— Что ты сказала, мам? Я тебя не слышал. Тут кое-кто неуважительно относится к чужим телефонным разговорам.
— Клади трубку, — требует Гордон.
— Отстань, — говорю я.
— Дэмиен, немедленно заканчивай разговор.
— Этот человек что, приказывает тебе? — спрашивает мама. — Ты скажи ему, что я не позволю говорить моему сыну, что и когда он должен делать!
Гордон протягивает руку, вырывает у меня трубку и вешает на рычаг.
— Пошли, Дэмиен, нам пора.
Он пытается схватить меня за руку, но я успеваю увернуться.
— Нет уж. Последний раз, когда я пошел с тобой, ты столкнул меня с крыши. Я остаюсь здесь.
— Дело чрезвычайно важное, — говорит Гордон, взмахом руки призывая меня встать со стула. — Нам нужны все, кого можно собрать, включая тебя.
— О, неужели даже меня? Я польщен.
Кстати, должен вам признаться, «дела чрезвычайной важности» не моя стихия. Гордон здорово ошибся, решив выманить меня из дома под таким неподходящим предлогом. Лучше бы сказал, что хочет сводить меня в кафе поесть мороженого или что собирается купить мне щенка. Словом, ему следовало предложить что-нибудь приятное, за чем я бы счел возможным отправиться. Но вытаскивать меня из дома в шесть часов утра ради какого-то «дела чрезвычайной важности», которое, как я небезосновательно предполагаю, ни ко мне, ни к кому-либо из моих знакомых отношения не имеет? Нет уж, спасибо.
— У тебя нет выбора, — заявляет Гордон. — Мне жаль, что приходится тащить тебя силой, но на обсуждения сейчас просто нет времени.
Нагнувшись, он берется руками за ножки стула, на котором я сижу, и отрывает их от земли, так что я соскальзываю с сиденья. Гордон хватает меня за руку, чтобы я не упал, и тащит сначала к выходу, а потом к машине.
— Пойдем, сынок, — говорит он, — пришло время узнать, кто такие на самом деле супергерои.
* * *
Делом чрезвычайной важности, ради которого Гордон вытащил меня из дома на рассвете, оказался пожар в многоквартирном жилом доме. Огонь, вырывающийся из окон четырех этажей, окрашивает в мрачные багровые тона неприветливый серый пейзаж. К небу поднимаются клубы жирного черного дыма. Зеваки с бумажными стаканчиками в руках, попивая утренний кофе, собрались полукругом возле здания. Они разговаривают и жестикулируют, указывая на горящие окна. Полицейские стараются оттеснить толпу, а пожарные в компании пары супергероев пытаются справиться с огнем.
Гордон останавливает машину у противоположного тротуара и быстро расстегивает ремень безопасности. Мне, честно говоря, выходить не хочется. О чем он, черт возьми, думал, когда тащил меня в такое опасное место? Я готов закатить скандал, чтобы не выходить из машины и не лезть в горящее здание, но Гордон не говорит мне ни слова. Он сказал, что им нужна моя помощь, но взять меня с собой не пытается — просто выскакивает из машины, даже не закрыв за собой дверцу. Ключи остаются в замке зажигания. Как он еще двигатель не забыл выключить.
— Я останусь здесь, — бормочу я себе под нос, ибо обратиться мне уже не к кому. — Нет, ты меня не жди, валяй вперед. Я посмотрю.
Гордон перебегает улицу — не посмотрев, кстати, ни налево, ни направо, хотя в своих передачах учит детей этому правилу — и с ходу бросается на помощь остальным, остановившись лишь на несколько секунд, чтобы переговорить с кем-то из пожарных. На первом этаже трудится супергерой, обладающий способностью замораживать все вокруг своим дыханием, но его возможностей недостаточно, чтобы побороть огонь на других этажах. Пожарные поспешно подвозят выдвижную лестницу, чтобы добраться до окон четвертого этажа. Еще один герой, сильный, как Геркулес, помогает спасателям справиться с водяным шлангом. Двое других, заметив, что Гордон, как безумный, с ходу полез в горящее здание, бросаются за ним.
Если Гордон действительно хотел, чтобы я ему помог, зачем бросил меня здесь? Может быть, прибыв на место, он решил, что я бесполезный суперзлодей и лучше заняться делом самостоятельно, а не ждать, пока я начну задавать вопросы и путаться под ногами.
