<tab>— Я не знаю его. Скорее всего, кто-то из полиции, — послышался голос слева. — Его нельзя убивать.
<tab>— Ерунда! Уже пятнадцать минут он в отключке, а никто не выламывает дверь! Он один! Что за бред ты ему читала?
<tab>— Это не бред, это стихи.
<tab>— Он очухался? — Меня трясут за плечо. — Эй, артист! Ты кто?
<tab>Я мычу в ответ, понимаю, что шевелить губами и челюстью невыносимо болезненно.
<tab>— Ты сломал ему челюсть, ублюдок!
<tab>— Выясню, кто он и что он знает, сломаю и хребет. Где-то есть его сумка! — И Тимофей выпрямился, встал с кровати, пошёл в комнату за сумкой Божены, в которой телефон, целлофан и нож. Улика и два средства для убийства.
<tab>— Как вы меня нашли? — низко наклонившись ко мне, прошептал Женька. Выбеленные, тонкие волосы упали ко мне на лицо. Я попытался что-то сказать, но не смог. — Вы ведь не один?
<tab>Даже если бы я мог говорить, то не стал бы отвечать. Ведь это значит убить надежду. Я полоумный идиот! Подозревал, что этот Тимофей опасен для своей «жены», и тем не менее пошёл один. Марек у окна напротив не в счёт. Он не игрок, он зритель. Он даже на свидетеля не тянет. Тогда надо, чтобы он снимал. Пусть этот урод убьёт меня на камеру. А потом Божена отдаст всё в полицию. Они догонят, они всё равно спасут Женьку. Он продержался полтора года. Осталось совсем немного!
<tab>Собираюсь с силами и выдыхаю Женьке в ухо слова:
<tab>— Надо в ту комнату…
<tab>— Что это? — иронично, но страшно произнёс Тимофей, вновь появившись в комнате. Он потрясывал кухонным ножом. — Это социальным службам для самозащиты выдают такое? А телефон… Пароль не подскажешь? — он вновь плюхается рядом с моим распростёртым телом в смешных колготках и подолом платья, задранным так, что становилось ясно, кто я. А я не тот, кто должен носить платья. Он хватает меня за шею, больно сжимает. Прислоняет к щеке холодное лезвие ножа. — Говори, уёбок! Кто ты, зачем пришёл сюда? Ну?
<tab>— Х-х-х-р-р… — И кровавый плевок в этого урода. Плевок этот мне стоил почти запредельных усилий, боли в скулах и удара под дых.
<tab>— Ах ты, ебучий пиздогрыз! Да я тебя твоим же ножичком кастрирую и хуй твой затолкаю в пасть!
<tab>— Эй! Не тут же ты будешь это делать! Мне тут ещё спать! — капризным тоном вскрикнул Женька. — Отстёгивай — и валите в комнату!
<tab>— Ева… — щёлкнуло что-то в Тимофее, он навалился на меня, дотягиваясь до Женьки, и жадно поцеловал его в губы. — Мы уедем не завтра, мы поедем сейчас!
<tab>— Но… — И он опять залепил губы «жены» поцелуем. Зарычал и сразу же занялся мной. Вытащил из кармана ключик, отстегнул мои беспомощные руки от колец наручников. Ухватился за красный ромб на трикотажном платье и поволок меня в комнату. У меня хватило сил сопротивляться, цепляться за матрац, ножки кровати, косяк двери, шкаф. Каждый раз получал по рукам, в бок. Тимофей шипел, что принесёт топор и пообрубает мои «отростки». Вот сейчас Мареку видно хорошо… может, не настолько ярко, как вечером, но всё равно пусть фотографирует. Сжать пальцы в кулак на правой руке не удаётся. Мобилизую левую и как смог, со всей злости и отчаянием костяшкой среднего пальца попадаю монстру в правый глаз. Тот взвыл, вспрыгнул, в очередной раз пнул меня, попал в пах. Уже даже не особо чувствую боль… непонятно, где больнее.
<tab>Тимофей вдруг побежал в коридор, стал остервенело потрошить коробку, скотч не поддавался. Он за меня. Встать не могу, могу только поднять левую руку и помахать Мареку. Женька орёт из спальни:
<tab>— Ты не можешь его убить! Не смей! Привяжи и оставь здесь, мы же всё равно уезжаем! Ради меня! Не смей!
<tab>— Я сделаю это ради тебя, ради нас с тобой, ради нашей семьи! — трубит в ответ маньяк. Я дотягиваюсь до лежащей игрушечной собаки, тащу её на себя. Зачем? Может, защититься хотя бы ей. Пачкаю игрушку кровью. Прижимаю её к животу.
