— Сто лет так вкусно не ел, — поблагодарил Доминик, складывая нож и вилку на пустую тарелку.
— Заметно, — хихикнула я довольно.
Он поднялся из-за стола с чашкой чая, встал рядом со мной, заставив напряженно ждать развития событий — вчерашний неожиданный поцелуй я не забыла.
— Эва, почему ты одна живешь? — поинтересовался Доминик перед тем, как сделать глоток. После второго добавил, фактически провоцируя: — Я люблю с одной ложечкой сахара.
Я насмешливо хмыкнула:
— Учту на будущее.
Несколько секунд мы смотрели друг на друга поверх кружек, попивая чай и улыбаясь глазами. Наконец он прервал молчание:
— Я рад, что ты даешь нашему будущему шанс.
— Я все еще опасаюсь за твою карьеру, которая может пострадать из-за подружки-иностранки, — внимательно глядя на него, поделилась сомнениями. — Не хочется, чтобы у тебя были из-за этого неприятности и проблемы.
Он помолчал несколько мгновений, затем скрестил ноги и оперся о стол ладонью.
— Когда у мужчины есть мозги и желание, работу по себе он найдет, а вот найти любимую женщину — гораздо труднее.
— Любимую? — Я делано приподняла брови, но мое сердце понеслось вскачь.
Доминик улыбнулся уголками рта, наклонил голову к плечу, неторопливо сделал глоток чаю и только тогда ответил, тренируя мои нервы:
— Я в общем говорю. Про будущее. Не бойся, Эва.
— Я не боюсь, — мой голос не дрогнул, но щеки потеплели от смущения.
— Так почему ты одна? — напомнил он.
«Выходит, не все узнал? — размышляла я. — Или проверяет, хочет услышать версию из первых уст? Ну и ладно, в конце концов, никакой тайны по большому счету нет».
— Почти шесть лет назад мои родители погибли в автокатастрофе. Больше года назад умерла бабушка. Родители папы — путешественники; они пропали, исследуя феномен Голодного тумана. Меня тогда и в планах еще не было.
— А почему ты именно в Севаш приехала жить? — Он допил чай и поставил кружку на стол, как бы настаивая на откровении.
— Так вышло, — поморщилась я.
И коротко обрисовала историю печального знакомства с Луневым.
— …Шорта Михайлович помог сюда перебраться, чтобы Олег меня больше никогда не достал, — завершила рассказ и добавила: — Хотя из последних новостей знаю: этот маньяк доморощенный женился. Очень надеюсь, забыл обо мне.
— Не переживай. Черную метку в базе поставим, в Севаш ему путь закрыт, — мрачно изрек шелон.
Мы снова «играли в гляделки». Казалось, между нами возникла некая таинственная связь, которая на глазах ширилась и крепла. Неосязаемо, но ощутимо. Я совсем его не знаю. Но моя женская суть и суть туманника подсказывали: твое, этот мужчина гарантирует безопасность и окружит заботой, с ним можно обрести те чувства, что раньше были под строгим запретом из опасения причинить кому-нибудь боль, а то и вовсе наслать смерть.
Доминик — сильный шелон, которого не сломать, не напасть в подворотне, наняв бандитов, не запугать. Он пойдет до конца, если надо будет — по трупам врагов. И это взбудоражило мою кровь и одновременно испугало до демонов, несмотря на его заверения.
— Расскажи мне о себе, пожалуйста, — тихо попросила я, чтобы не нарушать почти интимную тишину, разбавляемую доносившимся из сада стрекотом цикад да шелестом крыльев бедолаги-жука. Он бился в плафоне над нами, слегка раскачивая его, посылая тени гулять по кухне и по лицу мужчины, думавшего, с чего начать.
— Я родился и вырос на побережье, недалеко от Солары. В городке Муун. Отец владеет траулером, ходит в океан за рыбой. Он тоже шелон, но… слабый. Мать — домохозяйка.
— Ты тоже единственный ребенок в семье?
Доминик тепло улыбнулся:
— Нет, нас пятеро. Я самый старший. И все парни. Теперь моя мама мечтает о внучке…
И так посмотрел на меня, совсем не по-соседски, а слишком горячим мужским взглядом.
Я нервно хихикнула и перевела разговор на более безопасную тему:
— Твои братья тоже шелоны?
