Нарисуй узоры болью... - Груэ Владислава 12 стр.


Таня чувствовала, что опасность стремительно приближалась к ним, вот только ничего поделать, естественно, не могла – она и вовсе чувствовала себя совершенно бессильной и не способной на активные действия девчонкой, которая сдалась и потеряла возможность выбраться на свободу.

Она практически задыхалась – то ли от ужаса, то ли ещё от чего-то, словно непонятная верёвка опутала её шею и не давала возможности нормально, по-человечески вдохнуть воздух.

- Зачем тебе это знать? – наконец-то поинтересовалась Таня, пытаясь говорить как можно спокойнее.

Конечно же, она не хотела срываться и демонстрировать собственное негодование, поэтому попросту сорвала какой-то цветок и попыталась сосредоточить внимание на нём, присматриваясь к тоненьким белым прожилкам, которые пронизывали его лепестки, к яркому синему цвету.

Рассматривание цветка немного успокаивало и заставляло перестать думать обо всякой ерунде, поэтому Таня почувствовала себя более уравновешенной и перестала дрожать настолько сильно, как это было прежде.

Верка смотрела на неё очень внимательно и явно дожидалась каких-то слов. Гроттер не особо стремилась разговаривать с нею, ей просто было не до этого – не хотелось говорить ни единого слова.

Может быть, в этом всём есть какой-то смысл, конечно.

Но Гроттер его совсем-совсем не видела, да и, казалось, всё это превратилось в окончательное безумие.

Она скоро сойдёт с ума.

Рыжеволосая принялась рвать цветы, плетя из них венок. Под руки попадались одни васильки, синие, словно небеса или, может быть, глаза Ваньки, и кроваво-алые маки.

Таня не пропускала ни того, ни другого, чередуя и пытаясь отвлечься на эти проклятые цветы, которые так сильно её раздражали, когда они шли.

- Понимаешь, я ведь работаю экстрасенсом, - наконец-то подала голос Вера. – И мне очень надо знать, как именно вести себя правильно и что надо говорить, как показывать, что на самом деле мне только что пришло видение.

Гроттер возмущённо посмотрела на неё, ощущая, что резко покраснела и испытала что-то вроде приступа ненависти.

- Так ты делаешь это исключительно для того, чтобы потом обманывать людей?! – вспыхнула она, внимательно глядя на Попугаеву. – Как ты вообще можешь?

- Я зарабатываю деньги.

Только сейчас Таня поняла, что, наверное, в их стране не все живут до такой степени бедно. По крайней мере, большинство людей старается заработать деньги так, как у них это действительно получается.

Но у неё не выходило вообще никак – она просто подчинялась судьбе и делала то, что могла – то есть, ничего. Гроттер, конечно, работала, по крайней мере, пыталась, но частые видения вызывали головную боль, поэтому она то и дело избегала большое количество людей, стараясь постоянно быть там, где этих самых людей меньше всего. Так ведь было намного проще.

Сейчас же она испытала отчаянное желание сказать Вере, что та подла и отвратительна, но так и не смогла выдавить из себя эти слова.

Гроттер стало как-то не по себе – она ждала от себя куда более яркой и сильной ненависти, чем сейчас присутствовала.

Тане казалось, что она окончательно погасла, и что нет ни единого шанса попытаться выжить и вырваться из этого отвратительного места.

Ванька хотел на ней жениться! Они могли бы быть счастливыми, а у неё появились бы когда-то дети, вот только, чёрт возьми, она провидица, а практически все провидицы, рано или поздно, попадают на “Тибидохс”.

“Тибидохс”, который ради развлечения каких-то чёртовых богачей каждый год убивает столько людей.

Хотя…

Есть вещи похуже.

- Неужели ты до сих пор веришь в то, что ты доживёшь до собственной победы? – вдруг поинтересовалась Таня настолько холодно, что даже сама испугалась собственного тона.

- А думаешь, не доживу? – возмутилась Верка. Она говорила своим отвратительным, немного визгливым голосом, и Тане стало противно. Гроттер поднялась на ноги и отошла от неё как можно дальше, стараясь не смотреть. Это отвратительно – быть настолько самоуверенной.

