Грета завизжала, вытаращилась вынула снова язык, стала дергать им скручивая его в трубочку и кривляясь. Палец она засунула себе в задний проход и, приплясывая, подобно бесу зашлепала по полу босиком.
—Огнь рожденный в огненных ямах Гунавика, призываю тебя и приказываю войти в круг!!! — Ведьма велела жестом бабаю подать ей черную свечу. Он поставил ее на край круга. Пламя с нее сорвалось и огненным вихрем закружилось вокруг земляного столба.
В этом заклинании важно было не призывать элементы огня и воды друг за другом, чтобы они друг друга не погасили. Нельзя было вызвать водяной столб после огненного, а с остальными стихиями можно было экспериментировать, призвав к примеру, сначала землю, потом огонь, потом воздух, а потом воду. Девочки смотрели и все запоминали.
Грета вытянула руку объятую сыпучим искристым волшебством из круга и прикоснулась к стоящему рядом колесу. Она произнесла вторую фразу из заклинания: Сonversionis, transmutatio, voluntas — и все четыре вихря слились в один, закружили ведьму и словно взорвались раскатом грома. У девочек даже позаложило уши. Они отпрянули назад на несколько шагов, и всей гурьбой уставились на место, где стояла мать.
Теперь в кругу они увидели точно такое же колесо, которого коснулась Грета. Это была ведьма. Колесо некоторое время повращалось, повращалось — да и остановилось. Девочки вытащили из заготовленного ведра материнский фартук, стараясь не проливать много воды на пол, и повязали его на деревянные спицы в палец толщиной. Затем они взяли масло и сунули его плотно в цилиндр. С глухим звуком дерева, вминая доски пола, Грета прокаталась по дому и выкатилась за его порог.
Теперь очередь была за девочками.
2
По пустынной сельской дороге в ночи беззвездного неба среди бескрайнего поля катились четыре деревянных колеса. И до деревни оставалось совсем немного, когда вдруг на пути повстречался в стельку пьяный дровосек.
— Вперед дочери мои! — провизжала Грета отвратным голосом. — Напугаем этого прохвоста до смерти!
Увидев колеса мчавшиеся подобно повозке только без нее самой, дровосек стал пошлепывать себя по щекам. Он забормотал губами, помотал головой, прищурился. Протер глаза и понял, что ему это не мерещится. Колеса стремительно приближались к нему. С перепугу мужик перекрестился и со всех ног побежал к деревне, истаптывая вусмерть последние сапоги. Колеса гнались за ним, выкрикивая скверные ругательства и угрозы до самых деревенских ворот! Несчастный споткнулся и свалился лицом в снег. Он обернулся, выдохнул, взвизгнул и стал кричать как недорезанная баба во время родов.
— Разъ*бу!!! Разъ*бу тебя нахер!!! — верещала Грета.
— Чур меня нечистая сила!!! Чур!!! — вопил он на всю округу знатно. А колеса кружили вокруг него, время от времени, ударяясь о голову, прокатываясь по рукам и ногам, доставляя страдания. На снегу стали появляться первые пятна крови.
— Убьем его дочери!!! — скандалил нелюдимый голос Греты.
Больших трудов стоило мужику убежать в деревню. Только в деревне ему никто не поверил, махая на его пьяные зенки да пропитую рожу.
* * *
Грета с дочерьми затаилась у деревенских ворот, ожидая, когда народ разойдется по домам после торжественной части, ведь возле каждого двора горел высокий костер, через который прыгали хозяйва-крестьяне. Вся деревня гуляла.
А в центре села на площади полыхал самый крупный — огромной высоты огненный столб. Чтобы его разжечь лесорубы всю неделю таскали хворост из леса. Благо теперь в нем не было Лиходея, и можно было спокойно промышлять там рубкой.
Вокруг большого костра в три ряда водили хоровод деревенские. Музыканты играли на струнных. Пели народные песни вроде таких слов:
"Хозяйва´, хозяйва´ выходите со двора! Будем лихо мы гулять — зимний холод прогонять! И не страшен нам мороз! Наш огонь до неба рос! Будем песни мы плясать и винишком запивать! Не страшна нам зима! Будут пляски до утра!"
Люди зажигали от главного костра факелы и бегали с криками и улюлюканьями по всей деревне, предлагая огонь всем желающим.
