<tab>— Что случилось?
<tab>Марек странно кивал головой и раскачивался вперёд-назад. И я понял, что я не туда смотрел! Та страшная комната! Зелёная штора была приоткрыта рукой Лжетимофея! Он с недоумением рассматривал надпись на стекле. Чёрт! Он увидел! В сердцах мужчина дёрнул штору в сторону, оголяя вид на комнату. Там была видна только одна кровать. Тимофей кинулся к Еве, схватил её за свитер, стал трясти. Её ноги болтались беспомощно, один носок упал…
<tab>Скрип пальца о стекло, я с трудом оторвался от сцены в комнате… это Марек судорожно пишет на стекле, оставляя невидимые буквы: «Help. Help. Help. Help. He…» На лице у пацана нет ни паники, ни отчаяния, только упорство и сжатые губы. Это заставляет меня лихорадочно соображать, как помочь Еве. Нужно предпринять, что-то быстродействующее: даже вызвать полицию — это долго! Вижу, на столе лежит мой телефон. Хватаю его, воскрешаю инет на ноуте, нахожу закладку с объявлением в газете «Соседи». Набираю… Гудок… Гудок… Гудок… Я подхожу к окну, становлюсь рядом с Мареком. Гудок… Мужчина в противоположном окне бросил Еву на диван и вертит башкой. Бежит в коридор. Гудок… Гудок…
<tab>— Да?
<tab>— Здравствуйте. Это Шатихин Тимофей Вилович?
<tab>— Да, это я. — В кухне загорается свет, и силуэт мужчины прямо напротив окна, остановился, одна рука прижата к правому уху.
<tab>— Э-э-э… Вас беспокоят из… — я почти задыхаюсь, нужно сказать правильно, и сами по себе лезут слова: — Из Москвы. Следователь Карасик Геннадий Юрьевич, РОВД Ясенево.
<tab>— Из Москвы? — хрипло отвечает мне человек за жалюзи. — Следователь?
<tab>— С трудом отыскал ваш номер. Мы расследуем убийство… — вспоминаю, каким тоном говорил этот Карасик, с трудом удаётся удерживать спокойную интонацию. — И недавно обнаружились свидетели, которые видели вашу машину — ВАЗ 2109, С006РУ рядом с местом преступления.
<tab>— С каким? — голос был очень спокоен. И я пошёл ва-банк: чтобы лжи поверили, нужно говорить правду. Ту правду, какая есть, что тебе доступна, что рядом валяется.
<tab>— Полтора года назад убиты супруги Райнеры в своей квартире, пропал их несовершеннолетний сын. Вы ремонтировали там холодильник, — а у самого похолодело внутри. Боже, что я несу? Простите меня, Настасья Петровна и Сергей Модестович, пусть ваша трагедия предотвратит другую трагедию. Нужен стальной тон, нужны отстраненность и презрение в голосе, чтобы он поверил. — Незванова Амалия Алексеевна — свидетельница из квартиры с первого этажа — сказала, что видела вас и вашу машину. Мне необходимо встретиться с вами для разговора. Но я знаю, что вы не в Москве.
<tab>— Да, я не в Москве. И уже давно. И я совершенно не помню, кому и что чинил тогда. Названная вами фамилия мне ни о чём не говорит. Не знаю, чем я смогу быть полезен.
<tab>— Вы ремонтировали там холодильник марки… — я напрягаюсь, вспоминаю магнитики на холодильнике Райнеров. — Марки LG, такого серебристого цвета.
<tab>— Возможно, — мужчина в окне напротив подходит ближе и закрывает жалюзи… И открывает их… и закрывает… — Но вряд ли чем-то смогу помочь. Клиентов было много, и сейчас не меньше…
<tab>— Вы уехали в Челябинск? Почему?
<tab>— Э-э-э… — он открывает жалюзи… и закрывает. — По семейным обстоятельствам. У меня жена инвалид, здесь нам легче.
<tab>— Жена? Вы разве женаты? У меня, видимо, устаревшие сведения…
<tab>— У нас гражданский брак.
<tab>— Имя вашей сожительницы? — я постарался придать побольше равнодушия и обиходности этой фразе.
<tab>— Она совершенно ни при чём! Не смейте трогать её! Она больна! — он повысил голос и нервно задышал.
<tab>— Мне нужно, чтобы вы вспомнили, где находились 29 апреля 2013 года.
<tab>— Никак не могу вам этого обещать. Это было полтора года назад!