Таня упрямо молчала, не отвечая на вопрос Попугаевой. Ей казалось, что та превратилась действительно в такую себе птичку, которая повторяет человеческие словосочетания и без конца всем мешает, но на самом деле ничего сделать не может.

Наверное, считать так намного легче, чем без конца корить себя в чём-то и пытаться убедить в том, что на самом деле именно в тебе все проблемы этого человека. Таня сейчас испытывала отчаянное облегчение – она могла позволить себе и вовсе уйти отсюда, и была бы, признаться, неимоверно счастлива от этого.

- Думаешь, не доживу?! – ещё более визгливо поинтересовалась Попугаева с такой язвительностью в голосе, что Тане стало противно.

Она никак не унималась и, вскочив на ноги – до этого Верка сидела в траве, - силой повернула Таню к себе, схватив за плечи.

Гроттер хотела было что-то сказать, но вдруг завизжала от ужаса, посмотрев на ноги Веры.

Та удивлённо усмехнулась, словно не понимая, откуда такие крики, а после вдруг завопила и сама, падая на землю и катаясь по ней, пытаясь что-то сделать.

Цветы не загорались. Пламя поглощало Веру, и её истошный вопль раздавался над ними сплошной волной, словно это было самым страшным, что только могло произойти сейчас, на чёртовых играх.

Не доживёт.

Прибежал Валялкин – он пытался потушить пламя флягой, но вода лишь ещё больше вспыхнула, словно её кто-то превратил в нефть или в бензин.

Таня тихо пошатывалась взад-вперёд, что-то бормоча себе под нос – это было её видение, её!

- Это сделала я, - внезапно осознала Гроттер, шепча это совсем тихо себе под нос. – Ванька, это сделала я! Я её убила!

***

Девушка где-то там, далеко, пылала и, очевидно, умоляла о помощи. Бейбарсов смотрел на это абсолютно равнодушно.

Прекрасное магическое пламя, надо сказать, что его даже потушить не получилось – он, собственно говоря, даже и не пробовал бы.

Хорошо же эта Попугаева достала Провидицу.

Впрочем, следует отметить, что “минус один” – это не так уж и отвратительно. У каждого из тех, кто участвует в “Тибидохсе”, появилось больше шансов выиграть, попасть в ту финальную четвёрку.

Хотя, мало ли, ведь четвёрка может стать и самой настоящей единицей – и тогда ничего хорошего ждать не следует.

Впрочем, Бейбарсову-то было абсолютно наплевать, он прежде и вовсе совершенно беспристрастно следил за “Тибидохсом”.

Сейчас вот почему-то обращал слишком много внимания на эту рыжеволосую девчонку, но, следует согласиться, у неё действительно был практически уникальный дар.

- На что смотришь? – голос Аббатиковой застал его врасплох, и Бейбарсов прищёлкнул пальцами, заставляя изображение погаснуть.

Он терпеть не мог, когда получалось вот так, когда Жанна стремительно подкрадывалась к нему и желала услышать ответы на собственные вопросы.

В Аббатиковой никогда не было ни капельки толерантности или культуры, и следовало запомнить это раз и навсегда, по крайней мере, у Бейбарсова запомнить прекрасно получилось, и он даже не сомневался в том, что остальным, возможно, было бы лучше прислушаться к его мнению.

Ленка слишком идеализировала собственную сестричку, которая, возможно, с радостью бы толкнула бы саму Свеколт в пропасть, лишь бы получить то, что, по собственному мнению, Жанна заслуживала.

- Да так. Слежу за смертями, - усмехнулся Бейбарсов, заставляя зеркало окончательно погаснуть и даже остыть.

Теперь поверхность его не отражала ничего и казалась какой-то серебряной и совершенно матовой.

Аббатикова заправила прядь собственных почему-то уже рыжих волос за ухо и весело подмигнула Глебу.

Ему эти заигрывания никогда не нравились, но, тем не менее, парень не делился прежде собственным мнением по этому поводу, предпочитая просто молчать и не обращать никакого внимания на происходящее.

Следить за смертями – это, конечно, весело, но, тем не менее, он даже себе не мог признаться в том, что наблюдал скорее за Татьяной, которая упорно казалась ему ну уж слишком интересной.

- И как смерти? – рассмеялась слишком весело, чтобы это выглядело хотя бы немного натурально, Аббатикова.

