– Теперь об этом забудь!
– Уже!
Катер дал ход, и через несколько минут они вышли к Неве. Володя узнал это место – Мойка! Река Мойка впадает в Неву! Он попытался ещё пошарить в закоулках чужой памяти, но Зелимхан начал сопротивляться. Он уже понял, что русский каким-то образом забирается в его голову, и в отчаянии издал рык, даже вой.
Сразу открылась дверь, и в палату заглянул охранник.
– У вас всё в порядке?
– Да. Я ухожу, на сегодня всё.
Володя выключил ноутбук, вышел из палаты и позвонил капитану:
– Есть новости, подъезжайте.
Наверное, Володя нарабатывал опыт, поскольку с каждым разом устанавливать контакт, считывать чужие мысли удавалось ему всё быстрее и с меньшим напряжением.
Едва к воротам госпиталя подъехал микроавтобус, как Володя тут же забрался внутрь и протянул ноутбук капитану:
– Читайте.
Гнибеда прочитал текст раз, второй.
– Косырев, почему стоим? К управлению!
Вместе они поднялись на этаж, к подполковнику.
Толкачёв тоже прочитал текст дважды и поднял глаза на Володю:
– Владимир Анатольевич, текст я прочитал. Какие-нибудь соображения по поиску есть?
– Есть несколько зацепок. Река похожа на Мойку, старый доходный дом недалеко, если увижу, опознаю. Ну и кольцо для швартовки судов, опять же пробочка должна болтаться.
– Хм, резонно. Капитан, катер, легководолаза на всякий случай. И ещё: отзвонись, даже не знаю куда, в инспекцию маломерных судов, что ли. Узнай, когда по Мойке мусоросборные суда проходили.
– Только время зря потратим, пробку ни одно судно не подберёт.
– Я бы пошёл, удостоверился.
– Слушаюсь!
Гнибеда ушёл, и подполковник начал звонить. Сделав несколько звонков, он убрал телефон в карман и извинился:
– Простите, но надо людей собрать, операцию подготовить.
– Я понимаю.
– Не надоели мы вам?
– Есть такое дело, никакой личной жизни. Ни с друзьями посидеть, ни с девушкой.
– Девушки у вас нет, а ведь пора уже жениться.
Хм, они что, следили за ним или из анкеты узнали? В принципе вполне могут и то и другое сделать. Подписки о неразглашении Володя не давал, присягу не приносил, разве только клятву Гиппократа… Но это уже из другой области.
– Как я девушку заведу, если после работы или в госпитале у Зелимхана торчу, или трупы осматриваю?
– Да это я так, к слову.
Минут через двадцать явился Гнибеда.
– Товарищ подполковник, мусоросборщика не было, по графику его только завтра на Мойку пустят. Катер с легководолазом прибудет к Храповицкому мосту – так ближе всего с Невы зайти.
– Машины пусть по набережным едут.
– Так точно!
– Сдаётся мне, искомый район между Фонарным мостом и Певческим, – подал голос Володя.
– Основания? – повернулся к нему Толкачёв.
– Прогуливался я в том районе месяца два-три назад и, кажется, доходный дом видел.
Мойка была длинной и пересекала весь центр города: от Инженерного замка, любимого туристами и горожанами Чижика-Пыжика до впадения в Неву. На тщательный осмотр может уйти не один день. В другое время Володя порадовался бы речной прогулке. Но сейчас осень, прохладно, если не сказать – холодно, от реки сыростью тянет. А провести на катере предстоит не один час. Чёрт, знал бы, курточку посерьёзнее надел, а не ветровку.
Ехали на двух машинах – микроавтобусе и легковушке. Людей набралось много, человек десять-двенадцать.
Когда они прибыли к мосту, Володя предложил:
– А если попробовать ускорить поиски?
Подполковник и его сотрудники в недоумении обернулись к Володе.
– Катер будет искать пробку недалеко от швартовочного кольца, я же проеду на машине. Если увижу доходный дом, то, скорее всего, контейнер – сто метров плюс-минус – будет там.
– Толково. Гнибеда, езжай с Соколовым.
Оперативники проводили их завистливыми взглядами. В машине тепло, не то что в открытом катере.
Ехали медленно, впрочем, быстро и не получилось бы из-за пробок.
Володя сидел на переднем сиденье, рядом с водителем, и осматривал дома.
Минута шла за минутой, и они уже добрались до Красного моста, когда Володя сказал:
– Стоп! Вот это здание, похоже.
– Похоже или то?
– Василий Лукич, спроси что полегче, ведь я видел его не своими глазами.
– Понял.