— Нет, только я и отец. Младший — ищейка, служит в Мууне, во Внутреннем контроле. Остальные — обычные люди, работают в правоохранительных органах: в водном патруле, в рыбоохране и спасательном корпусе.
— У вас в семье, похоже, предпочитают традиционные ценности? — улыбнулась я.
— Верно, — кивнул Доминик.
Неожиданно я зевнула, закрывшись ладошками. Мы оба посмотрели на часы на стене: час ночи.
— Устала? — виновато встрепенулся гость. — Извини, мало того, что объел, так еще и заболтал за полночь.
— Нет-нет! Я рада нашей встрече, — не подумав о подтексте, выдала я.
— Я счастлив, — глухо признался он, сверля меня темными внимательными глазами.
Мы разом оттолкнулись от стола и встали друг напротив друга.
— До воскресенья? — хрипло спросила я.
Он бережно взял мои руки, помассировал большими пальцами запястья. В его широких сильных ладонях они смотрелись, будто куриные косточки. Потом, не отрывая взгляда от моих глаз, заскользил ладонями вверх по моим, одетым в шелк рукам, осторожно поглаживая, касаясь, привлекая меня ближе к себе.
Его ладони неспешно добрались до моих плеч, слегка сжали их. Затем поздний любопытный гость осторожно расплел мои волосы, собранные на ночь в слабую косу, и протянул всю гриву сквозь пальцы, наслаждаясь ее гладкостью и густотой, неохотно отвел за спину. Положил ладони мне на шею. Я невольно оценила свое очень уязвимое положение: с такой силой, как у шелона, легко ранить или вовсе придушить. Но он мягко потянул меня, прижимая ближе, теснее, и склонился с загадочной, но какой-то неуверенной улыбкой. Будто ждал, что еще чуть-чуть — и я оттолкну его. А я, глядя на него во все глаза, ждала поцелуя, к которому сама стремилась всей душой.
Едва ощутимое касание его губ — а затем тихие слова:
— Ты всегда можешь сказать мне «нет», в любой момент, и я послушаюсь. Я никогда не сделаю тебе больно. Обещаю.
— Я это уже поняла, — шепнула в ответ, неуверенно положив ладони на его широкие плечи и приподнимаясь на цыпочки.
Наш второй поцелуй был не сумасшедшим, как вчерашний, когда мы будто жажду утоляли. Мы заново знакомились, ласково и нежно изучали друг друга. Теперь его руки скользили по моей спине, обтянутой шелком, ласкали чувствительную шею, зарывались в волосы на затылке, прижимали голову, не давая отстраниться. Словно Доминик боялся, что я вот-вот скажу «нет», и ему придется отпустить меня. Но мне было слишком хорошо в его объятиях, нравилось чувствовать жар мужского тела. Я горела, впервые в жизни испытывая страсть и наслаждаясь нежностью большого сильного мужчины.
И все же, положив ладони ему на грудь, я нашла силы отстраниться. У Доминика потемнели глаза, а вьюнки на висках пульсировали чернотой, будто прямо сейчас магия выйдет из-под контроля, и он превратится в безумного берсерка.
— Вкусная… — выдохнул шелон, сияя глазами и придерживая меня за спину у лопаток.
— Завтра на работу утром… рано… — пролепетала я, смущенно пожав плечами.
Через несколько мгновений он безропотно отпустил — медленно, словно меня выдирали из его рук силой, и усмехнулся с горчинкой:
— Я не тороплюсь, я умею ждать. Поверь, — кивнул на прощание, развернулся и направился к выходу, напомнив: — В воскресенье, в двенадцать, я зайду за тобой.
— Я буду ждать, Доминик.
Глава 12
— И часто тебе по ночам звонят? — проворчала Ясмина, спустившись на кухню.
Я не очень-то отличалась от нее утром выходного дня. Такая же сонная, зевающая, лохматая и в пижаме.
— Нет, но в понедельник непременно обращусь в телефонную компанию. Третий день, ровно в три часа ночи, раздается звонок, а в трубке — молчание.
— И ничего не говорят? Ни слова? А сама спрашивала? — нахмурилась подруга и тревожно уставилась на меня.
— Ни слова! — подтвердила я. — Думала, балуется кто-то, но звук из трубки идет, будто цикады стрекочут. Какой-то механический, что ли… И время — прямо минута в минуту. Может, технический сбой?
