— Счастье мое… — не выдержав, всхлипнула девушка, ну вот почему такая несправедливость?
Пока вокруг нее были толпы вполне достойных, но ничуть не волновавших ее душу мужчин, можно было спокойно брать браслет и выходить замуж, старшая мать намекала. А теперь, когда ей все труднее даже несколько дней прожить вот без этого ястреба, из-под каждого кустика щедро, как мухоморы после летней грозы, растут неприятности и запреты.
— Весенка моя… только не плачь… я все пойму, ты объясни… не молчи. Я ведь чуть с ума не сошел… как узнал, что тебя чародеи увезли. Что-нибудь точно бы сломал… так эти хитрецы специально Анса со мной отправили… поит потихоньку какими-то гадостями.
— Ну-ка, — мгновенно насторожилась куница, положила ладошку ему на щеку, ища отзвуки своей силы, какой лечила Береста, прибавила каплю, приказав собрать в теле остатки всех алхимический снадобий.
Опознать их ей не удалось, прошло время, и зелья растворились, смешались с кровью, но целительница к тому и не стремилась. Достаточно, если ее сила вычистит и выкинет все это из тела ястреба… не нужны ему никакие зелья, если она будет рядом.
— Весенка… солнышко… — Ардест ловил губами гуляющие по его лицу пальчики и чувствовал себя невероятно счастливым. Никогда раньше даже не поверил бы, что можно ощущать такое блаженство от простых прикосновений девичьей ладошки, — мне пришла в голову простая мысль… возьми мой браслет и ходи с ним тут, в Цитадели. Он все равно уже твой, и я его никогда не отдам никому другому. А когда мы сможем отсюда уехать, наденешь другой. Я попрошу деда, он закажет такой широкий, чтобы можно было носить сверху… как рамочку.
— Счастье мое, — вздохнула Веся, — мне очень нравится твоя задумка. Но я все равно хочу сначала спросить разрешение Феодориса. Подожди… не хмурься, я объясню. Мне нужно учиться… здесь, в Цитадели есть источник силы, они зовут ее магией. И пока я тут живу, мой дар вырос. Но умею я только исцелять, второй дар мы с наставницей всячески старались запереть, думали ведь, будто он запретный. А это праведный гнев… и он может спасать людей… я тут все эти дни сидела и думала… чародеи хотели, чтоб я сама решила, хочу учиться или нет. Но я уже сообразила, теперь неважно, чего я хочу. Раз он уже несколько раз вырывался, этот гнев, значит, выскочит и снова. И мне нужно научиться оставлять хоть немного силы про запас, я же выплескиваю все, до капли. А это опасно… там, на переправе, селяне догадались пригнать нашу лодку к берегу, последнее, что я помню, как нас кладут на кошмы под кустом. Но если бы в тот момент налетела орда… я б и пальцем не смогла пошевелить, чтобы спасти людей и тебя.
Про себя Веся специально говорить не стала, нечего его расстраивать. И без того от ее слов сразу как-то померкла по-детски светлая и ясная улыбка, гуляющая по лицу жениха.
Однако Берест в первую очередь именно про свое солнышко и подумал, облапил и стиснул так, словно степняки уже бегут по залам Цитадели.
— Я все понял… вернее, слышал, девушкам ученье даётся легче. Прости… больше слова не скажу, пока все не выучишь. А про браслет завтра сам спрошу, как только вступлю в этот круг. А что ты еще хотела мне сказать?
— Про деда… и про Тадора… и про Кастину… но боюсь, не успею. Видишь это облако с щупальцами? Это Хлоп, прислужник Феодориса.
Хлоп, словно только и ждал, пока его заметят, подлетел ближе и бросил Весе на колени свернутый в трубочку листок.
— Эвеста, тебе пора отдыхать. Завтра с утра начнём обучение, — вслух прочла Веся и виновато глянула на ястреба. — Мне нужно идти. Я не хочу пропустить ни одной минутки… чем быстрее выучусь, тем раньше мы сможем отсюда уйти.
— Я тебя провожу, — тотчас поднялся с кресла Ардест и бережно поставил невесту на ноги. — Где ты живешь?
— На втором этаже, окнами на запад. Я сама выбирала себе комнаты.
— Там так же удобно, как здесь?
— Да, — кивнула Веся, вовремя вспомнив, что ей никто заранее не объяснял, где и как она будет жить, и, значит, Бересту тоже не нужно ничего подробно рассказывать, — но лестница к женским комнатам зачарована. Мужчинам на нее лучше не вставать.
— Это очень правильно, — с неожиданной уверенностью похвалил эту меру предосторожности ястреб, — нечего им мешать девушкам отдыхать.
