— Приглашаю, эсса Ладэ. Решать вам.
Перед глазами полыхнула искра-букет, вспыхнувшая и погасшая за ограждением. В считаные секунды. Одна часть меня отчаянно сопротивлялась этому идиотскому шагу, другая, напротив, подзуживала: давай посмотрим, как далеко ты сможешь зайти, Леона. По крайней мере, мне бы хотелось верить именно в это. А не в то, что я просто хочу снова увидеть иртхана и испытать это странное пьянящее чувство, как за секунду перед падением. Когда кружится голова, а ты стоишь над огненной пропастью и смотришь на высокое небо, раскинувшееся над тобой и полыхающим ущельем. За миг до того, как сделать последний шаг и сгореть, не чувствуя боли. Потому что его огонь не успеет обжечь, он просто испепелит — сразу и дотла.
— Пришлете за мной флайс?
Наверное, я сошла с ума.
— Вечер перед выходными?
— Идет.
— Замечательно. Удачной недели, эсса Ладэ.
— И вам чудесной недели, местр Халлоран.
Отложила телефон и прижала руки к горячему лицу. Чувство было такое, словно я и впрямь стояла над обрывом, а ведь всего-то поговорила с ним по видеосвязи.
— Я точно сошла с ума, — доверительно сообщила Марру.
Но виар только взмуркнул и вытянул хвост стрелочкой. На сей раз он и правда спал.
Школа Танни представляла собой здание переходной эпохи. В нем было всего тридцать этажей, и располагалось оно квадратом, замкнувшим в себе школьный двор со спортивной площадкой, беговыми дорожками и зоной отдыха. В целом неплохой вариант, который мы могли себе позволить. Основной плюс — расположение, всего в двух остановках аэроэкспресса от дома, на другом конце нашего острова. Система обучения здесь была смешанная: бюджет и платные классы. На бюджет ломились все, поэтому и учились здесь дети из семей с самым разным достатком. Из-за чего иногда возникали недопонимания. Вот как сейчас.
— Ваша сестра стала зачинщицей ссоры между учащимися с платного отделения и бюджетного. — Эсстерда Броджек погладила закрытый ноутбук столь бережно, словно он был спящим виаром. — Молодые люди, которые учатся на отлично и входят в школьную команду по гартхэнду, вынуждены были пропустить несколько занятий и тренировок из-за трудных подростков.
Эта печальная история была мне уже известна.
— Насколько я поняла, эти молодые люди угрожали моей сестре.
— Эти молодые люди, возможно, могли выступить в защиту своих одноклассниц, которые…
— То есть для вас это нормально? — Я сложила руки на груди. — Что парни угрожают девушкам?
— Эсса Ладэ! — Директриса повысила голос. — Ваша сестра тоже трудный подросток, и вы не можете этого не понимать. Отношения в молодежной среде достаточно серьезная тема психологии, ей посвящено целых два курса в высшем учебном заведении. Так что не вам меня учить.
Я покосилась на Танни: трудный подросток в данный момент растягивал между пальцами разноцветную резинку, а между челюстями — жевательную, делая вид, что ее это совершенно не касается.
— Танни Ладэ! Немедленно выньте изо рта жвачку!
От громкой команды даже я вздрогнула и приободрилась, хотя, признаться, меня жутко клонило в сон. Потому что всю ночь читала вторую книгу. Оторваться не могла.
— Надеюсь, вы примете соответствующие меры по этому поводу. И еще…
В этот момент резинка для волос сорвалась с Танниных пальцев и улетела в сторону портрета-голограммы отца-основателя школы. Преодолев прозрачный барьер изображения, впечаталась в подкладку, там и застряла. Теперь отец-основатель выглядел так, словно ему во лбу проделали радужное отверстие, через которое любой желающий мог заглянуть в образовавшийся зрачок. Директриса поймала мой взгляд, и я поспешно вернулась к созерцанию темно-зеленых жалюзи за ее спиной. Как вытащить резинку из отца-основателя, я пока не придумала. Но, может быть…
— Вчера она подралась с одним из своих друзей. Между тем как мальчик недавно вышел из больницы…
Я медленно повернулась к сестре, но Танни только независимо пожала плечами. Лицо ее приобрело то упрямое выражение, которое возникало всякий раз, когда она собиралась защищаться до последнего. Я называла это «последняя оборона»: даже броня из суперпрочного сплава не шла ни в какое сравнение с кроткой девичьей силой.