Из окна, в котором только что исчез Гордон, вырывается столб пламени. Сердце замирает. Этого человека я знаю всего две недели, и мне плевать на то, что он мой биологический отец, но мне все равно страшно до дрожи в коленках. Возясь с замком ремня безопасности, я думаю о том, как зол на отца. Которого, возможно, уже нет в живых. Спасибо, Гордон. Ты не только сбросил меня с крыши, но еще и привел к этому гигантскому костру, чтобы погибнуть у меня на глазах. Великолепно. Полагаю, он хотел, чтобы я принес эту печальную новость в семью, оставшуюся без отца, раз уж я стал свидетелем, и все такое.
Выбираюсь из машины и плетусь на другую сторону улицы, продолжая ругать про себя Гордона за то, что он втравил меня в это безобразие. Чем ближе я подхожу к огню, тем сильнее ощущается жар. Я начинаю потеть. Плохо, если он уже погиб. Я еще не расплатился с ним сполна за тот идиотский урок летного мастерства. Слишком мало времени прошло — он даже не успел обнаружить червей, которых я запустил в шампунь.
Работая локтями, протискиваюсь в первый ряд. Хочу сразу пойти дальше, но полицейский поднимает руки, жестом приказывая мне оставаться на месте.
— Прости, парень, — говорит он, — но тебе туда нельзя.
— Я пришел с Малиновым Огнем, — произношу я, не успев даже понять, что побудило меня это сказать. — Он мой отец.
Полицейский рассматривает меня. У меня складывается впечатление, что пускать меня он все равно не хочет, но в этот момент из окна третьего этажа, как пробка из бутылки шампанского, вылетает Гордон с двумя малышами на руках. Его лицо покрыто копотью, плащ слегка изорван, но при этом он цел и невредим. Малышей он опускает на землю, и к ним тут же спешат сотрудники бригады «скорой помощи». Я пытаюсь представить себе, каково это — знать, что кругом огонь и выйти ты не можешь, поэтому остается только сидеть и ждать, когда жар и дым убьют тебя.
Сжимаю кулаки, чтобы побороть приступ первобытного ужаса. Чтобы не бояться, нужно действовать. Оттолкнув полицейского, бегу к дому. Он делает попытку погнаться за мной, но Гордон жестом показывает, что ждет меня.
Герой, замораживающий дыханием воздух, стоит теперь на пожарной лестнице, и дышит в окна второго этажа. У него, похоже, кружится голова, как у человека, делающего слишком частые и глубокие вдохи. Не успеваю я об этом подумать, как он теряет равновесие и падает с лестницы. Удар об асфальт сопровождается характерным глухим шлепком. Я представляю себя на его месте и чувствую, что меня вот-вот стошнит.
— Ладно, — говорю я Гордону, — я пришел.
Он должен радоваться, что я сам, по доброй воле, вышел из машины, и ему не пришлось умолять меня. Я делаю то, зачем он меня сюда привел, сам, без приглашения.
— Так что я должен?..
Гордон не задерживается возле меня. По идее, он должен дать мне инструкции или хотя бы сказать что-нибудь вроде: «О, прости, я тебя напугал, когда полез в это горящее здание». Да, и все такое.
Но Гордон, оторвавшись от земли, снова устремляется к окнам горящего здания. Я остаюсь на месте, чувствуя себя одиноким и заброшенным. Я нахожусь в самом эпицентре суматохи, потому что Малиновый Огонь объяснил полицейскому, что я могу находиться впереди толпы зевак. Не стоило этого делать. Не нужно было притаскивать меня сюда, чтобы потом оставить, не сказав, чем я могу помочь. Ничего другого, кроме как торчать у всех на пути, всем мешать и быть этаким никому не нужным болваном, я сделать не могу. Я ошеломлен и подавлен.
Слышно, как трещит огонь в горящих комнатах и как толпа охает и ахает, когда кто-нибудь из супергероев использует сверхспособности или выносит из здания пострадавших.
Герой, замораживающий дыханием воздух, поднимается с земли и снова взбирается на лестницу. Из раны у него на руке капает кровь, да и сама рука как-то неестественно согнута. Вряд ли после падения голова у него стала кружиться меньше, да и карабкаться по лестнице, пользуясь одной рукой, наверняка сложнее, но это его не останавливает.
