В душе поднялась настоящая буря, я чуть не зарычала, и теперь уже Валгус шепнул:
— Дичок, не надо!
Меня пробила сильная дрожь, как от мороза, я еще теснее прижалась к парню и почти простонала:
— Валгус, я так тебя люблю.
Мой сосед справа вздрогнул от этих слов.
Джип мчался по ровной дороге, запутанной летной пробирающейся сквозь пригородные леса, мимо новых торговых центров, мимо нормальной человеческой жизни. Совсем как тогда… прошлым летом. Моя судьба снова сделала очередной крутой поворот, имя которому "неизвестность", правда на этот раз я свернула в него не одна. Да и в прошлый раз тоже… Только теперь конечным пунктом стала не затерянная в лесах деревня, а длинное, сверкающее темным стеклом, здание аэропорта Домодедова — скорость автомобиля снежных не устроила. Нет, я не сомневалась, что охотники постараются как можно быстрее убраться подальше от нейтральной полосы, но не знала, что для этого будут затрачены такие средства. Подобная… спешка вызвала у меня больше недоумение, чем тревогу, а вот Валгус, при виде взлетающих самолетов, нахмурился — лицо стало задумчивым. Я физически ощутила, как в его голове крутится карусель новых предположений и догадок. Похоже, доставка провинившихся воздухом не вписывалась в привычный сценарий охоты. И я не знала, огорчаться этому или радоваться, поэтому попробовала найти подсказку на лице друга, но юноша лишь улыбнулся, успокаивая. Я ответила ему такой же улыбкой. Ведь и, правда, неважно, почему Они так поступили… раз мы изменить ничего не могли.
Пока шофер искал место для парковки, сидящий впереди охотник повернулся, смерил нас внимательным взглядом, остановил его на Валгусе и сказал:
— Надеюсь, дальше обойдемся без сюрпризов?
Юноша ответил короткой фразой на своем языке.
Вожак прищурился, непонятно почему покосился на меня, кивнул, а после неохотно приказал: — Снимите с него браслеты. — И снова смерил Валгуса пристальным взглядом. — Веди себя осторожнее, мальчик.
Мужчина говорил по-русски хорошо, но все-таки с едва уловимым акцентом, придававшим знакомым словам непривычную твердость.
Валгус в ответ на скрытую угрозу ловца лишь усмехнулся — пока мы на виду у людей, никто не причинит нам вреда. Да и позже тоже… Раз существуют те, для кого чужие мысли и воспоминания не тайна.
— Я выполню свое обещание, — спокойно сказал мой друг и прищурился, — А ты?
Мужчина неохотно кивнул.
Валгус развернулся, подставляя скованные за спиной руки, сидящему рядом ловцу, дождался, пока их освободят, и с облегчением растер кисти.
— Все, приехали, — распахнул дверь снежный.
Автомобиль остановился рядом с левым крылом аэропорта. Нас провели прямиком в VIP-зону. Там, кивнули в сторону мягкого дивана — мол, садитесь. Со стороны наши конвоиры, наверное, смотрелись как телохранители — молчаливые, серьезные, ловкие. Вчетвером, они заполняли пространство вокруг нас, лишая свободы движения, и, в то же время, делали это так, словно не они нас вели, а мы сами шли в нужном направлении.
Еще в подъезде у меня отобрали рюкзачок с документами, но вопреки ожиданиям, открывать его не стали, а отдали девушке-менеджеру совсем другую стопку. Там были не только документы, но еще какие-то исписанные листы. Девушка, отстучав каблучками по гладкой зеркальной плитке, удалилась оформлять наш вылет. Богатым клиентам вовсе не требовалось стоять, дожидаясь своей очереди. Им все приносили на "блюдечке".
Я сидела, прислушиваясь, ожидая, когда объявят посадку и пытаясь угадать, который, из светящихся на темном экране рейс, наш, чтобы хотя бы так узнать, куда меня и Валгуса готовится забросить судьба, но этого не случилась. Вернулась та же улыбчивая красотка и повела к выходу на взлетное поле. Там нас ждал микроавтобус.
А вот самолет оказался меньше, чем я ожидала. Остроносый, напомнивший силуэтом небольшую акулу, украшенный тремя полосками и буквой W у двери. У Валгуса, при его виде удивленно поползли брови вверх. У меня тоже… когда поняла, что кроме ловцов и их добычи пассажиров больше нет.