Ясмина поджала губы, хмуро глядя на меня, потом пожала плечами, соглашаясь:
— Может быть. Но в понедельник обязательно уточни, лучше знать наверняка, что тебя не какой-нибудь фанат-извращенец достает.
— Ой, скажешь тоже, — отмахнулась я. — Фанат…
— А что? Ты у нас женщина красивая, в самом расцвете. Мужики вон косяками ходят…
— Оглянешься — никого. Это за тобой ходят! А меня предпочитают обходить.
— А вот нечего смотреть на них, как экзорцист на злобного духа, они и потянутся!
— Кашу? Яичницу? — Я сменила навязшую на зубах тему.
— Кефирчика достаточно, — вздохнула подруга, похлопав себя по бедрам. — У нас еще торт недоеденный.
— Для профилактики лишних килограммов на талии и в качестве разгрузки для головы поможешь мне привести садик в порядок: травку подстричь, кусты, заборчик покрасить, заодно и похудеешь.
— Решила гостя в качестве дармовой рабочей силы использовать?
— Настоящий друг никогда от покраски забора не откажется! — хихикнула я.
— Я собиралась позагорать, расслабиться, о мужчинах поговорить, а то после вчерашней прогулки по магазинам не до них было.
— Ты же знаешь, у меня кожа сразу сгорает, поэтому мне южное солнце в большом количестве противопоказано. Но в тенечке с удовольствием полежу. Ладно, кефирчик так кефирчик. А как у тебя с Арджаном?
— Не спрашивай! — буркнула подруга в ответ, забираясь на стул с ногами. — Сама же знаешь — никак. И вообще, я решила: раз мне не звонят, не пишут, значит, пора забыть ту брюнетистую заразу и поискать в своем окружении…
— …новую, — закончила я.
Ясмина подперла кулаком щеку, сверкая на меня карими глазами, и, пока я ставила стаканы на стол, предупредила:
— Маляр из меня плохой!
— А газонокосильщик?
— Ну-у-у… такой же, как маляр! — улыбнулась она криво. — И кстати, меня терзает любопытство. Вы с соседом два месяца вокруг да около ходили, подсматривали…
— Мы не подсматривали и…
— Не ври, ты даже какие у него трусы, теперь знаешь!
— Да я только один раз…
Подруга скептически приподняла бровь.
— Хорошо, три. И не преувеличивай, мы не часто видим друг друга.
— О чем и речь. Два месяца только глазами стреляли друг в дружку, а потом вдруг раз — и свидание! С чего бы?
— Видимо, время пришло, не находишь? — Я тоже иронично выгнула бровь. — Обычно люди сначала присматриваются, а потом встречаться начинают.
Ясмина села прямо, побарабанила ухоженными пальчиками с розовыми ноготками по столу и затем выдала:
— Думаю, случайно подслушав откровения Мончика, твой сосед решил поторопиться.
Я чуть не поперхнулась.
— А я думаю…
— На его счет и думать нечего. А вот что тебя подвигло на отношения с мрачным шелоном? Да от его вида любой маньяк от страха заикаться будет.
— Яся, не далее как на прошлой неделе ты в мужчине превозносила спортивную фигуру, обаяние, легкую небрежность в одежде, могущество, деньги и характер? — не осталась я в долгу. — Женщина — это сила красоты. Мужчина — красота силы,[1] не так ли?
Она добродушно усмехнулась:
— Скажи честно, Эва. У тебя, выражаясь культурно, внезапно проснувшиеся гормоны играют или все гораздо хуже?
Я давно перестала обижаться на язвительную подругу. Во-первых, привыкла, а во-вторых, она четко подцепляла и вытаскивала наружу самое актуальное. Несколько секунд подумав, призналась:
— Он нравится мне весь и всем… и сразу. И целиком.
— Клянусь туманом, это любовь с первого взгляда, — трагикомично заломила руки язва-менталистка, смутив меня, даже уши загорелись.
— Давай не будем пока. У нас с Домиником только первое свидание завтра.
— Да ладно, детка, расслабься, — смешно подражая мужской манере выражаться, поддразнила меня Ясмина. А потом предложила: — Пошли быстренько покосим, покрасим, в общем, ударно поработаем, а потом завалимся: я — загорать и наводить красоту, а ты — благородную бледность в тенечке прятать. Сейчас, только кефирчиком заправлюсь.