Слышен громкий треск, и из дверей горящего здания выскакивают двое супергероев, вбежавших в здание вслед за Гордоном. К сожалению, им никого спасти не удалось. Отбежав на безопасное расстояние, они останавливаются, чтобы восстановить дыхание. Гордон снова вылетает из окна. На его плече, уцепившись когтями, висит кошка, а конец плаща загорается, когда он пролетает мимо другого окна, из которого как раз в эту секунду вырывается столб пламени. Впрочем, подгоревший плащ и расцарапанная рука — пустяки по сравнению с тем, что могло случиться с ним в горящем здании.
Оставив на земле кошку, он собирается отправиться на новые подвиги, но его останавливает один из пожарных. Я подбегаю к ним и успеваю услышать, как он сообщает Гордону, что огонь повредил силовые конструкции здания и находиться в нем небезопасно. Гордон кивает и идет туда, где уже собрались его приятели. Тащусь за ним, как побитая собака. Не знаю уж, помнит ли он о том, что я здесь.
— Дети сказали, что в доме может быть еще один мальчик, — говорит супергерой в ярко-зеленом обтягивающем костюме с вышитым на груди именем — Быстрый Ас. — На втором этаже, но мы его найти не смогли.
Быстрый Ас? Еще один летун, понятно.
Гордон смотрит на него, задумчиво прикусив губу.
— Джефф сказал, здание может обрушиться. Мы не можем рисковать. Особенно при отсутствии точной информации. Когда пламя собьют, попробуем туда войти…
— Так ты хочешь оставить этого парня умирать там?! — неожиданно для самого себя спрашиваю я. Кто бы мог подумать, что этот вопрос задаст не один из супергероев, а я, несчастный, ни на что не годный полусуперзлодей? И я один думаю, что они должны пойти в здание снова? Вроде бы их называют хорошими ребятами, а нас — плохими, и при этом они считают, что дать мальчишке заживо сгореть — нормальное дело. Да уж, нечего сказать, бравые герои.
Все трое смотрят на меня. Вроде как до того, как я раскрыл рот, они меня не замечали. Даже Гордон, кажется, потрясен, увидев меня. Стоит и чешет затылок.
— Нельзя ждать, — говорю я ему. — Пока пожарные будут заливать огонь, парнишка погибнет. Кроме того, к тому времени, когда они собьют пламя, здание крепче не станет.
Гордон обнимает меня за плечи.
— Дэмиен, послушай, мы больше ничего не можем сделать. Мы даже толком не знаем, остался там кто-нибудь или нет. Здание вот-вот обрушится, и, кто бы туда ни пошел, он вряд ли вернется. Если бы я знал наверняка, что там кто-то есть, другое дело, но… — говорит он, сокрушенно качая головой.
Я в ужасе смотрю на него.
— Тебя же считают супергероем! Ты не можешь так говорить!
— Дэмиен, успокойся. Иногда такое случается.
— Но там же могут быть люди, попавшие в ловушку. Представь себе, «кто-то считает», что там могут быть Джессика с Алексом? Ну, или даже Амалия, ладно уж. Ты бы не хотел, чтобы их кто-нибудь спас?
Супергерои нервно смотрят друг на друга.
— Так вот чем вы в действительности занимаетесь? — спрашиваю я. — Стоите в сторонке и рассказываете друг другу об опасности?
Гордон, насупившись, смотрит на меня.
— Да мне эта часть работы нравится не больше, чем тебе, но такова жизнь. Если ты герой, иногда приходится делать нелегкий выбор. Порой даже приходится мириться с тем, что без жертв не обойтись.
— Не переживай, — говорит мне приятель Гордона, одетый в голубой костюм с изображением водяной капли на груди. — Ребенок из семьи суперзлодеев. Может, даже будет больше пользы, если мы не пойдем внутрь.
Вы не поверите, но, похоже, близко к сердцу это высказывание принимаю один я.
— Дэмиен, он не это имел в виду, — говорит Гордон, заметив, что у меня глаза на лоб лезут от циничной жестокости этого придурка в голубом костюме. Я смотрю на него так, что будь на моем месте мама, прожгла бы его насквозь своими лазерами. Но остальные никак не реагируют на его замечание, поскольку, видимо, согласны с ним.
— Так вот почему вы не идете спасать ребенка?! — кричу я. Да, я не люблю супергероев, и спасательные операции не моя стихия, но никогда и ни за что я не соглашусь стоять и утешать себя тем, что дело безнадежное, даже не проверив это на практике.
