравится думать, будто обилие правил меня удручает — что я не привык играть по правилам, или что-то в этом роде.
— Если мы встречаемся у меня дома, — говорит она, — скажем, что ты мой партнер по лабораторным работам.
— А если ты приходишь ко мне, я говорю всем, что ты шлюха, которую я снял на Сейнт-стрит. Ты стажируешься, поэтому готова отдаться за полцены. Знаешь, как в студенческой парикмахерской.
— Я не буду это записывать, — говорит Сара, хмурясь. — Если мы идем на дискотеку…
Поворачивая за угол, я предостерегающе помахиваю в воздухе пальцем.
— Нет, нельзя. Поход на дискотеку слишком похож на свидание.
— Я тебя умоляю. Да все заходят на эти дискотеки только на пять минут, чтобы познакомиться с кем-нибудь и отправиться обжиматься. Кроме того, танцы — это разновидность физического контакта. Это часть нашего эксперимента.
— А как ты собираешься объяснять всем, что ходишь на дискотеку с партнером по лабораторным?
— А я скажу, что тебе не с кем больше пойти, — говорит Сара, хитро улыбаясь. — Кстати, я хожу на танцы в розовом платье, так что постарайся не приходить в одежде, которая не будет с ним сочетаться.
О боже, да если мы когда-нибудь пойдем на одну из этих идиотских вечеринок, я надену клоунский костюм с горошинами величиной с блюдце и приду без штанов. А ей принесу корсаж, конечно.
— Поясни, что в твоем понимании значит «не сочетается»?
Но Сара не отвечает, потому что мы пришли. Захлопнув блокнот, она подходит к двери четвертого номера и кричит: «Папа?» Ей даже не приходит в голову попросить ключ, который я взял в комнате администрации — она просто лезет без разрешения в карман и, достав его, засовывает в замочную скважину. Интересно, это тоже одно из придуманных ею правил?
Раздается щелчок, и ручка поворачивается. На душе появляется приятное предвкушение окончания долгого трудного дня. Уже за полночь, я прогулял школу, взорвал поезд и украл машину. Проблем, когда я доберусь домой, будет предостаточно. Впрочем, Гордон может кричать на меня сколько угодно, потому что я тут же завалюсь спать.
К сожалению, наш поход еще не окончен. За дверью оказывается маленькая, обшарпанная темная комната. На полу керамическая плитка; в углу кровать с одной-единственной простыней и подушкой в дешевой грубой наволочке. В комнате пахнет химическим средством для мытья полов, и к его резкому химическому запаху примешивается какой-то приторный мерзкий аромат, как будто под кроватью лежит тухлый кусок мяса. Это помещение я бы определенно не назвал гостиничным номером, но на гнусную тюремную камеру, которую я себе представлял, оно тоже не похоже. Просто отвратительная комнатенка. Я бы не хотел находить в таких местах людей, лично мне знакомых. Кстати, доктора Кинка мы в ней и не находим. Не знаю уж, хорошо это или плохо. Может, его уже выпустили. Хотя, если честно… вряд ли.
Сара вбегает в комнату. Ее лицо перекошено от волнения.
— Этот галстук я подарила ему на Рождество.
Галстук черный с красным — это единственное яркое пятно в серой комнате — с узором из настоящих рождественских огоньков. Сара нажимает кнопку, чтобы включить микроскопическую гирлянду, но ничего не происходит — видимо, она неисправна.
— Галстук был на нем в тот день, когда он исчез.
— Его похитили еще в декабре?
— Нет, в прошлые выходные.
Я не спрашиваю, зачем надевать рождественский галстук в марте. И не рассказываю о том, что между поломкой изобретенного Сарой гипноизлучателя и тем, что ее отца похитили, есть связь.
Я сломал этот гипноизлучатель, а сделала его она. После того как я подержал в руках изготовленный для меня пистолет, мне совершенно ясно, что странную штуку с торчащими отовсюду проводами на мамином лабораторном столе, на которую даже на блошином рынке никто бы не посмотрел, сделала Сара. Может, конечно, пословица, «яблочко от яблони недалеко падает» в данном случае и верна, и прибор, сделанный ее отцом, выглядел бы точно так же, но я почему-то глубоко убежден в том, что в неприятностях отца виновата Сара. Она упоминала статьи, опубликованные ею в научных журналах, а Тейлор, помнится, говорил, что доктор Кинк ведет себя так, будто и сам не всегда способен разобраться в своем изобретении. Теперь, имея перед глазами все части головоломки, я с уверенностью могу сказать, что мама и Тейлор схватили не того Кинка.
Кладу руку Саре на плечо. Интересно, разрешает ли мне составленный ею свод правил утешать ее в подобные моменты?
— Пойдем, Сара. Уже поздно, а его здесь нет.
Сара сбрасывает мою руку и мчится к стоящей в углу кровати. Смотрит под простыней, потом поднимает матрас.
— Не может быть, чтобы здесь ничего не было. Он должен был понять, что я буду его искать, он не мог… просто исчезнуть!
Замерев на месте, Сара закрывает глаза и слегка запрокидывает голову. Похоже, она пытается не расплакаться.