— Этот молодой человек опять оказался в больнице, потому что она поставила ему подножку, взяла за волосы и несколько раз ударила лбом о стену.
— Танни, — прошипела я, — ничего не хочешь сказать?
— Этот набл пожаловался на Марра! — Она вскочила, сверкнув глазами. Принялась теребить волосы, что означало только одно: сейчас дадут первый залп и это никому не понравится. — Хотя сам треснулся головой в своем сортире, когда не мог проблеваться. Ну вот я ему и показала, что бывает, когда случается настоящее сотрясение мозга.
— Танни!
— Танни Ладэ, немедленно сядьте! — Ноздри директрисы раздувались.
— Да ладно! Вы все равно запишете меня в виноватые, что бы ни случилось. Даже если бы меня возили лицом по полу эти ваши элитные ларрки, вы бы отвернулись и не заметили! Потому что такие, как мы, для вас отбросы общества, а им вы готовы задницу лизать! Им и их родне! И вам по большому счету положить на Грэнса, вас так раскозявило, потому что я могу постоять за себя перед этой доморощенной элитной кодлой!
Глядя, как лицо Мильмены Броджек стремительно багровеет, я попыталась схватить Танни за руку, но та вырвалась и вылетела из кабинета. Дверь хлопнула так, что у меня зазвенело в ушах, я же начала потихоньку продвигаться в сторону портрета отца-основателя. Так, на всякий случай. Директриса тоже поднялась — с по-прежнему раздутыми ноздрями, бровями, сведенными над тонкой переносицей, и поджатыми губами. Ее сухие тонкие руки напоминали птичьи лапки, а ногти-стилеты — когти.
— Вы сами прекрасно видите, эсса Ладэ. Девочка неуправляема.
— Она… У нее сейчас очень сложный период. Но я делаю все, чтобы…
— Недостаточно делаете, эсса Ладэ. Хотите мое мнение? Вы взвалили на себя непосильную ношу. Сколько вам лет? Двадцать три? Танни пятнадцать. Неудивительно, что она не признает вашего авторитета. Вы для нее скорее подружка, нежели чем старшая сестра.
Нет, я не хочу вашего мнения. Да, я знаю, что все примерно так и обстоит. Но Танни меня любит, а я люблю ее. И я верю, что у нас все получится. Просто нужно преодолеть этот переходный возраст, а еще ее боль по поводу того, что отец сбежал к другой женщине. Не так просто это сделать.
— Я сделаю все, чтобы такое больше не повторилось, эсстерда Броджек. Поверьте.
— Насколько я знаю, отец девочки неоднократно пытался с ней пообщаться. Но отказывается с вашей легкой руки.
— Неправда! — Я обернулась и посмотрела в блеклые водянистые глаза с шарами зрачков, раздутыми так, словно вот-вот лопнут. — Я была бы очень рада, если бы Танни с отцом нашли общий язык, но…
— Но ей проще жить с вами. Проще, потому что у вас нет времени заниматься сестрой и что-то ей запрещать. Насколько я понимаю, девочка круглосуточно предоставлена сама себе, пока вы… поете.
Последнее она произнесла так, словно я была представительницей самой древней профессии, призвание к которой в себе открыла, едва сказала первое слово. Возможно, дело было в макияже, а может быть, в платье с достаточно глубоким декольте или в дорогом пальто, на которое с восхищением смотрела секретарь эсстерды Броджек, вешая его на плечики.
Я уже почти добралась до отца-основателя, застывшего на равнодушной серо-голубой стене. Сейчас мне отчаянно захотелось вытащить резинку прямо на глазах директрисы, а после впечатать ей в лоб. Но это никак не вязалось с тем, что я собиралась говорить Танни по дороге домой: нельзя все время решать проблемы по принципу «лоб — стена» или «лоб — рука». Нельзя! Даже если очень хочется. Даже если некоторые ведут себя как последние ларрки.