Очевидно, безумие Гордона передалось мне в полной мере, потому что я, развернувшись на каблуках, бросаюсь в горящее здание. В тот самый дом, который может обрушиться в любую секунду и куда они идти боятся.
— Дэмиен, нет! — кричит мне вслед Гордон, но я едва слышу его.
Оказавшись возле дома, я чувствую чудовищный жар, который просто валит с ног. Стараясь не обращать внимания на угрожающий треск и гудение огня, я бросаюсь в подъезд. Внутри ужасно жарко, и едкий дым мгновенно заполняет легкие, грозя удушить. Кашляю, глаза наполняются слезами, кожа на руках и ногах горит, и куда идти, непонятно. Везде огонь. Тут и там лежат упавшие потолочные балки. Одна из них перекрывает вход в коридор, но лестница, ведущая на второй этаж, слава богу, свободна. А именно там, по словам спасенных Гордоном детей, и находится попавший в ловушку ребенок.
Подъем по лестнице в горящем доме — что может быть ужаснее? Но нужно идти. Стараюсь собрать в кулак всю имеющуюся волю. Да и времени, по правде говоря, на то, чтобы лелеять свою фобию, просто нет. Все равно, наверное, мне конец, говорю себе я, так что боюсь я высоты или нет, не так уж важно.
Необходимо преодолеть один-единственный пролет, отделяющий меня от второго этажа. Было бы о чем говорить. Поднявшись, я, конечно, буду по-прежнему находиться в смертельной ловушке, но, по крайней мере, одним страхом будет меньше. Легкие болят, и приходится остановиться, чтобы откашляться. Лестница зловеще трещит под ногами, и несколько ступеней, по которым я только что прошел, треснув, обрушиваются вниз, исчезая в пламени. Дороги назад нет, поэтому остается только двигаться вперед. Быстро перебирая ногами и стараясь не обращать внимание на жжение в легких, я преодолеваю оставшуюся часть лестницы за несколько секунд.
Оказавшись на площадке второго этажа, сворачиваю в первый попавшийся коридор, от души надеясь, что выбрал верное направление. С трудом набрав в легкие воздуха, я кричу: «Эй, здесь есть кто-нибудь?»
Ответа нет, зато я слышу, как в соседнем коридоре откуда-то с грохотом вырывается пламя и кто-то кричит от страха. Бегу туда, ориентируясь по слуху. Едва я успеваю сойти с места, как туда, где я только что стоял, падает горящая потолочная балка. Тут же приходит понимание того, что я едва избежал печальной участи сгореть, как свечка, в этом аду. Кроме того, ясно, что назад мне тем же путем уже не вернуться, но я стараюсь об этом не думать, сконцентрировавшись на поисках того, кто кричал.
В конце коридора я снова кричу, чтобы человек, если он еще жив, отозвался. Мне отвечает тоненький детский голосок, доносящийся откуда-то слева. Повернувшись на звук голоса, вижу открытую дверь, перед которой в полу зияет огромная дыра, мешающая попасть в квартиру. В другом конце комнаты я замечаю маленькую скрюченную фигурку. Там сидит девочка в розовой ночной рубашке, изо всех сил прижимая к груди медвежонка. Ей примерно столько же лет, сколько Алексу. Дыма в этом месте очень много, дышать практически нечем, до тошноты, и каждый вдох отдается болью в легких.
— Иду! — кричу я девочке. На крик уходит слишком много сил, и начинается кашель. Девочка успевает заметить меня, прежде чем недостаток кислорода и жар доделывают свое дело, и она, лишившись сознания, падает на пол.
У меня сильно кружится голова и темнеет в глазах. В полу перед дверью огромный провал, из которого вырываются языки пламени. Пробраться в квартиру нет ни малейшей возможности. Странно, что я вообще сюда дошел. А потом я слышу голос Гордона, зовущий меня.
— Дэмиен! — кричит он, появляясь рядом и хватая меня за руку. Он пытается оттянуть меня от двери, но я, собрав остаток сил, упираюсь ногами в пол, мешая ему сделать это.
— Она там, там… — с трудом говорю я, борясь с кашлем.
Увидев девочку, Гордон немедленно перелетает на другую сторону провала и оказывается в квартире. Подняв безжизненное тело девочки одной рукой, он успевает вылететь обратно за секунду до того, как обрушивается потолок.