Менеджер аэропорта "сдала" выгодных клиентов красавцу стюарту и попрощалась, пожелав приятного полета.
Приятного. Нам.
Я чуть не расхохоталась ей в лицо от такого пожелания, но вовремя себя одернула. Этот смех мог стать началом настоящей истерики, а я пока себе позволить ее не могла.
Стоило подняться по траппу, как за нами захлопнулась дверь. Салон оказался отделан по высшему классу — кремовая кожа на креслах, удобные столы, прикрытые белоснежными скатертями, телевизор, пушистые шерстяные пледы на подлокотниках. Меня было оттеснили в сторону от Валгуса, но парень оглянулся на главного ловчего:
— Мы, кажется, договорились?
Тот неохотно кивнул:
— Пусть садятся, где хотят.
Валгус дожидаться повторного разрешения не стал и потянул меня за руку вглубь самолета, к единственному диванчику. Конечно же, мы были как на ладони — у противоположной стены стояли два кресла, которые тут же заняли конвоиры — но разве это важно? Я тут же сбросила кроссовки и с удобством устроилась в объятьях парня. И мне первый раз в жизни было плевать, что обо мне подумают другие, как наши объятия смотрятся со стороны. Я решила — пока есть возможность жить и чувствовать, надо ею пользоваться. Валгус думал так же. Мы и пользовалась… как могли.
Самолет простоял на взлетной полосе еще с час. На город потихоньку опускались сумерки, сделав солнечный свет оранжевым. Он падал на волосы Валгуса через овальное стекло иллюминатора, играл на кончиках его длинных ресниц рыжими искрами. Я смотрела на любимое лицо, стараясь впечатать в память каждую черту, задумчивое выражение умных глаз, грустную складку красивого рта.
Валгус перехватил мой жадный взгляд, нежно погладил по щеке и поцеловал в висок, прошептав:
— Девочка моя…
Лица ловчих буквально перекосило от этого поцелуя. Они, не сговариваясь, одновременно отвернулись к окнам. Мой друг улыбнулся и потянулся к моим губам за поцелуем другого рода. Настроение юноши определенно стало лучше с той самой минуты, как он увидел этот дорогой самолет. Вот только почему… я пока понять не могла.
***
Так только в страшном сне бывает — вдруг неожиданно оказываешься там, откуда нет выхода. А вход — есть. Был. Раз ты стоишь в этом месте.
Я крепко сжала челюсти и на секунду закрыла глаза, пытаясь справиться с оцепенением. И с безразличием. А заодно вспомнить весь путь до тюрьмы, чтобы отделаться от навязчивой идеи о сне и вернуться в реальность.
Мы приземлились уже в глубоких сумерках, когда солнце полностью скрылось за горизонтом. Так же как и в Москве, нас встретила у трапа машина. Вдалеке, за широким взлетным полем светилось огнями странное здание. Трудно было вот так сразу описать его сложную форму. К тому же я снова разволновалась, поняв, что наша дорога подходит к концу. И прежде, чем удалось разглядеть название города, в котором мы приземлились, Валгус шепнул:
— Мюнхен!
От неожиданности я даже споткнулась, потом недоверчиво посмотрела на парня, хотя и так чувствовала — Валгус был совершенно уверен, в том, о чем говорил, он узнал это место. Но мне плохо верилось, что вот так запросто можно было оказаться не просто в чужом городе, а вообще в чужой стране! Там… в Москве, когда я проходила через контроль… на меня едва взглянули! Тут проверяющие оказались более внимательными, но документы видно делали на совесть, раз не возникло вопросов.
А потом была автострада, поток машин, огни ночного города, и парковка у небоскреба. Он отражал в своем темном, почти черном стекле перевернутое небо, плывущие облака и сияющий неон рекламы с соседних зданий. Едва взглянув на него, поняла — это и есть наша тюрьма и наше судилище. Меня подтолкнули в спину, и я послушно пошла впереди тюремщиков, втягивая незнакомые запахи. И там, у лифта, случилось то, о чем отказывалась думать все это время — нас с Валгусом разлучили, и я осталась с охотниками. А потом и вовсе — в полном одиночестве, ослепшая от обилия белого, запертая в этой ужасной комнате.