— Я встречаю Танни из школы, — сказала спокойно, — если ее не задерживают после уроков или не назначают дополнительных занятий. Мы обедаем вместе, а вечерами я всегда дома и мы с ней…
— Вы ей не подружка, эсса Ладэ. — Голос директрисы по-прежнему сочился язвительностью. — Вы взяли на себя воспитание ребенка, едва минув порог совершеннолетия. Танни — девочка с уже состоявшимся характером, который сейчас нужно старательно корректировать. Поведение подростков не поддается никакому описанию, когда они чувствуют слабину. Насколько я знаю, вы оплатили ей факультатив по рисованию.
— Танни нравится рисовать.
— Вот именно! И вы даете ей все, что ей нравится. Вместо того чтобы оплатить углубленное изучение математического курса, потому что ее успеваемость оставляет желать лучшего.
— Ох, всегда любила гратхэнд!
Директриса глянула в окно, и я быстро вытащила из отца-основателя резинку. Зажала ее в кулаке и сделала вид, что увлечена игрой. Ребята в разноцветной форме на размеченном восьмиугольном поле замерли, ожидая команды. Руки их чуть подрагивали на рулях хтайсов — воздухоходов с подставками для ног и простой системой управления. Восемь сеток для забрасывания мяча, две ведущие команды, остальные шесть подзащитные. Три на три. Пропустить мяч в свою сетку означало потерять очки, пропустить мяч в сетки подзащитных — значит, проиграть. В общем, достаточно весело и развивает командный дух.
— В нашей школе лучшая сборная! — не без гордости сказала эсстерда Броджек.
По электронному табло пробежала золотистая змейка, и ребята сорвались с места к вожделенному мячу. Двигаться нужно было строго внутри разметки, не выходя за нее, что осложняло задачу. У кого-то край хтайса вышел за белую линию, и судья тут же указал ему в сторону. Парень снизил скорость и сдвинулся за черту.
— Это заметно, — сказала я, понимая, что нащупала слабое место. — Какой потрясающий антарскорт!
Директриса просияла. Правда, тут же снова поджала губы.
— Я знаю, что вы стараетесь, эсса Ладэ. Но вынуждена сообщить, что Танни на неделю отстранена от занятий без сохранения средств на платных факультативах. Это первое. И второе… если что-то подобное повторится, я вынуждена буду поднять вопрос о том, как вы справляетесь со своими опекунскими обязанностями. Родной отец Танни, эсстерд Барт, сейчас женат и счастлив в браке. Как мне кажется, двое взрослых людей — лучшая семья для такого ребенка, как Танни. Заметьте, я говорю «лучшая», потому что искренне забочусь о ее будущем.
— Ну разумеется.
Осталось только выяснить, как Танни относится к появлению в жизни отца другой женщины и будет ли их брак по-прежнему счастливым, если в него вписать Танни.
— Рада, что мы друг друга поняли, эсса Ладэ. Всего доброго.
— И вам доброго дня.
Тонкие губы на узеньком лице растянулись в подобие улыбки.
Я обогнула шкаф с архивными дисками, стол и направилась к двери — мимо диванчика, на котором мы с Танни сидели как подсудимые. Только сейчас заметила, что сестрица прилепила жевательную резинку в укромный уголок валика-подлокотника: там, где тот сворачивался ракушкой и нависал над боковиной. Наклонилась, сделала вид, что поправляю юбку, и отлепила жвачку, зажимая в свободной руке.
Сестра обнаружилась в приемной: сидела напротив секретаря, глубоко погрузив руки в карманы безразмерных джинсов.
— Где вещи? — спросила строго.
— В шкафчике, — буркнула Танни.
— Собирайся.
Она фыркнула, оттолкнулась ногами, от чего стул проехал назад. И, не вынимая рук, вышла. Я же распахнула шкаф: мое пальто вызывающе висело на вешалке между темно-коричневым утепленным плащом и бледно-голубой курткой. Интересно, что принадлежит эсстерде Броджек? Конечно, предположить можно, но мало ли.
— Красивая куртка! — воскликнула, обращаясь к секретарю.
Девушка приподняла голову и улыбнулась.
— Спасибо!
— Цвет потрясающий. Мне кажется, она вам очень идет.
Та просияла.
