– В буклете было сказано, что нам нужен телесный контакт.
Омега сначала застыл и напрягся весь, а потом расслабился и обнял в ответ. У альфы от одного только этого круги перед глазами пошли, потом ему показалось, что Феликс захотел вырваться, и чуть ослабил хватку, но тот только подтянул руки к себе и поднял глаза с немой просьбой обнять его именно так. Как Аксель понял такую деталь от человека, которого знал меньше суток, он объяснить не мог, да и не хотел. А потом кто-то из прислуги помешал невинному объятию перерасти во что-то большее, и альфа с омегой разошлись-таки по своим комнатам.
Как только Феликс оказался в своей спальне, он тут же подскочил к ноутбуку и открыл программу для записи видео-дневника, но глядя сквозь изображение самого себя, так и застыл. Он просто не знал с чего начать – для омеги всё это было слишком, да и с экрана на него смотрел какой-то совсем другой Феликс – румяный, с шальной улыбкой на губах, от этого внезапно стало страшно.
Вот жил он тридцать лет один, и вдруг в одночасье не один. Нет, не тридцать лет, конечно, отец с отчимом воспитывали его лет до шестнадцати, а потом, как увидели, что Феликс достаточно самостоятельный, так и перебрались в место потише и поспокойней, подальше от омеги. Феликса одиночество никогда не напрягало, а вот внезапное присутствие почти полного незнакомца…
Мужчина в конце концов откинулся на подушки, запустил руку в волосы и попытался собрать разлетающиеся мысли в кучу. Семнадцать лет, подумать только! Впрочем, от омеги не скрылось разительное отличие Акселя от его сверстников из Центра. Себя в семнадцать Феликс помнил плохо, но в силу профессии часто контактировал с подростками позднего пубертата, и, казалось, что они с его альфой просто разные виды существ. Его альфой… От этого словосочетания начало сладко покалывать кончики пальцев, и Феликс тут же одернул себя за то, что прокручивал в голове два сегодняшних объятия, наслаждаясь свежими воспоминаниями. Сильное, молодое тело, пряное с ноткой свежести, с заделом на то, что лучшее ещё только впереди. А пока брысь, Феликс, нельзя. Хуже было от взглядов альфы, которые ловил на себе омега иногда. Например, когда они были в гардеробной, когда он обводил инфракрасным измерителем очертания сильных плеч, взгляд сам собой скользил по линии скулы, выше и падал в глубину карих и, до дрожи в коленях, многообещающих глаз. Эти глаза были и пропастью, и преградой.
Омега невольно хихикнул – кажется, он тоже понравился Акселю, раз тот завёл разговор о свадьбе сразу после того, как они уехали из Института. А какую он, интересно, фамилию возьмет? Своя фамилия омеге нравилась – Свон, а у Акселя оказалось простой – Бейкер. Хотя, после того, как Феликс покатал её на языке, тоже улеглась тёплым комочком где-то в районе солнечного сплетения. А ещё он подумал, что двойная будет вызывать прямую ассоциацию с жареным гусём, поэтому сразу же отмёл такой вариант. Омега со вздохом подумал, что о свадьбе всё-таки пока думать им рано, хотя бы когда Акселю исполнится восемнадцать, а до этого разрешил себе наслаждаться только крепкими объятиями и взглядами. На самом деле он боялся не только за альфу, но и за себя, ступать на неизвестную территорию человеческих отношений было ему впервой.
– Наверное, судьба сжалилась надо мной, – слова для дневника нашлись сами собой, – и послала мне в партнёры того, кто так же неопытен как и я, но такого решительного, коим я не стану никогда в жизни, поэтому мне остаётся только восхищаться им и благодарить за это чудо по имени Аксель.
========== Глава 4. Два кошмара. ==========
К своему стыду Робби не запомнил как зовут этого эксцентричного мужчину, который сейчас галантно открыл перед ним дверь какого-то… замка? А возможно этот эксцентричный мужчина так и не удосужился представиться. Обе папки, пока они летели на вертолёте, тот держал у себя, поэтому даже подглядеть было некуда. Робби перешагнул через порог, потом развернулся на пятках и тут же стукнулся носом в грудь высокого и пока ещё незнакомого беты. Мужчина хотел было приобнять Робби за плечи, но парень сжался, и ладони послушно опустились. Только после этого Робби решился поднять глаза и задать свой вопрос:
– А как вас зовут, сэр?