— Так ведь и я не смогу показать тебе свои комнаты…
— Ну, ничего… запомни все, что тебе здесь понравится, в нашем доме я устрою точно так же, — твердо объявил Ардест и, поднеся руку невесты к лицу, нежно коснулся губами ее пальчиков. — Я тут решил… никогда больше не возвращаться в Серое гнездо. Мне нравятся земли в низовьях Ругора, а тебе? Выберем зелёный городок, и я построю там дом… а в нем все будет так, как захочешь ты.
Веся тихо всхлипнула и прижалась к его груди, живо припомнив, как еще недавно боялась, что Берест не сможет ее простить.
— Весенка… солнышко, в чем дело? Не нужно… не плачь. — Почувствовав истинность ее горя, Ардест так растерялся, что куница невольно заулыбалась и, вытирая лоскутом мокрые щеки, окатила его счастливым блеском глаз.
— Ничего… все уже хорошо. Идем… я покажу тебе, где та лестница, — почему-то тут княжне не хотелось вслух рассказывать жениху свои самые сокровенные тайны.
— Идем. Там я буду встречать тебя утром. Надеюсь, они примут меня в круг, я начинаю понимать, как полезно будет подробнее изучить тут чародейские законы и правила. А уж если мой дар станет сильнее, так это вообще будет замечательно. Глава семнадцатая
— Куда как замечательнее, — закрывая колпаком хрустальный шар, тихо ворчал про себя Саргенс, — ни один торговец или пройдоха обмануть не сможет, не говоря о слугах или домочадцах.
Говорить вслух о том, что княжич угадал и оба других желания, чародей не стал, а зачем говорить вслух? Все чародеи и сами знают, тут, в Цитадели, сила дара растет у каждого. У кого-то больше, у кого-то меньше, но обязательно у всех. Именно потому так строго проверяют они каждого, кого намерены принять в круг, и поэтому не пускают в Цитадель случайных людей, особенно одаренных.
Не так-то легка она, эта ноша кажущегося всемогущества, иной и сильный дар несет бережно, как блюдо с жемчугом, стараясь ничего не обронить и не навредить невзначай ни людям, ни зверям. А другой, едва почувствовав в себе особое умение, тотчас начинает голову ломать, придумывая, как бы с его помощью преступить все законы: и высшие, и людские.
Ну и не принять они его тоже не могут… тому, кого совет Цитадели не считает достойным, никто намеков не делает и испытаний не назначает… да его даже дальше гостевого дома не пускают, чтобы не попал под сень источника. А вот ястреб испытание прошел так чисто, что ни у кого не осталось ни малейших сомнений. Жаль, нельзя прямо теперь объявить ему желанную новость, умен княжич, заподозрит, что за ним следили. И ведь не слукавишь ему, сразу поймет… а потому пусть ждет до утра.
Чародей сложил в стол законченную работу и направился в кабинет верховного магистра, тот просил подойти Сарга, как освободится.
Войдя в кабинет, чародей обнаружил, что князь и магистр заняты настоящим мужским делом: раскладывают крохотные разноцветные плоские бусинки по огромной карте, нарисованной на стоящем в углу комнаты круглом столе. А Ольсен, сидя в кресле с высокими ножками, наблюдает за их кажущимся со стороны несерьезным занятием и выдаёт то ли замечания, то ли советы, но неизменно желчные и колкие.
Саргенс несколько минут постоял, наблюдая за их делом, и очень скоро начал понимать, что редкие зелёные бусинки — это чародеи, а рыжие — отряды Радмира, так как теснились они на восточном берегу Ругора. По другую сторону от самой большой реки рыжих бусин было всего две, зато были черные и серебристые. И они могли означать только отряды вепрей и ястребов.
— А Шангор вам присылает отчеты о том, куда пойдет? — подняв голову от карты, осведомился Радмир, поймал быстрое переглядывание и нахмурился. — Вот, значит, как. А я все время думаю, почему он ни за какие блага не хочет взять под командование один из моих отрядов! Значит, это вы его успели перекупить.
— Ты неверно решил, — покачал головой Феодорис, — мы его не покупали. Мы ему помогли бежать из плена… и подсказали самый надёжный способ, как защитить свои земли и сородичей и отомстить хингаям. В тот раз… когда Шангор попал в плен, он потерял всех родных… но я тебе этого не говорил.
— Тьма! Тогда извини. Но почему он не хочет ни к кому присоединиться?
— Если я скажу правду, ты обидишься.
— А ты попробуй, — нахмурился Радмир и застыл в ожидании.
Стук в дверь явно озадачил верховного магистра, и он вопросительно глянул на друга, но Саргенс ответил ему недоуменной гримасой.