С недавних пор жечь костры на территории дворов было запрещено, из-за угрозы пожара, так как несколько лет назад едва не сгорела деревня, а вот за пределами домов можно было повеселиться всласть.
Люди запрягали коней в сани и катали всех желающих. Шум стоял неимоверный. Особо храбрые мужи и вовсе бросали вызов морозу и бегали с голыми торсами, соблазняя молодых красавиц. Всюду лилось вино.
Ждать пришлось несколько часов. Впрочем, в образе колеса это было нетрудно — достаточно было просто прислониться к забору и не шевелиться. Никому бы и в голову не пришло, что предметы быта могут являться ведьмами.
Вскоре огненный столб полностью прогорел и гуляния стали стихать. В центр площади вышел староста. Своим разукрашенным и увешанным вениками посохом он торжественно провозгласил изгнание морозных псов, которые кусали людей во время зимы, и объявил об окончании праздника.
За это время Грета заприметила нужный двор. Поэтому когда старуха с дочерьми леса решила проникнуть в деревню, снаружи та была уже пустая. Все люди собрались за столами, чтобы отпраздновать наступление дня огнестояния, разве что, несколько одиноких пьяньчуг следили за кострами, чтобы их пламя горело до самой зарницы. Так люди держали атмосферу праздника, отгоняя морозы да нечистую силу, которая по стародавним поверьям боялась света костров. Наивные глупцы! Их ритуалы могли отпугнуть разве что восставших покойников. Да и те в последнее время совсем осмелели.
* * *
Вокруг деревни рос густой лес, и только дорога на запад соединяла ее артерией с городом, по которой все время скакали конные всадники и патрулировала стража. Ну и на востоке, конечно, был выход к солдатской заставе. Только за ней уже лежала земля далийская где возвышался военный форт. И приближаться к нему было смерти подобно.
Грета с дочерьми прикатилась окольной тропой в крестьянский хлев со скотиной. Словно резной теремок возвышался он среди большого подворья. В одной части амбара стояли коровы: одна черная с рогом отпиленным, а другая с белыми пятнами. Левее них в загоне мирно дремали свиньи. Возле буренок стояло длинное корыто с водой — поило.
Колеса метнулись к нему — завертелись — подпрыгнули — по очереди плюхнулись в воду и лихо ополоснувшись, обратились в ведьм. В хлеву было темно, пахло отрубями и сеном. Прямо у ног буренок выросли четыре обнаженные фигуры. Девочки очень волновались. Они никогда не бывали за пределами леса, так еще и среди такого количества людей! Но Грета считала, что к колдовству нужно было приучать с малолетства. Такие ведьмы получались самыми сильными. А коли, какая по глупости погибала, так значит и ведьма из нее толковая бы не вышла.
Животные забеспокоились, и стали нервно постукивать копытами. Одна из коров фыркнула носом. В воздухе запахло испражнениями.
— Тише, тише Петрушка! — Грета погладила корову по ребрам. Она взяла заготовленный фартук и застирала его в поиле. — Теперь животинка, как воду выпьет, так молоко у нас в доме прямо из фартука течь начнет. Следом надо и хрюшек натереть маслом, чтоб жир ихний нам в миску сваливался. Будет и сало в доме... и молоко. Куда ж без него? — Грета поперхнулась и еле слышно попыталась откашляться.
Пока сестры и Грета натирали хрюшек, Веда тихонечко подошла к воротам хлева. Своими пальчиками она зарылась в стог сена. Отсюда хорошо виднелся просторный бревенчатый крестьянский дом, где внутри было светло — горели лампады, подсвечники. За столом сидели люди и весело праздновали день огнестояния. Бегала ребятня. Царила праздничная атмосфера. Стояла наряженная ель, опутанная белыми резными гирляндами из холщевых лент. Какой-то крестьянин в белой узорчатой рубахе играл на непонятном для Веточки струнном инструменте, в народе именуемом "балалайкой".
Девочка оступилась и слишком сильно выглянула из амбара. Ее учуяла собака! Здоровенная псина на благость оказалась пристегнутой цепью к будке, но она так рвалась к амбару и лаяла, что цепка угрожала лопнуть.