Мужчина хлопнул себя по лбу:
– А я что, так и не представился?
Робби только помотал головой.
– Генри, меня зовут Генри Картер.
– А я Робби.
– Ну да, я помню, – улыбнулся Генри.
– Пап, ты что, ему даже не представился? – выглянул из-за угла мальчик лет десяти. Робби даже вскрикнул от неожиданности.
Генри начал обильно жестикулировать из-за спины обернувшегося на звук молодого беты, дескать, нет, рано вышли, кыш отсюда, но Робби всё равно увидел мальчишку. А потом к своему ужасу увидел, как из-за мальчишки выглядывает ещё один ребёнок, а потом ещё один.
– Ты и про нас ему ничего не сказал, – понял по реакции Робби мальчик, развернулся и побежал наверх. За ним тут же протопали ещё двое.
– Дарен, подожди, Дарен, дай расскажу, как было! – крикнул вдогонку Генри, пустился было следом за детьми, но потом притормозил, обернулся на медленно оседающего на пол Робби и всё-таки взял за плечи, чтобы усадить на мягкую цветастую кушетку, – эй, чудо моё глазастое, обещаешь не сбегать в ближайшие пять, – бета на секунду задумался, – а лучше десять минут, м?
Робби проглотил слово “моё”, но руки всё равно взметнулись к векам – глазастое? Потом понял, что от него всё ещё ждут ответа:
– А у меня есть выбор?
– Нет, – широко и беззлобно улыбнулся Генри и умчался наверх.
Пока молоденький бета слушал детский визг, плач и неясное взрослое бормотание из глубины дома, он думал о том, что за один день с ним случилось два его страшных кошмара: он потерял Сэма, а потом его забрали в семью.
Всё началось в прошлый вторник. Сэм заболел, подцепил какую-то заразу в “золотом” цеху и свалился с температурой. Робби верил этому прохвосту, когда тот говорил, что ему становилось лучше, но после четырёх дней в постели, жар так и не спал – дело было плохо. Стало ясно, что без лекарств не обойтись, но когда Робби сунулся в заначку, то обнаружил её пустой, а потом вспомнил, что ещё в прошлом месяце потратил её на новые зимние ботинки, потому что старые совсем прохудились и не согревали в зиму. И ведь именно Сэм настоял на покупке!
Робби остался без денег с любимым бетой, у которого четвёртый день был жар.
“Чёрт бы побрал эту грёбаную жизнь на Периферии!” – думал Робби злобно, пока шёл в сторону центра сдачи анализа, а чёрт, судя по всему, его и услышал.
В любом случае, ради Сэма, бета был готов на многое, а уж рискнуть внезапным обретением пары, и подавно. Нет, тревожные мысли в его голове периодически проскакивали, но Робби знал много случаев, когда люди сдавали тест для ИБС, но потом всю жизнь их не призывали на встречу из-за отсутствия подходящей пары, или пара находилась, но человек из Центра назначал время только через несколько лет. Если бы у Робби с Сэмом оказался хотя бы второй случай, то это время они использовали бы для того, чтобы Робби избежал встречи, но у него внезапно этого времени не оказалось.
Бета и его возлюбленный познакомились давно, целых пять лет назад – когда им было пятнадцать и их призвали на работу в ювелирный завод. Оба они были миниатюрными с аккуратными тонкими пальчиками, поэтому начальник завода забрал их к себе, как только те получили свои разрешения на работу. Сначала ребята попытались просто дружить, но всем известно, что в пятнадцать даже от простых гляделок в животе начинают порхать бабочки. Не помогало ещё и то, что распределили их с Сэмом в одну на двоих комнату, а там гормоны, отсутствие надзора, в общем, уже через месяц их кровати были сдвинуты вплотную друг к другу по понятным причинам.
Сэм решился первым. Он вообще был в их паре решительным в отличие от Робби, который таковым становился только в минуты опасения за Сэма, поэтому если бы его бета не проявил инициативу, то ходили бы они и переглядывались ещё очень долго. Первый поцелуй у них случился в ванной, второй случился через минуту после первого там же. Оба в какой-то момент решили чуть-чуть притормозить с первой близостью, и тем не менее уже через месяц после знакомства кровати тёрлись боками, и беты тоже тёрлись, и не только боками.