— Я ее купила на распродаже. Всего за…
— Мальтия! Я была бы вам благодарна за отчеты по старшим классам, пока у меня еще есть время их просмотреть. Вам платят деньги не за обсуждение распродаж. — Директриса выглянула лишь на минуту, окатив нас недовольным взглядом, одним на двоих. Искушение старательно размазать по плащу жвачку стало непреодолимым, поэтому я быстренько взяла свои вещи и сдвинула дверцы.
— Простите, что отвлекла, — прошептала негромко.
Секретарь только рукой махнула, утонув в мониторе.
Я же подхватила сумку и поспешила на выход.
ГЛАВА 8
Лэм рассматривала меня, как трехглавого дракона. Трехглавых драконов, конечно, не бывает, но это не мешало ей так смотреть. Подруга возила ключами от флайса по столешнице с характерным шуршащим звуком, с каким виар выбирается из яйца. Когда-то я смотрела передачу, как это происходит: сначала вот такое шуршание, а потом коготок цепляет скорлупу, и та трескается. Судя по тому, что Марр водил ушами, он с моей ассоциацией был полностью согласен.
— Так, значит, лапонька, ты для него поешь.
Перед ней остывал нетронутый кофе в белоснежной чашечке. Внутри черного ободка невесомой пенкой расплывался кремовый цветочек, себе я сделала снежинку: моя кофемашина и не на такие чудеса способна.
— Для его матери.
— Ну да, ну да. И как ее зовут?
— Аргастель Лиция Халлоран.
На самом деле это все, что я успела узнать о местре Халлоран. Ночью дочитывала третью книгу и ревела, когда думала, что главные герои расстанутся.
— Надо же. Подготовилась.
— Лэм!
Подруга прискакала ко мне через день после обстоятельного разговора с Дрэйком. Она уверяла, что сегодня по графику работает во вторую смену, но что-то мне подсказывало, что Лэмерти Долливан взяла выходной. В крайнем случае с кем-то поменялась. Любопытство всегда было ее слабой стороной.
— Когда Дрэйк завалился домой с такой новостью, я решила, что он прикалывается. Но потом подумала — какого? Да и не стала бы ты ему про Халлорана рассказывать. — Подруга постучала пальчиками по столешнице. — Поэтому решила лично все разузнать у тебя. Та сумма, которую он мне озвучил — я имею в виду за выступление, — в ней с количеством ноликов все правильно?
— Лэм! — Я рассмеялась.
— Что — Лэм? Я, может, уже просчитываю, получится ли у нас в Зингсприде отдохнуть, на побережье.
Зингснрид — один из немногих городов мира, где держат водное побережье открытым. Собственно, это самый популярный курорт Аронгары, куда ломятся все желающие поваляться на песочке и обзавестись благородным или не очень загаром. Там установлен специальный купол, не позволяющий активным солнечным лучам творить с кожей всякие пакости, а воды очищены от опасных обитателей, в том числе от морских драконов и хайян. Вот у них как раз бывает по три головы. А иногда даже по шесть.
— Ладно, ладно. Ну а теперь рассказывай.
Да, недолго я продержалась со своим секретом.
Но рассказать хотелось, если уж быть честной. С Танни таким не поделишься, пусть она и продолжала на меня дуться. Не знаю, за что больше — за нераскрытую тайну букетов или за то, что я все-таки посадила ее под домашний арест до конца недели. Просто мне не улыбалось однажды вернуться домой, открыть ноутбук и получить уведомление из социальной службы опеки, что я должна прийти тогда-то и туда-то для разбирательства. Серьезности положения Танни, видимо, не понимала. По крайней мере, стоило мне ей об этом напомнить, как она клялась, что все будет замечательно. Но время проходило, опасность забывалась, и мы возвращались к тому, от чего ушли. Посмотрим, как сработают суровые воспитательные меры. Если по-другому не получается.
— В общем, он… спас Марра.
— Да ты что?
Я рассказала подруге обо всем, ничего не утаивая и не скрывая. В том числе и об оранжерее, которую обнаружила дома после делового ужина с иртханом. Лэм слушала, не перебивая, а в конце залпом опрокинула в себя кофе и даже не поморщилась.
— Тебе бы настойку какую завести.
Подруга дотянулась до вазочки с фигурным печеньем и отправила одно в рот.
— Они у меня долго не живут. В смысле я про них забываю.