Глеб отмахнулся от неё.

У него было слишком плохое настроение, чтобы сейчас выслушивать Жанну и ждать того момента, когда она соизволит куда-то отойти и, возможно, перестанет лезть ему в душу, что делает ну уж слишком часто.

- Не желаешь поделиться? – усмехнувшись, уточнила она, обвивая руками шею Бейбарсова и пытаясь его поцеловать.

Впрочем, Жанне всегда не хватало роста, и ей приходилось едва ли не подпрыгивать немного, а когда Бейбарсов, словно издеваясь, отворачивался и отталкивал её от себя, то поцеловать его аж никак не получалось. Сегодня она лишь мазнула губами по подбородку и моментально была отстранена от некромага.

- Я тебя, наверное, удивлю, но мы родственники, - язвительно протянул Бейбарсов. – Пусть только по дару, но всё же.

- А с каких пор это ты стал таким правильным? – рассмеялась Жанна. – Ведь не пропустишь в реальной жизни ни одной юбки мимо.

- Ну, дорогуша, напомню, сейчас мы на “Тибидохсе”, - усмехнулся он. – А ты никогда не носила юбок.

На самом деле, Аббатикова всегда преувеличивала, но разубеждать её никто не собирался, и Глеб в том числе.

Она громко фыркнула, словно пытаясь что-то заявить ещё, чтобы быть более уверенной в себе, но, тем не менее, повернулась к Бейбарсову спиной и зашагала куда-то к выходу из избушки.

- Между прочим, - вдруг, оглянувшись, промолвила девушка, - я видела, что ты там пялился на какую-то…

- Это исключительно моё дело, - грубо оборвал её Бейбарсов, отмахиваясь от неё. – А эта девица достаточно интересная.

- Тебе нравятся рыженькие? - она накрутила на палец собственный рыжий локон и подмигнула.

- Мне нравятся зеленоглазые, - отрезал Глеб, отмахиваясь от неё и недовольно кривясь. - Тебе такой никогда не быть, некромагия разъедает любые линзы, которые ты только попытаешься нацепить.

Она нахмурилась, а после махнула рукой, словно пытаясь сбежать от него куда-то как можно скорее.

Обиделась, наверное.

- Провидицы? – вдруг, осознав что-то, воскликнула Жанна. – Зеленоглазые ведь провидицы – тебе провидицы нравятся? – то, что она повторила одно и то же слово уже третий раз за последнее время, весьма сильно настораживало.

- Не некроведьмы, дорогуша, - пожал плечами Бейбарсов, пользуясь надменным обращением от бывшей наставницы, которой не было уже в живых.

Жанна фыркнула и поспешила всё-таки уйти, громко хлопнув дверью, от чего избушка едва ли не развалилась на мелкие кусочки.

***

Иван попытался перехватить её, хотя всё это явно было безрезультатным, но Гроттер с силой оттолкнула его от себя.

Прежде девушка была слабой и едва могла стоять на ногах, а сегодня в неё словно какой-то бес вселился.

- Не прикасайся ко мне! – прошептала Таня, падая на колени над тем, что осталось от Попугаевой.

Верка давно уже умерла, но её кости и те остатки мышц, которые ещё не превратились в пепел, всё ещё ярко пылали.

- Я убила её, - покачиваясь взад-вперёд, испуганно прошептала Таня. – Я убила её, убила… Целенаправленно убила!

- С чего ты эту ерунду вообще взяла? – возмутился Валялкин, устремляясь к Гроттер и заставляя её подняться.

Та, впрочем, явно отказывалась стоять на ногах и падала вновь и вновь. Ей было плохо, да и вообще, Таня, казалось, окончательно потеряла всё, что только можно было называть самоконтролем.

Валялкин считал, что это не уместно здесь, на “Тибидохсе”, вот только девушка пока что не слышала ни единого его слова.

- Послушай, нам надо идти, - выдохнул Иван, вновь хватая её за руку, но девушка дёрнулась и попыталась отодвинуться от него.

Она отползала по земле, покрытой дурацкими цветами, и пыталась как-то спастись от компании людей.

Да и каких людей - того, кого называла собственным женихом столько времени, а теперь боялась, словно сумасшедшая.