<tab>Ублюдок наконец нашёл, что искал. У него в руках скальпель. Отец говорил, что такой скальпель самый большой, брюшистый. Женька увидел Тимофея в зеркало и заорал громче:
<tab>— Эй, он его сейчас убьёт, чего вы медлите? Пора! Эй! — это он моей мифической группе поддержки, отряду особого назначения имени Марека Юхновича. Он думает, что сейчас ворвутся люди в форме и «хэндэ хох!» — злодея к стенке, героя — к награде… прости, Женька…
<tab>Тимофей выхватывает у меня рыжую собаку и зачем-то вспарывает ей игрушечное горло. Наклоняется ко мне, и уже пахнет кровью, а с его бесформенных губ капает слюна…
<tab>— Неужели вы не видите! Он убивает его, кто-нибудь, помоги-и-ите! — орёт Женька, и со стороны коридора раздаётся грохот. Какие-то люди в форме врываются и скручивают урода, скальпель выпадает из рук прямо рядом с моей головой. Я слышу какие-то лающие крики, и среди всех приказаний, междометий и мата вычленяю одно предложение:
<tab>— Надо же, этот странный мальчик из соседнего дома оказался прав, спас человека…
========== Глава 7. «Залечь на дно в…» ==========
<tab>
<tab>
<tab>Чувствую себя Франкенштейном, сконструированным из кровоточащих кусков плоти. Страшно чешется спина и затылок. Локтевой сгиб опух от уколов иглы. И это ещё трубку изо рта вынули! Утка и кормление через трубочку сквозь стальные лигатуры скобы — развлечения номер один. В остальном: бесконечные тяжёлые короткие сны и идеально ровный белый потолок. Без единой трещинки для фантазии. Потолок. Бульон. Обтирание. Утка. Капельница. Душат во сне. Потолок. Лысоватый немногословный мужчина с перегаром осматривает швы и поправляет челюстную шину. Опять потолок. Настасья Петровна гладит Анеко, обе улыбаются. Тёмный потолок. Анализы. Жидкая каша. Смена белья. Утка. Шум в коридоре. Везут куда-то. Космический аппарат. Капельница. Потолок. Отец.
<tab>Отец совершенно не выдавал своего беспокойства. О чём-то серьёзно говорил с Сергеем Анатольевичем — моим хирургом, кивал головой, жал руку, хлопал того по плечу. Но я заметил это непроизвольное дёргание брови. Нервничает. Неужели дело так серьёзно? Неужели он не поговорит со мной? Да, я не могу говорить внятно, только мычу и вращаю глазами. Но он-то может! Но он простоял у окна полдня и, кажется, даже не смотрел на меня. Я ему более интересен как пациент, а не как сын. Сын у военного хирурга не может быть пи-пи-прости, господи… Ему легко отвернуться, а я не могу. Поэтому стараюсь смотреть в потолок. Зачем он приехал? Лучше бы мама.
<tab>Отец остался на перевязке. Теперь я знаю, что он профессионал, мой доктор и хирургическая сестра к нему как к богу: «А что вы думаете, Виталий Борисович? Каков прогноз, Виталий Борисович? Посмотрите, вот результаты МРТ…» Светило. Он не говорит со мной, я разбираюсь только в чеховских текстах, но не в чеховском ремесле. Не мужик.
<tab>Ночью потолок живёт своей жизнью. По нему двигаются кубические пятна под звук машин за окном. В соседней палате кто-то так храпит, что весь этаж послеоперационки раздражённо подсвистывает. Блядь… как хочется в туалет. Как хочется скинуть ноги с этого лафета и босиком по холодному полу пронестись до нормального унитаза, а не ждать унизительную процедуру с железной уткой под бёдрами.
<tab>— Ы-ы-ы… ы-ы-ы… — как же вызвать сестру?
<tab>Вдруг движение рядом. Сухие руки проводят по лицу. Отец. Он ночует со мной? Его лицо сурово, брови сведены, губы сжаты. Как будто недоволен. Он не спрашивает, почему я мычу. Убирает простыню, сгибает ноги в коленях, подкладывает клеёнку, ополаскивает судно в горячей воде и, подхватив моё иссечённое и избитое тело под крестец, подставляет посудину. Мне почему-то почти расхотелось в туалет… Захотелось рыдать. Как когда-то в детстве. Когда расшиб обе коленки и ладони, свалившись с велика перед самым камазом, и испуганный шофёр тащил меня за ухо к отцу для острастки. А я рыдал взахлёб непонятно от чего: то ли из-за боли, то ли жалко было поломанный велик, то ли отца боялся. Он тогда тоже хмурился и дёргал бровью. Нервничал. И не говорил ничего.