<tab>— К вам подойдёт следователь из РОВД, произведёт допрос под протокол. Вы уж, пожалуйста, вспомните тот день, — я, признаться, понятия не имел, возможен ли допрос под протокол на дому, возможно ли, чтобы челябинский следователь помогал москвичам. Я блефовал и даже входил во вкус.
<tab>— Но специально ждать вашего следователя я не намерен, у меня работа.
<tab>— Не стоит беспокоиться, вас предупредят…
<tab>— Это всё?
<tab>— Подскажите, пожалуйста, место вашего рождения по паспорту.
<tab>— Я обязан?
<tab>— Нет, конечно, просто все сведения есть, а в месте рождения то ли Петропавловск, то ли Петрозаводск.
<tab>— Петрозаводск.
<tab>— Спасибо. Рассчитываем на ваше содействие.
<tab>— Как вас зовут? — вдруг как бы спохватившись спросил Тимофей. И я торжественно:
<tab>— Карасик Геннадий Юрьевич. До свидания.
<tab>Я выдохнул. Нажал «отбой». Воцарилась какая-то безответственная эйфория от моего вранья. Я с горящими глазами, Марек — с застывшими — вглядывались через темнеющий двор в окне напротив, на большерукого человека. Он сначала стоял на кухне. Открывал и закрывал створки жалюзи: полосы — дыры, глухо — гулко, есть человек — есть только его тень. Потом он побежал в большую комнату, где всё это время напряжённо вслушивалась в разговор Ева. Он пронёсся мимо неё, в спальню. Потом обратно. Он метался по квартире как лев в клетке. Потом вдруг увидел Еву, кинулся к ней, положил голову на её безжизненные колени и затрясся. Ева погладила его по затылку. Подняла голову и посмотрела прямо в окно — по-моему, она улыбнулась и кивнула головой. Неужели нам с Мареком?
<tab>Лжесчастливые супруги просидели в позе старческого сентиментализма эпохи викторианства несколько долгих минут. Потом мерзкий муж порывисто поцеловал, как клюнул, Еву. Подхватил на руки и унёс в спальню. Зелёные шторы вновь плотно закрылись. Марек, которого я не замечал рядом, вдруг навалился на меня и стал оседать… Чёрт!
<tab>Я успел подхватить бледного аутиста до того, как он брякнется об пол. Для него сегодняшние эмоции оказались слишком…
<tab>— Мальчики? — В нашей комнате зажёгся свет, и Божена застала меня в нелепой позе — обнимающим её сына и шепчущим какие-то непонятные мантры ему в ухо. И вот тут у меня случилась глупая истерика. Я захохотал так, что подавился своим кашлем со слезами.
<tab>У Божены нашлись лекарства и для Марека, и для меня, да и сама она что-то там выпила, когда я уже почти ночью рассказал об убийстве Женькиных родителей и его исчезновении.
========== Глава 6. «Она» ==========
<tab>
<tab>
<tab>Работа есть работа. Она не спрашивает: выспался ли, как самочувствие, не охота ли «к станку»? Ей безразлично, какие меня одолевают тревоги и проблемы. Ей неинтересно, какие сны меня мучат… Приходится вставать, выглядеть прилично, бежать по скользким дорожкам, успевать проверять на ходу тетрадки — священный долг. Ася Павловна попросила вчера взять две «замены» в восьмых классах. А там Пушкин — «наше всё» — укрощает Емелюшку Пугачёва… Нужны слова про благородство, честь, которую «береги смолоду», про верность и про то, что смелость и неравнодушие жизни спасают… А где их взять… эти слова. Как бы ни говорил, а всё сегодня получается фальшиво.
<tab>На большой перемене обратил внимание, что у меня на телефоне пять СМС! И номер незнакомый! Кому это в голову пришло тревожить учителя в разгар «самой страды»? Я ж не ученики, телефон почтительно отключаю… СМС-ки странные: все пять с одним словом — «приходите». Тогда, на обеде, я подумал, что это очередной прикол от каких-нибудь учеников, что это даже как-то невинно получается. Вот молоденькой «англичанке» по телефону всякие пошлые признания делали. Престарелой математичке буквы на клавиатуре поменяли местами. В химии сексуально-эротические названия элементов к периодической таблице Менделеева подписали (Si — сиськи, Mn — минет, O — оргазм), химичка стойко перенесла, но таблица испорчена непоправимо.