— Я знаю, что ты думаешь именно так, — говорит она, справившись с собой, — но он жив. Он не мог погибнуть.
— Вряд ли они стали бы его убивать, — говорю я, засовывая руки в карманы. — Они хотят, чтобы он починил… — Приходится прикусить язык, потому что я чуть было не вышел за границы того, что Сара рассказала мне. — Я хотел сказать, что он, наверное, нужен им для чего-то, раз уж…
Сара качает головой.
— Ты не знаешь суперзлодеев. Они безжалостны и… не станут раздумывать, стоит убивать человека или нет.
Ладно уж. Она расстроена, поэтому не стоит обращать внимание на обидные слова. Мне даже становится совестно за то, что я согласился на «эксперименты» с ней, потому что сейчас она рассуждает так, как делала бы на ее месте любая другая заурядная девушка, восхищающаяся супергероями и считающая их противников воплощением абсолютного зла. Как будто мы нелюди, не знающие любви к своему дому, к семье и тому подобным вещам. Интересно, а встречаться со мной в полном смысле этого слова она не хочет, потому что я герой только наполовину? Может, она даже считает, что суперзлодеев можно использовать без зазрения совести?
— Не смотри на меня так, — говорит Сара. — У тебя на пальце икс, а значит, ты злодей лишь наполовину. Кроме того, ты вырос в доме Малинового Огня. Я не имела в виду тебя.
Ну вот, теперь понятно. Неужели я действительно похож на человека, воспитанного этим идиотом в дурацком плаще? Я что, спасаю сирот и помогаю старушкам перейти улицу? Нет, ничего подобного.
— Сара, думаю, мы видели достаточно. Его здесь нет, и нам пора идти.
— Мы не можем просто так уйти. Все это произошло по моей вине. Из-за моего изобретения он попал сюда. Я написала о нем несколько статей, но думать не думала, что кто-то воспримет их всерьез, ведь я еще учусь в школе, поэтому подписала их именем отца. В результате кто-то украл мое изобретение, а потом похитил и папу!
— Что вы здесь делаете?! — спрашивает девушка примерно нашего с Сарой возраста, неожиданно появляясь из-за двери. У нее голубые глаза, вьющиеся каштановые волосы, а на груди бейджик с надписью «Охрана» и именем — Генриетта Стоун.
В одной руке у нее лучевой пистолет, который она держит двумя пальцами, а в другой — большой пакет с чипсами «Читос» и банка диетической вишневой колы. Постепенно до девушки доходит, что она имеет дело с нарушителями, ступившими на запретную территорию, и она, выронив чипсы и банку колы, сжимает рукоять пистолета обеими руками и берет нас на мушку.
— Я отошла на пять минут к автомату, а здесь… — говорит она, заканчивая фразу нецензурными словами, которые произносит беззвучно.
Она еще и ругается. А нам что делать? Это не мы в нее целимся, а она в нас.
— Если вы ищете доктора Кинка, — сообщает нам Генриетта, — то он сейчас занят в пыточной камере.
Она усмехается, а потом задумчиво закусывает губу.
— Слушай, — говорит она, переводя дуло пистолета на Сару, — я видела твою карточку у него в бумажнике. Ты же…
Приходится сделать вид, что я хочу проскочить мимо Генриетты и выбежать в коридор, чтобы отвести опасность от Сары и не позволить любительнице чипсов задавать ей вопросы. Моя попытка успешна: Генриетта переводит пистолет на меня. Она раздвигает ноги на ширину плеч, отбрасывая с дороги пакет с чипсами и газировку. Руки у нее трясутся, но настроена она явно решительно.
Генриета стреляет в меня. Не знаю уж, дернулась у нее рука или она сделала это намеренно, но тем не менее. Я приседаю, едва успев увернуться от зеленого луча, вырвавшегося из дула пистолета. Пахнет палеными волосами — если я и превратился в дым, то не целиком. Луч прожег штукатурку, и клубы алебастровой пыли быстро заполняют комнату. Генриетта изумленно смотрит на меня, очевидно, потрясенная содеянным. Сара, присев на корточки, копается в рюкзаке. Я хватаю ее за руку и тащу к двери.
— Беги!
Мы отталкиваем Генриетту в сторону, и она падает на пол. Моя нога попадает на пакет с «Читос», в комнате раздается характерный хруст, но я и не думаю останавливаться.
Генриетта, сидя на полу и ругаясь на чем свет стоит, снимает с пояса рацию.
— Пит! — визжит она в микрофон. — Мне нужна помощь! Алло?
Приложив рацию к уху, она негодующе фыркает, совсем как Амалия.
— Вечно он где-то шляется, — бормочет она, а потом, набрав в легкие побольше воздуха, что есть сил кричит: — Охрана! В коридоре подвального этажа нарушители!
В ответ на ее крик слышно, как в разных местах открывается сразу несколько дверей. Черт. Сара затаскивает меня в боковой коридор. Она останавливается, чтобы перевести дыхание и, покопавшись в рюкзаке, вынимает знакомый мне пистолет.
— Ты слышал, что она сказала? — спрашивает она. — В камере пыток! Нужно вытащить его оттуда!