<tab>Наутро, когда потолок вновь был белым, ко мне пришли гости. Некто Рыбкин из Челябинского ОВД и мой знакомый Карасик. Я бы посмеялся, если бы мог, над чудесным совпадением фамилий. Отцу милостиво разрешили остаться.
<tab>Карасик и Рыбкин как отображение «злого» и «доброго» полицейского, только в интерпретации «подозрительный» и «прикольный»:
<tab>— Представляете, Михаил, какая у нас прикольная работёнка выдалась? — шутил молодой Рыбкин. — Один герой молчит из загадочности, другому хирурги рот перекрыли! Главный злодей проглотил язык из принципа. Ладно, хоть Райнер вменяем и вполне ясно выражается.
<tab>— Почему вы поехали именно в Челябинск год назад? — холодно спросил Карасик, смотря куда-то на шнурок капельницы.
<tab>— Ы-е-од-а-а-ды-ы-а… — у меня во рту каша, челюсти не двигаются, да и соображаю слабо.
<tab>— Ему помогла директриса из бывшей школы, Елена Ивановна Антонова. Здесь, в лицее, как раз требовался учитель филологии, а сыну надо было начать всё сначала. Елена Ивановна предложила, мы с супругой поддержали, — по-военному отрапортовал за меня отец. Бесит, когда он маму называет «супругой».
<tab>— И как вам наши детки? Глупее, чем в Москве? Марек Юхнович, например? Вундеркиндер просто! — Рыбкин светился от собственных шуток.
<tab>— Как вы оказались у Юхновичей? — по-прежнему изучал систему Карасик.
<tab>— Е-е-ли и-а-ош-о-ы… — мой ясно-понятный ответ.
<tab>— У Марека была постоянная учительница, но летом у неё проявилась тромбоэмболия, и как следствие — ишемический инсульт. Женщина умерла. К мальчику назначили педагогом Михаила. Его особо не спрашивали. — Отец, похоже, в курсе.
<tab>— А он ваще говорил вам что-нибудь? Пушкина-то хоть читал? — Рыбкин.
<tab>— Как вы заинтересовались парой из дома напротив? — Карасик.
<tab>Я решил не отвечать.
<tab>— Мальчик писал сочинения, вы же знаете, — раздражённо высказался отец. А потом гордо: — А мой сын не будет подкручивать у виска тем, кто просто иной. Он педагог!
<tab>— Но ведь Марек никому не открывался? Почему слил всё вашему сыну? — Рыбкин.
<tab>— У вас были какие-то особые отношения с Мареком Юхновичем? — Кара…
<tab>Отец вдруг вспрыгнул с места и кинулся на этого сухаря в форме, схватил его за грудки и прошипел служителю закона в лицо:
<tab>— Какого чёрта? Заткни свою пасть! И это тот, кто должен нормальных людей защищать? Ещё один намёк… — Мне захотелось врезать этому карасику ногой в рыбий глаз, я даже дёрнулся, но по телу сразу прокатилась отрезвляющая боль. Отец бросил обратно в стул следователя и кинулся на мой стон. И так же сурово: — Что за самодеятельность? Лежи и не двигайся!
<tab>По-моему, оба полицейских несколько обалдели, а Карасик не стал кипеть из-за возраста, да из-за ранга моего отца.
<tab>— Э-э-э… — продолжил вялый допрос Рыбкин. — То есть когда вы впервые увидели Евгения Райнера в окно из квартиры Юхновича, вы его не узнали?
<tab>— Угу, — ответил я сам.
<tab>— Как же можно было не узнать? Это же ваш любимый ученик? — язвительно продолжал Карасик.
<tab>— Да потому что не ожидал увидеть там его — это раз! За год парень изменился, волосы отросли и выбелены — это два! И если вам все вокруг будут говорить, что эта стена чёрная, а не жёлтая, то и вы начнёте в это верить. Так и он — все говорили, что это девушка. С чего он должен был считать по-другому?
<tab>Полицейские опасливо покосились на отца.
<tab>— Вы. Лично вы видели акты насилия над мальчиком в окне напротив? — поспешил вставить Карасик.
<tab>— Не-э-э…
<tab>— Вас убедили только сочинения мальчика?
<tab>— Не-э-э…
<tab>— Вам показалось странным его поведение?
<tab>— Да.
<tab>— Почему вы не обратились в полицию, а пошли туда один?
<tab>— Да потому что вы бы не пришли! Вы бы задавали вопросы типа — «что связывает вас с семнадцатилетним мальчиком»! — горячился отец, и мне захотелось сказать ему: «Тс-с-с… всё нормально!»