По карманной рации Гнибеда связался с Толкачёвым.
– Ждите.
Вскоре к микроавтобусу подъехала легковушка и почти одновременно – катер. Пассажиры в нём были забрызганы водой и ёжились от ветра.
– С какой стороны реки дом был виден?
– С противоположной.
Подполковник отдал команду по рации, и катер, описав дугу, развернулся. Находящиеся на нём оперативники дружно начали рассматривать воду. Все они были в гражданской одежде и постороннего внимания не привлекали.
Они уже прошли вдоль правого берега Мойки, но никаких пробок на воде не увидели, о чём и доложили по рации.
Толкачёв приказал обследовать левый берег, и метров через сто старший доложил:
– Видим пробку, течением её не сносит. И причальное кольцо почти напротив.
– Осторожно поднимите пробку, сейчас будем.
Машинам пришлось сделать круг. Они проехали по Красному мосту, по набережной – до Синего, к месту остановки катера, – движение по набережным было односторонним. Из машин вышли все и столпились у парапета.
– Тяни, – сказал сверху Толкачёв.
Внизу, метрах в трёх, на волне покачивался катер. За пробкой тянулась леска, потом показалась капроновая верёвка – она от воды не гниёт. Выбрали свободный ход.
– Что-то тяжёлое внизу, – предупредил оперативник.
– Вдвоём тяните.
Фал начали выбирать, и на поверхности показался контейнер. Его сразу подхватили несколько человек и втащили на борт.
– Он? – Толкачёв был в нетерпении.
Контейнер был облеплен грязью и тиной. По форме и размеру он был похож на предыдущие два.
Рулевой достал из рундука ветошь и обтёр ею контейнер.
– Он! – вырвалось у нескольких человек сразу – чётко была видна маркировка.
– Везите его катером на базу, вызывайте химиков.
Следы пальцев, даже если они были, уничтожила вода и грязь.
Машины вернулись в управление. Едва добрались, пискнула рация.
– Двадцать первый, в контейнере то, что искали, – доложил оперативник.
– Добро, отбой. – Толкачёв выключил рацию. – Третий снаряд обнаружен, а на главаря выйти не можем. А главное – последний снаряд где?
Почему-то все оперативники посмотрели на Володю. Он что, Дед Мороз? Что мог, сделал, из рукава козырный туз не вытащит.
– Я попробую ещё поработать с Зелимханом, – ответил Володя, – но только не сегодня. Поздно уже, устал я, а у меня завтра операционный день.
Толкачёв вышел из-за стола и пожал Володе руку:
– Спасибо за неоценимую помощь! Вас отвезут. До свидания.
Пока они доехали до дома, уже стемнело, и Володя, поднявшись к себе в квартиру, поужинал. Ну и что, плевать, что поздно. Лучше лечь спать сытым, чем полночи слушать, как недовольно бурчит пустой желудок.
Володя провалился в глубокий сон. Ему показалось, только голову к подушке приклонил, а уже будильник пиликает. Обычно он просыпался сам, за несколько минут до будильника – сказывалась многолетняя привычка.
В клинике сразу навалились проблемы. У Катренко из пятой палаты на второй день после операции поднялась температура; в седьмую палату поступил новый пациент с острым животом, и надо было срочно проводить обследование и решать, укладывать ли его на операционный стол или использовать консервативную терапию и понаблюдать.
Ординатор Лёшка, глядя на Володю, заметил:
– Что-то в последнее время ты изменился, Володя. Осунулся как-то, ни с кем не разговариваешь. Дома стряслось что-нибудь?
– Что у меня может произойти, Алексей? Жены нет, поругаться не с кем. И детей в ближайший год не предвидится.
– Не заболел часом?
– Типун тебе на язык.
Лёшка обиженно уткнулся в истории болезней: у врачей писанины много. Любые действия или назначения записать надо, и не столько для себя, сколько для проверяющих. А контролёров с каждым годом становилось всё больше. Известное дело, проверять легче и проще, чем работать, исходя из постулата «Кто не работает, тот не ошибается». Врачу иной раз и головы поднять некогда. На амбулаторном приёме по приказам Минздрава на каждого пациента отводится десять минут. Как реально за это время можно опросить, осмотреть его и выписать рецепты, когда иной дедушка эти злосчастные десять минут только раздеваться будет? Но никого из проверяющих не интересует, насколько качественно доктор лечит. Главное, чтобы бумаги соответствовали.
Володя чертыхнулся. Наверное, стареть начал, брюзжать. Осмотрев пациента, он назначил обследования, а получив результаты, взял его за руку, посидел, помолчал.