В доме засуетился народ: — Кто там идет к нам? — кричали они.
— Зельда пойди проверь!
— Назад чертовка! — бросила из амбара Грета. Веда попятилась назад к коровам.
— Кто там в амбаре шастает, а?! — громко прикрикнула барышня-крестьянка. Она вошла в хлев с лампадой и увидала голую дряблую ведьму с ее обнаженными дочерьми. Грета прищурилась от света и зашипела. — Батюшки!!! — заверещала крестьянка, увидев ее светящиеся глаза. — Упыриха с выводком!!! — С криками она выбежала из амбара. При этом лампада выпала у нее из рук и разбилась, загорелась солома. Веточка от волнения оступилась да и упала в корытце с водой. Полетели брызги.
Коровы испуганно замычали, попятились в угол.
Не прошло и минуты как на крики в амбар прибежали мужики с тесаками и вилами. Они успели погасить пламя, пока оно не дошло до основного запаса тюков — стали топтать его сапогами, снопы искр вырывались у них из-под ног, но к счастью пожара удалось избежать. Крестьяне изловили девчонку и даже не заметили, что рядом с загоном свиней стоят у стеночки три кругленьких колеса от телеги.
Веду закутали в чей-то бушлат и притащили в дом, чтобы осмотреть. Больше всего она боялась, что люди увидят ее маленький поросячий хвостик. Ведь в отличие от рожек, которые надежно прятались под темными волосами, его было прекрасно видно.
— Ты что это? Ты кто такая деточка? Ты же вся мокрая. Околеешь ведь! — удивлялись они. — Чья она? Может Марьянкина племяха?
— Да неееет, светлая та, а эта темная как ворона.
— Говорю вам, там упыриха с выводком была и эта с ними заодно! — причитала барышня. — Скотину нашу извести хотели!
— Да какая тебе упыриха? Ты что самогонки пережрала дура! Не видишь девочка это. Видать потерялась. Ты чья будешь то? Неси платье Люськино, одевать ее будем!
Веда хранила молчание, озиралась по сторонам словно испуганный звереныш. Она знала одно: как только ее волосы высохнут она тут же обратиться в колесо и тогда одному черту известно, что они с ней сотворят. Бросят в печь, изрубят топорами и поминай... как звали. Но вскоре из соседней комнаты вышла барышня-крестьянка и отвела ее в чулан, где велела надеть нарядное платьице. Это-то ее и спасло от разоблачения. Поросячий хвостик теперь надежно прятался под подолом.
— Давай с нами гулять дитятко, а утром выясним, чья ты такая мокрая? — добродушно так — по-простетски предложили мужики.
И народ снова пустился в пляс.
В доме царил настоящий праздник. Веточка смотрела на них с блеском в глазах. Ей было очень завидно глядеть на крестьянских детей. Она жалела, что рядом с ней нет Проклятия. Уж Рыжик бы точно не отказалась сплясать. Сестра всю жизнь мечтала о нормальной семье и сейчас на ее месте должна была быть она.
Веда сидела осторожно, ела мало, больше старалась пить. Незаметно для окружающих она поливала свои ножки чаем, но те слишком быстро высыхали. А когда хозяйские дети потащили ее водить хоровод, то подумали, что она обмочилась. Они стали смеяться и улюлюкать. Тогда Веда почувствовала, что Марька рвется наружу, но сейчас она не могла рисковать разоблачением — вымещать на них свою злость, хотя могла одним злобным голосом повергнуть всех детей в ужас. Пришлось подавить духа.
Детей в доме было много. Они бегали друг за другом, играя в салки, а вскоре и вовсе перестали обращать внимание на мокрое платье девочки. Все были радостными и веселыми. Кругом они водили хоровод вокруг елки и пели песни.
Кстати говоря день огнестояния был последним днем в году. Посему люди помимо праздника изгнания холодов праздновали начало нового года.
На этот случай у них была заготовлена песенка:
"Новый год к нам спешит новый год! Запряжем лошадей и вперед! Новый год к нам идет... новый год! Счастье нам принесет новый год! Но-о-овый год к нам идет! Но-о-овый год. К нам стучится в окно новый год... новый год... новый го-о-о-од! Новый го-од!!!
Веточка очень стеснялась, но через некоторое время освоилась. Ей было здорово держаться за теплые руки хозяйских детей и вместе с ними петь песни.