Я снова открыла глаза, и таившаяся в тени сознания надежда, что это действительно сон, тут же умерла. И хорошо! Нельзя сейчас строить иллюзии, иначе можно в один момент сойти с ума.
Глубоко вздохнув, несколько раз сжала и разжала пальцы рук. Это простое движение помогло — ко мне вернулось зрение, и я смогла осмотреть свою тюрьму.
Белая комната, похожая на узкий пенал, без окон, без единого пятнышка за который может зацепиться взгляд. Идеально ровная штукатурка на крашеных стенах. Слепящий свет от ламп под потолком. Железная кровать, прикрученная к полу. И все.
И в душе было как в этой комнате — пусто и страшно.
Я стояла до тех пор, пока не почувствовала — если не лягу, то упаду.
Больничная белизна кровати отталкивала, я предпочла бы перекинуться в волка и скрутиться в уголке на полу. Предпочла бы… да. Но не стала — я не зверь! И хочу, чтобы Они об этом помнили. Я знала — за мной следят. Чувствовала каждой клеточкой. Поэтому решила держать себя в руках и во всем оставаться человеком.
Первый шаг оказался самым трудным — ноги словно одеревенели — но он раскрутил застывший механизм, завел большую куклу. Я дошла до кровати, содрала с ног кроссовки и улеглась, забившись под одеяло. Но даже с закрытыми глазами было слишком светло. Я чувствовала себя… выставленной на всеобщее обозрение. И беззащитной.
От чувства уязвимости сердце забилось в неровном, рваном ритме, и волоски на руках стали жестче, грозя обернуться в волчью шерсть. Моя волчья суть рвалась наружу.
Я глубоко вздохнула и принялась считать до десяти, всматриваясь в себя в поиске знакомой точки. Огонек Валгуса увидела сразу, почувствовала, как он тянется ко мне. На миг даже показалось, что чувствую дыхание любимого у своего виска, его тепло, любовь и поддержку. Валгус был очень близко. Рядом. Возможно — за стеной.
Желая удостовериться в этом, я прижала к ней ладонь.
Да… Валгус был рядом — я почувствовала, как кольнуло иголочками кожу. Мой друг, мой любимый, мой… муж терпеливо ждал, пока я приду в себя.
Сознания коснулось ласковое тепло, и я скорее почувствовала, чем услышала встревоженное: "Ты как?"
Мысленно улыбнулась в ответ, подумав: "Нормально, держусь".
Такой способ общения пока оставался непривычным — не было уверенности, что меня правильно поняли, не хватало выразительных, "говорящих" глаз юноши. И все-таки Валгус был прав — мы действительно неразлучны. Я — часть его, он — часть меня. И это никто не изменит. Разве что… смерть?
В ответ на эту мысль сердце кольнула тревога Валгуса, и я виновато поежилась — надо быть последней эгоисткой, чтобы позволить себе думать о таких вещах. Потом глубоко вдохнула, приводя в порядок чувства, и медленно, спокойно задышала, подлаживаясь к неслышному для других ритму, стараясь в мыслях стать с Валгусом одним целым. Юноша сразу ощутил эту перемену, обрадовался и даже улыбнулся — я закрыла глаза, представив, как он это делает.
Ничего, мы справимся! Мы не сделали ничего плохого. Они не могут нас осудить. За любовь не судят!
И снова щеку словно погладили невидимая рука. Я услышала — "Спи, Дичок. Отдыхай" и под конец — "У нас все получится".
Послушно закрыла глаза, прижалась лбом к стене — чтобы лучше чувствовать близость Валгуса — и попробовала забыться. А чтобы не мешал яркий свет, натянула капюшон толстовки на самые глаза.
Кроме слепящих ламп, очень мешало пристальное внимание. Слежка. Я чувствовала ее. Эту злобу, смешанную с враждебным любопытством и недоумением. Вот только сложно было понять… это мои чувства или Валгуса?
Раньше за мной подобных способностей не водилось. Одно дело определять настроение по запаху. Это умеет любой опытный волк… а вот улавливать эмоции тех, кто прячется за стеной… это дано не каждому. Моим родичам вовсе не дано. И мне тоже… до ритуала.