— Можно? — Дикий Ястреб стоял на пороге, пытливо рассматривая присутствующих.
— Входи, — кивнул Феодорис, — не захотел отдыхать?
— Пришел деда забрать. Веся сказала, что ему нужно хорошо есть и много спать.
— Эвеста, — строго поправил магистр.
— Мало ли чего скажет эта девчонка, — строптиво фыркнул Ольсен.
— Дед! — Вот вроде и ровно окликнул ястреб мельника, а у всех отдалось в позвоночнике. — Всех целителей положено уважать. А мою невесту чти особо… если не хочешь поссориться со мной навсегда.
— Дожился… — потихоньку пробурчал Ольсен, но все постарались сделать вид, будто ничего не расслышали.
— Так ты сейчас идешь, или тебя подождать? — строго глядя на прадеда, продолжал выяснять его планы Берест. — Мне зелье выдали, какое тебе на ночь выпить нужно.
— А ты уже принял решение? — обратился к ястребу магистр, старательно не обращая внимания на отчаянные знаки дядюшки.
Мало кто знал, что Ольсен был ему родным дядей по матери и когда-то спас одаренного мальчишку от проводившего ритуал подчинения шамана.
— Да. Я хочу вступить в круг и научиться владеть своим даром как можно лучше. Во время боя от уверенности в точности сведений зависит жизнь многих людей.
— А Эвеста? — пытливо смотрел магистр.
— Эвеста никогда не лжет, — сразу сообразив, о чем хочет спросить чародей, твердо ответил Ардест, — и не хитрит, если ее к этому не вынуждают.
— Ты хорошо ее рассмотрел, — изумленно поднял бровь Радмир, — но боюсь, в Сером гнезде ей придётся научиться кривить душой. Она воспитана свободным воином и сидеть целый день в кресле не сможет.
— Я знаю, — мягко улыбнулся ему ястреб, — и не собираюсь везти ее в Серое гнездо. Мы решили построить свой дом в долине Ругора. Веся… Эвеста будет в нем хозяйкой, какие порядки захочет, такие и заведет.
— Ну что ж, — бросив короткий взгляд на Саргенса, скупо улыбнулся магистр, — твои ответы меня устраивают… остался последний.
— Я отвечу. Если Эвесте можно носить мой обручальный браслет, то я ей его утром надену, если нет, закажу другой. А свадьбу мы устроим, когда она научится управлять своим даром.
— Дай его мне, я посмотрю, что можно сделать.
— Вот, — Берест немедленно достал из-за пазухи висевший на шнурке кошель и достал шкатулку с украшениями и свадебный браслет.
— Шкатулку тоже давай… все равно тебе пока нельзя носить тут камни, я позже объясню почему. И иди отдыхать, рано утром за тобой придут… позвать на ритуал приема в круг. Радмир, ты тоже иди отдыхать, утром поговорим.
— Мне нужно ехать домой… — с сожалением вздохнул князь, — уже полмесяца в отъезде, а там дочка замуж собралась.
— Мы перевезем вас через перевал на своих тэрхах. За день доберетесь, и заодно чародеи защиту на Ясновень поставят. А вот дать тебе сейчас постоянного защитника не смогу, всех свободных отправил к Хорогу. Хлоп! Проводи Ардеста и Радмира, князь займет соседние свободные покои рядом с ястребом.
— Я живу в тех комнатах, где раньше жила Веся, — предупредил Берест, и магистр спрятал довольную улыбку.
Племянник упорно не попадался ни в какую ловушку и, сам того не зная, набирал себе крестиков, которые Феодорис мысленно ставил ученикам за правильные ответы.
— Ну и хорошо, — гостеприимно улыбнулся Феодорис, — там рядом несколько свободных комнат. Выбирайте какие понравятся. Спокойной ночи.
Дождался, пока правильно понявшие намек гости уйдут, и оглянулся на Саргенса.
— Садись ближе, я хочу тебе признаться в ошибке, которую сделал восемь лет назад. — От улыбки, сиявшей на лице магистра минуту назад, осталась лишь кривая гримаса.
Чародей мрачно вздохнул, начиная понимать, для чего он так срочно понадобился главе Цитадели, и направился к креслу.
— А может… не нужно? — встревожился Ольсен.
— Тебе, может, и не нужно, — безразлично пожал плечами Феодорис, — а у нас такой закон. Один из самых главных. Если поймешь, что когда-то или где-то сделал ошибку или что-то просмотрел, немедленно расскажи об этом собратьям. Все должно быть описано и внесено в нашу летопись в соответствующий том.
— Ну и кому это интересно? — неуступчиво проворчал Ольсен, хотя отчётливо понимал, от его мнения сейчас не зависит ровным счётом ничего.