<tab>Однако на пятом уроке мне эти СМС никак не давали покоя. На перемене решил позвонить по этому номеру. Трубку взяли, но на той стороне молчание, даже дыхания не слышно… Точно разыгрывают. Поэтому я и бровью не повёл, с энтузиазмом начал урок в одиннадцатом классе. А когда несчастные «гении» типа выразительно читали кульминацию купринского «Гранатового браслета» (решил, что пусть хотя бы в классе услышат живое слово), я листал журнал и заглянул в список класса со всеми сведениями о учениках. И, конечно, нашёл Юхновича Марека Богдановича… год рождения, адрес, мама, её место работы… О, так её бизнес — это парикмахерская! Их адрес и теле… Чёрт! Это мне СМС Марек присылал? Ненормальный аутист! Не мог ясно написать? Или хотя бы помычать в трубку, как маленький медведь! Короче, простите меня, Александр Иванович Куприн, надо бежать! Отпустил довольных и, как оказалось, невинных старшеклассников восвояси и устремился к Юхновичам.
<tab>На небольшой площадке с машинами, не нашедшими место во дворе, увидел грязную девятку с московскими номерами. Значит, этот урод не на вызове. Марек увидел меня в окно и открыл дверь раньше, чем я позвонил. Ни «здрасьте», ни «спасибо, что пришли». На лице, как всегда, непроницаемость, смотрит куда-то за плечо.
<tab>— Марек, это ты мне писал СМС-сообщения? Хоть бы подписал, что это ты! У меня же не забит твой номер! Ну, или гукнул бы что-нибудь в трубку, когда я звонил! Что случилось?
<tab>Мальчишка молча развернулся и пошёл к себе в комнату. Я за ним. На столе раскрыта тетрадь, рядом закрытый учебник алгебры: сегодня «не мой» день. Марек пододвинул мне тетрадь. На одной странице красивым почерком выражения с отрицательными степенями, длиннющие дроби с игреками и иксами, их обнимают аккуратные большие скобки, крыши корней, под которыми прячутся от беспощадного сокращения цифры с идеальным наклоном шеек. Меня поразила сама красота числовой симфонии, но вот учительницу, видимо, математическая мелодия не впечатлила. На странице то тут, то там зелёным цветом исправления, знаки вопроса, подчёркивания. И как некролог внизу: «3». И приписка: «Не узнаю тебя сегодня! Переделай задания 8.28 — 8.31».
<tab>А на другой странице уже без зелёных поправок:
<i><tab> «11.03 — ушёл с сумкой.
<tab>11.28 — вернулся без сумки.
<tab>11.30 — пьёт кофе, ходит по диагонали комнаты.
<tab>11.45 — пошёл в соседний подъезд, к женщине-хозяйке?
<tab>11.50 — зелёная штора стала дёргаться.
<tab>12.08 — вышел из подъезда с женщиной, разговаривают на крыльце, машут руками, особенно женщина.
<tab>12.13 — вернулся, вытащил коробку и стал туда складывать какие-то вещи.
<tab>12.34 — вынес Еву на диван. Что-то ей говорит. Она закрыла лицо руками.
<tab>12.40 — он пошёл на кухню, не видно, что делает. Ева подняла руки и машет перекрёстно, что-то говорит, наверное, громко, так как широко открывает рот. Что-то изображает. Видно плохо.
<tab>12.45 — он вернулся, она сидит, слушает и смотрит, как он ходит туда-сюда.
<tab>12.49 — ему позвонили, он пошёл с телефоном в кухню. Она опять машет, потом показывает, как будто крутит руль. Показывает что-то ещё.
<tab>12.50 — у меня зарядился фотоаппарат.
<tab>12.52 — он унёс её на кухню, снимать нечего.
<tab>13.18 — он перенёс её в комнату со шторами.
<tab>13.25 — он оделся и пошёл куда-то, но без сумки с инструментами.
<tab>14.15 — он вернулся с пакетом из магазина. Пакет поставил на диван.
<tab>14.20 — он выкладывает из шкафа на диван вещи.
<tab> Дано: коробки, руль, туда-сюда, женщина в соседнем подъезде расстроена, вещи из шкафа.
<tab>Вывод: уезжают».</i>
<tab>Нифига себе хронометраж! Я взял бинокль и осторожно выглянул из-за шторы. В противоположном окне я увидел, как мужчина стоит около шкафа, в руках что-то держит. Потом он перешёл в спальню к Еве. Вынес оттуда большой мешок. Исчез на кухне.