Гроттер не обращала внимания на то, что содрала руки в кровь, и что та струйками стекала на землю, оставляя следы.

Теперь они станут привлекательной жертвой что для людей, что для зверей, и Валялкин осознал, что Таня защищаться не сможет. Её надо было как-то встряхнуть, но вряд ли это возможно, особенно в подобной ситуации.

Гроттер словно не понимала, где находится. Она, наконец-то добравшись до костей Попугаевой, схватила её череп и, запрокинув голову, громко рассмеялась, глядя на небеса, которые не спешили отзываться на её слова.

Раскалённый череп обжигал её руки, но Тане казалось, что энергия возвращается к ней, перетекает обратно в её тело.

Она никак не могла остановиться и хватала кость за костью, словно это могло чем-то помочь ей, а после вновь и вновь смотрела на небо, готовясь закричать ещё громче, чем прежде, будто бы это вообще могло чем-то помочь.

Девушка чувствовала себя слабой и несчастной, но это вряд ли сейчас было правдой – она не понимала даже, откуда взялась такая отвратительная мысль, но внезапно решила, что на самом деле это хорошо, что Вера умерла.

Вера и вера.

- Послушай, - Валялкин силком поднял её на ноги и легонько встряхнул, словно пытаясь как-то оживить и заставить девушку хоть как-то реагировать на происходящее. Тем не менее, она никак не отреагировала, просто сжимая кость в руках. – Послушай, эта Вера всё равно не сделала бы ничего хорошего.

- Я знаю.

- Она обманывала людей, - продолжал шептать Иван. – Убеждала их в том, что могла что-то сделать!

- Я знаю.

Таня кивала, словно какая-то игрушка, старая-старая, та, которой она игралась в раннем детстве.

Детстве, в котором она была счастлива и никогда не думала совершенно ни о чём плохом, когда у неё было счастье.

- Я убила её. – прошептала Гроттер. – Я боюсь, что однажды могу просто так взять и убить тебя тоже.

- Ты этого не сделаешь.

Валялкин говорил невероятно уверенно, но Таня, глядя на него, чувствовала, что Иван совершенно не считает, что на самом деле всё у них будет хорошо.

Да и вообще, Таня уже успела понять, что на самом деле тот опасался её и смотрел на неё как-то слишком внимательно, чрезмерно пристально, что всё это не привело бы ни к какому добру.

- Знаешь, мне кажется, нам лучше всё-таки разойтись на время, - сообщила вдруг Гроттер. – Так будет лучше.

- Прекрати! – воскликнул Валялкин, порывисто обнимая её и притягивая к себе. – Поверь, всё будет хорошо и без расставания. Я ведь люблю тебя, Таня, больше жизни люблю!

- Не верю.

Гроттер смотрела на него своими огромными зелёными глазами и словно пыталась что-то ещё сообщить, но после отрицательно мотнула головой и отвернулась в противоположную сторону.

Казалось, она окончательно потеряла интерес к разговору и теперь не могла сделать совершенно ничего.

Только пила воду, которую он принёс, и сжимала в руке череп.

========== Боль двенадцатая. Теория приказов ==========

Чума сделала ещё несколько шагов и буквально свалилась на землю, почувствовав невероятную боль.

Она мучала её.

Грызла.

Каждый день это случалось – отвратительные приступы, фантомные боли, ведь настоящего тела у неё никогда не было.

Хотя, почему же никогда? Несколько сотен лет назад она была красивой, молодой девушкой, которая могла бы ещё жить и жить, если бы её не выбрали в качестве участницы “Тибидохса”.

Тогда это казалось стране развлечением, счастьем для всех окружающих и тем, что могло бы немного развеселить некоторых людей.

Ставили ставки, которые не радовали совершенно никого собственными размерами – это ведь было так скучно.

И игры.

Опасность, конечно, была, но Медузия и Сарданапал говорили, что она ничтожна. За последние пятнадцать лет – а это были те игры, которые помнила Чума с детства, - никто не умер, и когда её выбрали, она могла только радоваться возможности заработать деньги и достигнуть цели.

Но всё рухнуло, рухнуло так быстро, так поспешно… Она даже не надеялась на то, что выживет…

Назад Дальше