— Разумное предложение, — улыбнулась я благодарно.
* * *
Часа через три, управившись с делами, мы улеглись отдохнуть на свежескошенной травке, подстелив покрывало, под большим раскидистым деревом. А за забором, в соседнем саду, наоборот, закипела работа: из-за листвы поднимался дымок, доносились мужские голоса и смех — у Доминика собрались друзья.
Ясмина потянула носом, поморщилась, а потом призналась:
— Вкусно пахнет. Мне тоже мяска жареного захотелось.
— Давай пожарим?! Не зря же ты меня заставила мангал завести месяц назад. Вот и обновим.
— Мясо вкуснее, когда его для тебя мужчина добыл и приготовил! — заявила Ясмина и перевернулась на спину, демонстрируя слегка обгоревший живот.
Желая обновить ровный золотой загар, подруга перестаралась: лежала под солнцем, подставляя все части тела, пока я не заставила спрятаться в тени.
— Не будем мы напрашиваться к соседям, неудобно как-то. — Я криво улыбнулась и тоже легла на спину, уставившись в небо, синевшее в просвете листвы.
— Ой! — Ясмина резко уселась. — Ты только посмотри — наглый кошак!..
И вправду: полосатый серый котенок с большой головой, лупоглазый, с куцым хвостиком увлеченно объедал наш торт, как выяснилось, неосмотрительно оставленный в траве. Страшненький, взъерошенный, но забавный, явно не домашний зверек, не обращая на нас внимания, сунул мордочку в чашку, отпил остывшего чаю и снова принялся за торт, причем влез на него с лапами и нагло жрал с середины вкусные цветочки.
— Брысь, — рявкнула на наглеца Ясмина и запустила в него шлепанцем.
Я даже рот не успела открыть, предлагая не жадничать — на торт мы все равно уже смотреть не можем, а котенок, испуганно мяукнув, шарахнулся к дереву и за пару мгновений оказался очень высоко.
— Ты чего? — Я удивленно глянула на подругу. — Он же маленький и голодный. Вон какой тощий, тем более уже обкусал.
— Зато наглый чересчур, — буркнула Ясмина, задрав голову и рассматривая усатого полосатого воришку, начавшего истошно орать, словно потерпевшие не мы, а он.
Мы с минуту посидели, задрав головы. Мне стало жалко маленького, голодного, испуганного бродяжку, который не знает, как спуститься, поэтому громко взывает к двум большим теткам.
— Ну все, ни мужика с мясом, ни покоя! — раздраженно заявила подруга.
— Сейчас, малыш, потерпи, — пообещала я котенку и побежала одеваться.
Под руку попались легкие трикотажные штаны чуть ниже колен и свободная маечка. На ходу завязав кеды, я вернулась в сад, где кошачьи вопли только усилились.
— Туман подери, забыла волосы собрать, — выругалась я, но животное отчаянно орало, и опять бежать в дом я передумала.
— Эва, ты ненормальная? — забеспокоилась Ясмина. — Он просто издевается над нами, а ты собралась на верхушку лезть? А вдруг дерево старое, ветка подломится?
— Я осторожно, не могу слушать, как он там страдает. Маленький, ему же страшно, — посочувствовала я, подтаскивая лестницу к стволу. — Вот гадство, она короткая!
— Я подержу, — буркнула Ясмина, наконец-то устыдившись своей черствости.
Наверх я забралась быстро и ловко — сама от себя не ожидала. Но котенок увернулся от руки помощи и шарахнулся на соседнюю ветку, при этом продолжая жалобно мяукать и трагично глядеть на меня. Ласково уговаривая его, держась за одну ветку, я добралась до середины другой, на которой стояла. Затем, цепляясь за сучья и ветки, присела на корточки и снова потянулась за испуганным котенком.
Мелкий полосатый беглец неожиданно оскалился и зашипел, а стоило мне коснуться его вздыбившейся шерстки, полоснул когтями по руке и с отчаянным визгом, шустро и бесстрашно, рванул вниз. А вот я, резко отдернув руку и ошарашенно проводив котенка глазами, потеряла точку опоры, не смогла удержать ветку и — с воплем полетела за ним! За долю секунды перед глазами промелькнула жуткая пещера соляного лабиринта, падение в темную бездну, неумолимо заполняемую падающими каменными глыбами, готовыми заживо похоронить кого угодно.