А дальше завертелось-закружилось: редкие ссоры, жаркие примирения, мечты о лучшей жизни, признания шёпотом. Они словно были две половинки одного целого. Ни у одного, ни у другого никого больше не было, да и не нужен был никто, лишь бы тот второй рядом. Встречать рассветы и закаты, праздновать дни рождения с одним кексом на двоих, сплетничать и делиться секретами, расти. Вместе.
Вместе они избегали попадания в систему поиска пар. Как будто чувствовали, ей богу! Слухи про неё ходили разные, как хорошие, так и плохие, но даже самая сахарная выдуманная история про обретённую любовь не заставила бы Робби отказаться от любви настоящей, той, которая была здесь и сейчас.
Одного дня, после того, как он сдал анализ и перед тем как его призвали, бете хватило только на то, чтобы потратить вырученные деньги на лекарства для Сэма. Тот всё выпытывал откуда Робби достал деньги, но когда вечером пришло письмо о назначенной первой встрече, объяснять уже ничего не понадобилось. Они сначала ругались, потом плакали молча, в обнимку, а потом занимались сексом, как в последний раз. Хотя, почему “как”?
Во всей этой истории с подбором идеальных пар, у Робби неизменно вызывала вопросы одна нестыковка: вот они с Сэмом нашли друг друга на Периферии и влюбились, не помешало им знание того, что возможно они каким-то там пресловутым Институтом предназначены для других, а разве в Центре по-другому? Разве в Центре люди не влюбляются в своих одноклассников или друзей? Разве не заводят семьи и не живут полной жизнью? Да живут конечно! Любят, играют свадьбы, заводят детей, а потом, когда кто-то из супругов начинает медленно умирать из-за вируса, то идут в ИБС забирать “живое лекарство”, а потом возвратиться как ни в чём не бывало к супругу.
И из этого всего рождался второй кошмар Робби – он попадёт в пару. В пару таких же полюбивших друг друга людей за долго до его, Робби, нахождения. А он будет так, пятым колесом, или ещё хуже – разлучником. Иногда бета размышлял, что бы было, появись в их с Сэмом паре третий. Вот только в отличие от них, третий не был волшебным спасением от вируса, коим теперь являлся Робби для этого странного беты Генри Картера. И Робби к сожалению, а может, и к счастью, уже знал каким способом от этого вируса лечатся.
Блядским ногам было холодно в старых ботинках, поэтому он теперь без Сэма, но посреди незнакомой семьи. Ведь если есть дети, то и муж есть, как иначе-то?
Знакомство получилось каким-то смазанным. Робби всё ещё пытался сопоставить узнанные имена детям, когда его пригласили к столу. Вот только за ним сидели только Генри, дети и он. В конце концов, бета набрал в лёгкие побольше воздуха и задал третий за день вопрос:
– А где ваш супруг?
Генри поперхнулся кусочком жаркого, маленький омега – Лаки, по-моему? – захихикал, разбрызгивая перед собой сок, самый старший из ребят нахмурился. Робби не успел проанализировать реакцию, потому что, откашлявшись, Генри смущённо ответил:
– Надеюсь, сидит передо мной?
Парень самым глупым образом проследил взглядом указанное направление и упёрся сам в себя, раскрыл рот, чтобы что-то ответить, но самый маленький – альфа Рой – решил, что пока родитель отвлёкся, можно побросать кусочки запечённой моркови вон из своей тарелки.
– Выпорю, – пригрозил Генри строго и даже пальцем пригрозил.
– Не надо, – сказал Робби и начал собирать со стола разбросанную еду к себе в тарелку, – он же ещё маленький, лучше просто в угол поставить.
– Робби, – растерялся мужчина такому ответу, – это была шутка. Я не… Я не наказываю своих детей, – потом сглотнул нервно, но всё-таки спросил, – а тебя в детстве пороли?
– Только за дело, – пожал плечами бета.
За столом повисла ещё более гнетущая пауза, и Генри стало понятно, что со своим обретённым партнёром надо поговорить откровенно, но сделать этого при детях не было никакой возможности. Он буквально из-под носа увёл у Робби его эту тарелку с собранной морковью, жестом приказал прислуге собрать им новый ужин и предложил доесть его в гостиной. Парень устроился на краешке дивана, сел так, будто вот-вот встанет и уйдет, Генри же просто присел на один из подлокотников кресел.