— Сара, послушай меня, — прошу я, хотя говорить очень трудно из-за того, что дыхание еще не восстановилось, — охрана может появиться здесь в любую секунду. Они поймают нас и посадят в эту самую пыточную камеру.
Ну, допустим, меня не посадят, но Саре об этом знать не нужно. Не хочу, чтобы с ней случилось что-нибудь нехорошее, а также чтобы мама с Тейлором узнали, что я был здесь. — Нужно найти другой способ. Не нужно лезть на рожон.
Сара нажимает кнопки на многочисленных панелях управления — сначала голубую, потом красную и желтую.
— Держи. Теперь он настроен так, что они получат дозу своего собственного лекарства. Целься в сердце.
Я отталкиваю пистолет, который она пытается вложить мне в руки.
— Ты с ума сошла? Я не буду никого убивать!
— Да все в порядке, ты же наполовину злодей. Ты можешь это сделать.
Это безумие. Я думал, она считает меня наполовину героем. Она что, решила, что нам, суперзлодеям, больше нечего делать, кроме как расхаживать по городу и убивать людей направо и налево? Снова эти чертовы стереотипы. Кроме того, я один, а их много. Насилие — не мой стиль, и в данном случае оно вряд ли поможет нам выпутаться.
В коридоре раздаются поспешные шаги. Три или четыре человека, не меньше. Кто-то кричит: «Они здесь!», и преследователей становится еще больше. Выхватываю из рук Сары пистолет, и мы срываемся с места.
— Сара, — кричу я, задыхаясь от быстрого бега, — ты должна довериться мне.
Свернув в следующий коридор, мы обнаруживаем троих охранников с пистолетами в руках и едва успеваем отпрыгнуть за угол, так как они тут же открывают огонь. Лучи с громким треском врезаются в стену. Если нас поймают, очень может быть, что помимо стандартной платы за обучение мне придется пойти на дополнительные расходы. Если, конечно, после этого безобразия меня вообще примут в университет.
— Так мы твоего отца не найдем, — говорю я Саре, мысленно чертыхаясь от того, что приходится говорить на бегу.
— Мы не можем его здесь оставить! — кричит Сара в ответ, спотыкаясь, когда очередной разряд попадает в пол рядом с ее ногой, проделывая дыру в ковролине.
Мы оказываемся в тупике. Это не совсем тупик, потому что в стене имеется дверь лифта. Она закрыта, и я в нетерпении нажимаю кнопку вызова несколько раз подряд.
К нам приближается десяток охранников во главе с Генриеттой.
— Стреляй, Ренегат! — кричит Сара. — Стреляй!
Поднимаю пистолет, но не стреляю.
— Косинус, если я скажу тебе, что знаю, как вытащить твоего отца, но при этом сейчас мы отсюда уйдем, ты согласишься?
Сара смотрит на дверь лифта, который все никак не приходит, и переводит взгляд на преследователей. Охранник, стоящий ближе всех ко мне, смотрит на пистолет. Очевидно, его откровенно самодельный вид не вызывает у него уважения, потому что на лице парня появляется самодовольная улыбка. Мерзкая такая ухмылочка, от которой у меня по спине бегут мурашки.
— Сделай же что-нибудь! — кричит Сара, хватая меня за плечо.
— Ты мне веришь?
— Да! Я готова поверить во все, что угодно, только выведи нас отсюда!
Кивнув, я наставляю оружие на охранников. Вид у них напряженный, но никто не стреляет. Генриетта прячется за спины мужчин и приседает. Вряд ли я успею перестрелять всех, прежде чем они бросятся на нас и скрутят, даже если бы у меня хватило безрассудства сделать то, что предлагает Сара. Ей легко требовать, чтобы я сделал грязную работу. Она видит во мне героя, но я наполовину злодей, и эта половина берет верх, когда того требуют обстоятельства.
Я поднимаю пистолет вверх и стреляю в потолок над головами охранников.
Из дула вырывается ослепительный лазерный луч голубого цвета. Здоровенные куски штукатурки, осколки кирпича и куски дерева обрушиваются на головы охранникам. Двое валятся на пол, сбитые с ног падающими с потолка обломками. Остальные, кашляя и протирая глаза, силятся восстановить зрение. Раздается мелодичный звонок, и дверь кабины лифта открывается. Не теряя ни секунды, я заталкиваю Сару внутрь, нажимаю кнопку первого этажа, и лифт отправляется вниз.
* * *
Притащившись домой около трех часов ночи, я пугаю своим появлением Хелен. Выбравшись из лифта, мы с Сарой благополучно избежали новых встреч с охранниками, выбрались из здания университета и добрались до вокзала без приключений. Последний поезд на Золотой город отходил только после часа ночи, поэтому я и явился в дом Тайнсов так поздно. По правде говоря, я надеялся проскочить незамеченным, так как Амалия не раз говорила, что нам запрещено выходить из дома после одиннадцати. Однако после взрыва в поезде, кражи автомобиля и причинения существенного материального ущерба зданию моей будущей альма-матер поздний приход домой уже не кажется мне серьезным преступлением.