Теплота и невидимая ласка любимого успокаивали, я почувствовала, как тяжелеют веки, и завозилась, устраиваясь удобнее, чтобы спокойно выспаться перед решающим днем. Но стоило только провалиться в уютную темноту, как Валгус исчез, а я оказалась в знакомой пустоте. И на этот раз меня там поджидали. Я не успела убраться с пути светящегося круга. Попробовала, но услышала властное: "Саша, не смей! Сейчас не время для детских игр! Я должен знать, что с тобой происходит!"
Этот окрик, заставил меня болезненно сжаться. Так мог приказывать только вожак.
Я могла его ослушаться, я делала это не раз, но не успела, растерялась на мгновение и слилась с зеленым огнем. В ту же секунду перед глазами завертелась круговерть последних событий…. Последних месяцев моей жизни…. И я смотрела их не одна — мое сознание крепко держал черный волк. Мой наставник, товарищ, брат и опекун. И не он один. В круге было еще одиннадцать братьев. Я на мгновение ощутила, что они чувствуют — смесь ярости, злости, недоверия, отвращения и готовности убить. Меня. В первую очередь — меня. Ту, которая заварила всю эту кашу. И только Ярослав… черный волк, он лишь торопливо пролистывал день за днем, пытаясь докопаться до истоков, узнать все. Он рылся в моей памяти, как вор в чужом шкафу! Это было больно… В висок словно иголку загнали.
Я дернулась, ощетинилась, пытаясь вывернуться и удрать, но лишь заработала тычок, больше похожий на пощечину.
"Не смей мне мешать, глупая девчонка!" — взъярился Ярослав, и я притихла, потому что следующая мысль была такова: "Не мешай мне тебя спасать!"
Меня… Спасать..
Черный волк не собирался стоять в стороне.
И тогда я открылась, позволила не только увидеть, но и дать испытать, все, что чувствовала — терять было нечего. Мне хотелось, чтобы наставник понял всю глубину моих чувств, а затем… А затем решил, как поступить. Стоит ли меня вообще спасать.
В тот момент я поняла, что при желании Ярослав мог меня убить. Вот так. Не прикасаясь. Мне показали, как это бывает.
Чужая память… она как шкатулка с секретами, открывает их лишь если хозяин сам узнает их тайны. И лишь иногда — случайно.
В моей памяти затерялась и такая смерть. Но она меня не испугала. Я привыкла к мысли о Гостье.
Наконец, кино в голове закончилось, и Ярослав снова стал сам по себе. Мой наставник молчал, я — тоже, в ожидании приговора.
А зеленые огни все кружили вокруг меня. Их стало еще больше, словно в круг ворвалась вся стая. Мне удавалось уловить отголоски отдельных эмоций, а иногда даже узнать, чьи они. Эмоции были у всех одинаковы: ярость и злость, лишь ярость и злость, и только один раз — растерянность и жалость. Борис… мой недолгий приятель по школе. Он за меня переживал. Но чаще звучало: "Предатель, как ты могла?!"
И я неожиданно разозлилась — вас не спросила! Ощетинилась — не им судить, права я или не права! Да кто они такие?! Что знают о жизни, сидя в своих лесах?! Что знают о Валгусе?!!
"Не рычите!" — привел в чувство стаю Ярослав, — "Мешаете думать!" — и обратился ко мне, — "Медальон при тебе?"
Я чуть не взвыла — да при чем тут бабкин подарок?! — и услышала строгое, — "Надень, как только проснешься."
От неожиданности я призналась "Он на мне", и получила грустное: "Ну и дел ты натворила, Александра. Уж лучше я тогда тебя убил".
Скулить, выпрашивая пощаду, не стала. Просто спокойно замерла, ожидая решения. И мне не было страшно. Может… я не до конца верила в собственную смерть? Такое просто не может случиться — я молода, здорова, полна сил и желаний. И стая ведь не враги? Разве могут свои… родные… вот так просто убить? Мои родичи не монстры! Так я тогда считала.
"Что же нам с тобою делать?" На этот вопрос ответ я не знала.
"Лучше бы тебя убил" — это очень жестоко. Как любая правда. Так действительно было бы лучше для всех. Для моей стаи и самое главное — для Валгуса.
Почувствовав, что снова скатываюсь к границе отчаяния, я приказала себя не скулить. Я должна выбраться из этой переделки, ради Валгуса, ради себя, ради тех, кому еще предстоит родиться, может быть еще через пару тысяч лет. Тех двоих, кто тоже найдет в себе смелость наплевать на законы своих стай и позволить себе быть любимыми.