<tab> Неслучайно Марек начал записывать его передвижения по минутам: фотоаппарат разрядился, а как ещё передать суету и даже панику? Сейчас я это видел, обычно Тимофей медлительный, уверенный, сильный, самодостаточный. Однако сегодня он дёргается, двигается быстро, порывисто. Божена права: мой вчерашний метод вспугнул Тимофея. Она вообще предположила, что «наш муж» что-то знает об истории Райнеров, поэтому растерялся и не послал меня подальше по телефону. Естественно, я высказался за менее фантастическое объяснение: он просто скрывается от полиции.
<tab>Божена вчера много чего говорила. И когда отпаивала меня и своего малахольного сына мерзкими лекарствами, и когда вновь провожала меня. Она сказала, что её очень удивляют наши с Мареком отношения и то, что он вдруг заинтересовался жизнью вне своей комнаты.
<tab>— …обычно его раздражает всё, что вмешивается во внутренний мир. Даже когда мы ссорились с его отцом и тот поднял на меня руку, Марек даже не заплакал. А тут… Я много думала обо всей этой истории. Из того, что вы рассказываете, из его сочинений не следует на самом деле никакого криминала. Даже фотографии… да — эта девушка несчастна, да — она не любит Тимофея, да — был факт, как он её ударил. Но! Любовь — это непозволительная роскошь в мире инвалидов, неспособность и одиночество никого не смогут осчастливить, а то, что он ударил… Может, он сорвался? И обидное её слово стало той каплей, что переполнила чашу терпения…
<tab>— А как же крики этой девушки? Соседка говорила, что она постоянно кричит, когда его нет!
<tab>— Но ведь он всё объяснил!
<tab>— В том-то и дело, что он!
<tab>— Не торопитесь, Михаил. Чужая жизнь — потёмки. Вы же знаете. Вы литературу преподаёте!
<tab>— Как раз литература и учит ориентироваться в этих потёмках, — улыбнулся я. — Писатели препарируют героя, вскрывают его сущность и иголочками — к картонке, как экземпляр на всеобщее обозрение, ахание и глубокомысленное осуждение.
<tab>— Вы знаете, — пропустила она мою аллегорию, — возможно, Марек видел что-то более страшное. Просто он не может нам это рассказать. В любом случае нужно поговорить с этой Евой…
<tab>И вот сегодня я вновь рядом с Мареком, как приговорённый, следую его чутью, занимаюсь тем, что ещё месяц назад казалось мне постыдным и отвратительным — подсматриваю. Надо развязывать этот узел. Если Тимофей и Ева сейчас уедут (что само по себе выглядит крайне подозрительным, учитывая вчерашний разговор), то я буду изнывать от болезненных упрёков совести. Вдруг должен был помочь и не помог? Я не смогу простить себя… хотя бы за то, что не взглянул Еве в глаза. Нужно что-то предпринять. Прямо сейчас. Мне вдруг стало ясно, что сегодня тот день в моей жизни, который может искупить все эти жуткие сны и незрячие ночи, хоть что-то определить в моей жизни. Нужно увидеть Еву. Я смогу разглядеть в её глазах безумие, если его породила болезнь, я смогу различить отчаяние, если оно исходит от близости к ней этого неприятного мне человека. Который не курит. Люди, которые не курят, всегда вызывали у меня подозрение.
<tab>Надо только увидеть её глаза. И сразу будет понятно, напрасны ли подозрения. Но вряд ли Тимофей пустит меня на порог. С какой стати? «Здрасте, я хочу посмотреть Еве в глаза»?
<tab>Решение вдруг вплывает в сознании в виде комического образа донны Розы из достопамятной советской комедии.
<tab>— Марек! Проведи меня в комнату своей мамы! Я решил, что нужно пробраться-таки в эту злополучную квартиру и поговорить с Евой.
<tab>Марек, как и следовало ожидать, не шелохнулся, и я отправился в третью комнату в одиночестве. Безусловно, чувствовал себя возомнившим бог весть что статистом великих комбинаторов. В комнате у Божены темно и душно. Я решительно распахнул шторы, запуская любопытное старческое солнце. Не прибрано. На трюмо в беспорядке флаконы, тубы и бутылочки непостижимой косметики. Одеяло горбится звериным комом, створки шкафа-купе открыты, с одной из полок свисают женские колготки. Неудивительно, что Марек сюда ни ногой. Я отогнал вредные мысли о собственном неблагородстве, вспомнил о Еве и решительно стал перебирать вешалки на штанге, отбраковывая то из одежды хозяйки этого будуара, что мне ни по каким статьям не подходило.