— Тем, кто будет жить в Цитадели после нас, — строго глянул на него племянник, — каждый верховный магистр, беря на свои плечи заботу о собратьях, Цитадели и Этросии, сначала изучает все летописи. Описания битв и побед, потерь и ошибок.
— А если не захочет? — не унимался мельник.
— Значит, совет Цитадели никогда не доверит ему амулет главы. Самоуверенных людей, считающих, будто они мудрее всех предшественников, и не желающих учиться на чужих ошибках, нельзя и близко подпускать к этому месту. А теперь не мешай мне, Сарг сегодня тоже устал, а завтра у нас куча новых дел. Так вот… как ты знаешь, я считаю Ольсена дядей, хотя моя мать была его двоюродной сестрой. А еще я считаю его своим спасителем… но никогда не рассказывал тебе об этом. Не желаю никому открывать свое слабое место. Он ведь упрям… живет один, без помощников и охраны, и хотя он неплохой алхимик, но от банды или шамана ему не отбиться. А теперь хочу рассказать… знаешь зачем? Не желаю больше идти на поводу у его глупых детских обид и капризов. Ты же знаешь, что он тайком приезжает сюда варить свои зелья в нашей лаборатории? И это случается все чаще… а я каждый раз создаю и заряжаю мощного фантома… проследить, чтобы Ольсен добрался до этой своей дурацкой мельницы живым и невредимым.
Феодорис сердито фыркнул, налил в бокал кваса и сделал несколько глотков. Мельник и чародей сидели молча, покорно ожидая продолжения рассказа, можно было не сомневаться, раз уж магистр заговорил, то выскажет все.
— Так вот… я начал говорить про спасение. Мне было всего семнадцать, и дар созидания с каждым днем все сильнее менял мою жизнь и мои планы на будущее. Возможность творить самые разнообразные вещи из простой глины или даже мусора наполняла мои дни счастьем и восторгом, и я уже видел себя ни больше, ни меньше как ярмарочным фокусником. Но не мог даже представить, что сильные одаренные видят окружающий меня свет ауры. Тем более не подозревал об угрожающей мне опасности и о шаманах, которые давно изобрели ритуал для пополнения собственных способностей и амулетов магией одаренных. И потому как мышка в кувшин с сыром прыгнул в незатейливую ловушку. И если бы не Ольсен, меня давно бы не было. Шаманские ритуалы жестоки, как ты знаешь. А Ольсен тогда был полон сил, имел слабые способности следопыта и успех у женщин… и возвращался под утро от очередной возлюбленной, когда рассмотрел возле тропки что-то темное.
— Ничего я не рассмотрел, это Ласка учуяла. Умная была собака. Вытащила из кустов твою куртку… — Мельник смолк и тяжело вздохнул. Феодорис был прав… но как же не хотелось в этом признаваться!
— Да, шаман велел мне бросить вещи в кусты и дал свою старую одежду… у него был средней силы дар, как я потом разобрался, и он почти все вложил в подчинение. Далеко он меня не повел, уж очень хотел побыстрее получить чужую силу. Камень-то степняк заранее присмотрел, под обрывом, у речки. Сразу меня к нему привязал… шаманы силу с кровью забирают, но стараются пленника держать в сознании, тогда она активна. Потому я и рассмотрел, как на обрыве поднялся во весь рост Ольсен, раскрутил пращу и метнул каменюку чуть не со свой кулак. Помню только свой страх — а вдруг этот снаряд вместо шамана врежется в меня? А потом я потерял сознание… убил-таки дядюшка шамана, и заклятье, державшее меня в сознании, спало. Однако, очнувшись, я увидел возле себя местную травницу, оказывается, она нашла меня на пороге собственной избушки. А через некоторое время приехал чародей и привез меня сюда. С того момента моя жизнь круто переменилась… и стала той, какую ты знаешь. Ольсен ни при встречах, ни в редких записках не подавал ни малейшего знака, что это он тогда принес меня травнице, и я, разумеется, тоже молчал, не желая навязываться насильно. Но когда мне сказали, что он лежит без ноги на своей мельнице, немедленно помчался туда с лучшим целителем Цитадели. Однако дядюшка моей помощи не принял и вообще едва ли не выставил нас вон. И я снова не стал спорить… и это моя большая ошибка, слова обиженных людей, особенно родных и друзей, нельзя воспринимать всерьез и тем более не стоит потакать их капризам. Это неверное мнение, будто человек сам лучше всех все про себя знает и сам должен решать, лечиться ему или погибать. В обиженном человеке говорит не разум и не голос высших сил, дарующих нам жизнь. В нём говорит оскорбленная гордость и самолюбие, а это чувства, которые ведут к темной стороне сознания.