"Да, да... веселись Наша маленькая девочка. Даем голову на отсечение ты не могла о таком мечтать. Побывать на празднике в нормальной семье. Честно говоря, это Мы разбудили собаку. Не могли же мы лишить тебя такого удовольствия. И в корытце тебя толкнули Мы. Можешь не благодарить Нас, но Мы заботились о тебе" — прозвучал голос Апокрифезиса, напомнив девочке о том, кто она такая".
Веда ничего не ответила... разве что только улыбнулась.
Но веселье продолжалось недолго.
— Наших побили!!! Наших побили!!! — послышались крики с улицы, а следом стал бить тревожный колокол.
Люди стали хватать вилы и выбегать из своих домов. Начался переполох. Оказывается в эту ночь, далийские воины решили воспользоваться праздником и напали на заставу. Сами они жили другим календарем, и новый год, а тем более праздник огнестояния никогда не праздновали, в отличие от белогорских вояк, которые уже успели набраться в стельку. Весь гарнизон вырезали по-тихому и сейчас пара десятков воинов вломились в деревню, чтобы устроить резню. Люди в страхе стали собираться в западной части деревни, чтобы в случае чего кинуться врассыпную в лес.
Они застыли в пугающем ожидании.
Далийские воины в оранжевых туниках поверх доспехов с саблями и щитами вошли в деревню и ровным круглым строем, гремя сапогами, уверенно пошли в нападение. Нет, они не бежали, как это обычно бывает — они спокойно шли, будучи уверенными в своей победе. Каждый из солдат в руках нес отрезанную голову с заставы. Их хмурые лица обрамляли густые черные бороды. Впереди них шел капитан.
Сзади, их догонял небольшой отряд лучников.
— Что же теперь будет?— роптали крестьяне. — Нужно бежать!
— Куда бежать на ночь глядя? Чтоб звери детей позадрали? Никто нам сегодня не поможет. Будем договариваться, — высказался седобородый муж с растрепанными седыми волосами. Он не был еще сильно стар, но и далеко не молод.
Далийские завоеватели собирались разграбить дома, увести скотину, забрать провизию и оккупировать деревню. Всех непокорных они планировали убить, остальных же заставить работать на себя. Строй стремительно и самоуверенно приближался к толпе, будучи уверенным в своей победе.
Все ближе... и ближе... и ближе...
Но тут откуда не возьмись на огромной скорости выкатилось колесо от телеги обмотанное белой тряпкой по диаметру спиц. Оно стремительно мчалось на вражеских воинов, оставляя на снегу талые полосы.
— Что за чудэса? Кольдовство! — заволновались солдаты.
— Едыному Господу слава! Едыному Господу слава! — стали выкрикивать солдаты.
Но колесо и не думало уходить, стало кружить вокруг войска, выписывая ровные круги. Изумленные воины, да чего уж там, и сами крестьяне, смотрели, разинув рты. На зрелище из дома вышла поглазеть и Веточка с хозяйскими ребятишками. За руку ее держал крестьянский мальчик с пшеничными волосами и голубыми глазами. Он был одет в белую рубаху и волчью шубу. Веда стояла в голубеньком платьице, валеночках и соболиной накидке — все, что удалось найти в хозяйском доме, чтобы не околеть. Она все время подбирала снег с земли и натирала им ручки, так, чтобы они были мокрыми.
Колесо катало круги все быстрей и быстрей, постепенно увеличивая дистанцию. Вокруг вражеского отряда стали подниматься клубы зеленоватого дыма. А вскоре — куда бы ни катилось колесо, появлялся огонь. Лучники даже попытался выстрелить по колесу из луков, но, ни одна стрела не угодила в цель. Вскоре вокруг солдат уже было несколько огненных кругов. Пламя было невысоким с один локоток в высоту.
Но кто знал, что это за пламя?
— Стоят бойцы нэ дрогнэм!!! — кричал капитан. — Это всэго лишь навождэние!
Глаза далийцев бегали вслед за колесом. Бойцы прижимались друг к другу спинами, не зная чего ожидать. Слухи о чертовщине происходящей в графстве, уже давно докатились и до них. Сейчас они думали, что во всем виноваты селяне.