– Не знаю очевидно ли это или нет, – начал мужчина, почесав затылок, – но тебя здесь никто не обидит. Да ты ешь, ешь. Глупо как-то получилось, наверное, надо было предупредить тебя о Дарене, Лаки и Рое, но, сам понимаешь, у нас с тобой такое, эм, нестандартное знакомство вышло…
– Простите за это, сэр… – пролепетал почти бесшумно Робби, но Генри всё равно услышал и поморщился.
– Перестань! Сэр я только для подчинённых, а для тебя – Генри, просто Генри, и на ты, окей?
Парень на это кивнул несмело, а потом решился взглянуть в глаза старшему бете и, будто пробуя на вкус новое обращение, снова уточнил:
– Генри, а у тебя правда нет супруга?
– Правда, – кивнул тот.
– А как же дети? – окончательно растерялся Робби.
Генри оставил свою тарелку, потом встал со своего места и уселся прямо на пол к ногам беты, чтобы тоже заглянуть в серые глаза. Робби от этого невольно дёрнулся, из-за чего только глубже сел на диван. Тарелка из рук парня так и норовила выпасть, поэтому Генри осторожно, не касаясь пальцами чужих, перехватил её из рук и поставил на кофейный столик к своей.
– А для тебя это проблема? – спросил он.
У Робби от звуков этого бархатного спокойного голоса побежали мурашки по спине, а взгляд тёмных, почти чёрных глаз, казалось, забирается под кожу, но это не было мерзко, ведь на него смотрели не с похотью, а с каким-то умилением что ли и надеждой.
– Нет-нет, что ты, дети – это… Я люблю детей, – спохватился Робби, потому что пауза между ними порядком затянулась, – я даже мечтал, что мы… То есть, что я когда-нибудь их заведу, – от мыслей о Сэме, о том что они вместе мечтали когда-нибудь позволить себе завести хотя бы одного ребёнка сердце опять пронзило болью, и пришлось закусить губу, чтобы не было видно, что она начала дрожать.
Но Генри всё равно увидел и протянул руку, надавил тёплыми пальцами на подбородок, заставив челюсть разжаться:
– Не надо, не сдерживай себя, думаю, тебе это сейчас нужно.
И Робби перестал сдерживать себя, такой истерики, как днём, у него уже не было, остались только тихие беззвучные рыдания с редкими каплями слёз, и комкающими чужую рубашку пальцами. Он сам не понял, как сполз с дивана тоже на пол прямо в руки к Генри. Почему-то хотелось верить этому пока незнакомому человеку, который укачивал его у себя на груди, гладил по спине и говорил:
– Ну-ну, вот так, всё будет хорошо, слышишь? Всё будет хорошо, я обещаю, всё закончилось, да…
То, что всё закончилось, Робби понимал прекрасно, а вот будет ли всё хорошо, он с такой уверенностью, как Генри, сказать не мог.
Только после того, как все дети были уложены спать, а Робби успокоился, Генри позволил себе запереться в кабинете и плеснуть немного виски.
“Да уж”, – думал он, но дальше этой мысли мозг думать отказывался.
Мальчик ему, конечно, попался не из простых… От каждого шороха шугается и болит внутри, а в руки всё равно не идёт. Впрочем одним не очень удачным днём, Генри было не запугать и не остановить, а для налаживания контакта у них с Робби ещё вся жизнь. Всю жизнь, правда, не хотелось контакт налаживать, хотелось как-нибудь побыстрей, но главное для Генри сегодня уже случилось – его мальчик сказал, что тоже мечтал о детях.
Генри ещё немного покатал на языке янтарную жидкость, потом сел за письменный стол, на всякий случай проверил, нет ли под ним какого-нибудь незваного гостя, но там было в этот вечер пусто, и будто с неохотой перевёл взгляд на две лежащие перед ним папки. Их с Робби папки.
Через несколько минут изучения результатов теста на совместимость, он и сам сделал вывод, что подходили они с Робби друг другу на все сто, а вот связь, согласно данным, и правда была не завершена – шестьдесят шесть и шесть в периоде процентов.