<tab>— Вы переоделись в женское, чтобы вас впустили в квартиру?
<tab>— Угу.
<tab>— То есть, когда вы шли в ту квартиру, вы не знали, что там Евгений Райнер?
<tab>— Нет.
<tab>— Это просто поразительное совпадение.
<tab>— Шниу щё-о-о-шо?
<tab>— С мальчиком всё хорошо? — перевёл отец моё мычание.
<tab>— Да, ему уже сделали операцию. И он постоянно спрашивает о вас.
<tab>— К тебе пока не пускали никого, — пояснил отец. — Да и Женя был на столе: этот преступник сломал ему кости голени, чтобы не ходил… И понятно, что срасталось неправильно, начались фиброзные изменения тканей. Пришлось делать рефрактуру и резекцию кости. Но мальчик молодой, откормим, вылечим…
<tab>— Шы делал? — мне удалось победить кашу во рту. Отец кивнул. Операцию на ноги Женьке делал он. Внутренне улыбаюсь. Значит, всё будет нормально. Женька будет ходить! Значит, мы победили. И теперь самое время спросить: — Кшо он?
<tab>— Так же, как и вы, мы выяснили, что этот тип не Шатихин. Сам он молчит. Очень быстро, благодаря показаниям Божены Юхнович, мы вышли на Мякишева Александра Сергеевича, тот нам предоставил фотографию Шатихина и рассказал про клинику, в которой работал его друг. Вот, кстати, как выглядел настоящий Шатихин Тимофей Вилович тринадцать лет назад, — Карасик бережно открыл лощёную папочку и показал цветную фотографию. На ней лето и неестественно-синее небо, декорации похода и полуголый молодой мужчина с детским кругом для купания в руках. Мужчина красив: похож на английского актёра, который играл в фильме «Сыщик», те же высокие скулы, брови вразлёт, ясные глаза, широкий лоб, мужественный подбородок и кривоватая улыбка. Вот он какой… Тимофей. Неудивительно, что его друг характеризовал как любимца женщин и прохиндея. — Шатихин работал пластическим хирургом в одной петербургской клинике. Десять лет назад вдруг уволился, съехал со съёмной квартиры и исчез. Через год он объявляется в Москве, заканчивает технические курсы по холодильным установкам, при этом демонстрирует там недюжинные познания и навыки в этой сфере. Сначала он устроился в ремонтную фирму «Айсберг» и проработал несколько месяцев. В этой фирме уже не опознали Шатихина по этой фотографии. Там опознали его. — И Карасик вытаскивает из папки фотографию Лжетимофея, сделанную, видимо, после задержания. — В фирме его характеризуют как исполнительного, немногословного хорошего работника. Но потом он вдруг уволился без объяснений причин, возможно уехал из города. Через четыре года один человек из «Айсберга» случайно встретил Шатихина в Москве, тот шёл, нагруженный инструментами для ремонта холодильников. Бывший коллега начал расспросы, но Шатихин сделал вид, что не узнал. Тогда же, в 2010 году, он оформляет ИП. Никаких претензий ни со стороны налоговиков, ни со стороны потребителей, ни даже со стороны ГАИ. Причин проверить достоверность регистрации не возникало, а адресок оказался липовый. Тогда мы пробили сведения о его машине. Оказалось, что прежний хозяин машины косвенно связан со скандалом в клинике настоящего Шатихина. Мальских Константин Владимирович, так его звали. И сейчас самое интересное: этот Мальских работал патологоанатомом в том же районе, что и Шатихин. И он уволился и исчез из Петербурга одновременно с Шатихиным. У нас нет ни одной фотографии Мальских. Даже у родителей девушки, из-за которой всё произошло, снимков нет, хотя были. Зато есть фотографии самой девушки. Посмотрите!
<tab>Карасик вытащил из папки ещё одну фотографию и показал её сначала моему отцу, а потом мне. Я издал утробный звук, который означал крайнее изумление. На карточке очень молодая девушка, худая, большеротая, сероглазая — типичная блондинка. Негустые локоны до плеч не могли скрыть милую лопоухость, которая придавала лицу детскость и лишала его всякой изысканности. Девушка не была накрашена, только розовый блеск на губах. Даже тёмные брови не были откорректированы пинцетом, а на аккуратном носике стыдливо краснел маленький прыщик. Фотография без позы, из жизни. Блондинка сидела за столом в каком-то кафе и держала в руке длинную ложечку для мороженого. В общем, обычная девушка, если бы не одно «но»: она — вылитый Женька, когда ему высветили волосы.