Пациент, пожилой мужчина, забеспокоился:
– Доктор, всё так серьёзно?
– С чего вы взяли?
– У вас такое лицо…
Он мешал сосредоточиться. Володя попросил его помолчать и сам закрыл глаза. Вкупе с анализами и переданными ему ощущениями диагноз прояснился.
– Любезный Иван Васильевич, оперировать вас надо.
– А без этого никак не обойтись?
– Пораньше надо было обращаться, сейчас болезнь запущена. Таблетками да уколами ситуации не исправишь, увы.
– И когда мне… под нож?
– Прямо сейчас готовить будем.
– Да как же это? Мне с женой посовещаться надо. Она на даче, приедет к вечеру. Меня ведь внезапно схватило. Я «Скорую» вызвал, и меня сразу сюда доставили.
– Правильно сделали. Пожалуйста, подпишите согласие.
– Нет, без жены не буду, – упёрся пациент. – Дело серьёзное, как без неё?
– Не хочу вас пугать, но к её приезду ситуация может стать хуже, и исход её я не гарантирую.
Володя разъяснил пациенту суть его болезни, но тот упорно стоял на своём.
– Дело ваше.
Володя доложил о пациенте заведующему отделением.
– Прободная язва, говоришь? – оторвался тот от документов, которые изучал. – Пусть пишет отказ от операции. Но ему без операции крышка через три дня. А зачем мне смертность в отделении? За показатели бороться надо.
– Если его жена доберётся сюда часа за два-три, можно и подождать.
– Показатели крови?
– СОЭ – 35, лейкоциты семнадцать тысяч.
– Владимир Анатольевич, куда ждать?
– Не хочет он без совета с женой.
– Ну, тогда сам к главному врачу пойдёшь объясняться в случае летального исхода. Иди и внуши деду всю серьёзность ситуации.
Володя вздохнул. А то он не пытался! Выходов было всего три: первый – оперировать, на что пациент не давал своего согласия, второй – дожидаться приезда супруги и последний – при получении отказа перевести его в терапию либо выписать домой. Хирургические койки должны работать по хирургическому профилю.
Володя Ивану Васильевичу всё так и разъяснил.
– Звонил я уже супружнице, едет.
– Когда будет? Скоро закончится рабочий день, операционная бригада, анестезиологи домой уйдут, останутся только дежуранты.
Иван Васильевич насупился:
– Вопрос важный, без совета с супругой я ничего подписывать не буду.
Ну что за люди! Другие пациенты за любую возможность выздороветь цепляются, а этот упёрся. Можно подумать, жена у него врач и способна оценить состояние и перспективы. Речь уже идёт не о сохранении здоровья, а о сохранении самой жизни.
К окончанию работы жена пациента так и не приехала, и Володя передал историю болезни дежуранту:
– Отказывается он решать вопрос без жены. Проследи, пожалуйста. Согласится – на стол его, откажется под роспись – флаг в руки. У нас не хоспис, в поликлинике очередь на госпитализацию.
– Сделаю в лучшем виде, – заверил Володю дежурный хирург.
В другое время Володя задержался бы в отделении и сам прооперировал пациента, будь на то его согласие. Но сегодня после работы ему надо было в госпиталь, дожать Зелимхана. Три снаряда уже в руках войсковых химиков, но один всё ещё спрятан где-то и несёт в себе смертельную угрозу. И выбор в данном случае не в пользу Ивана Васильевича. Невыявленный снаряд мог забрать не одну тысячу жизней петербуржцев.
Володя переоделся, зашёл в кафе и пообедал. Не хотелось ему идти в госпиталь, утомительно это, морально тяжело и неприятно, но надо. Долг это его как человека и как врача – спасать чужие жизни, испытание Господне.
До госпиталя он добрался на троллейбусе. Зайдя в палату, сразу включил ноутбук.
Зелимхан следил за ним с нескрываемой злобой. А спрашивается, чего злиться? Лично ему Володя сейчас ничего плохого не сделал. Зелимхана никто в Питере не ждал, никто его сюда не приглашал. Сам приехал, пакость хотел учинить. И ладно бы, если бы он только фанатиком был, а то ведь за деньги подрядился людей убить. Потому Володя решил с несостоявшимся террористом не церемониться, общаться с ним жёстко. Нет у Володи ни времени, ни желания проводить вечера у постели инородца.
Медсестричка меняла опустевший флакон на капельнице на полный. В госпитале ужин, слышно, как звенит посуда на раздаче. Столовая в отделении была рядом, за углом коридора.
Звон посуды, ложек отвлекал, мешал сосредоточиться, и Володя поймал себя на мысли, что раздражён. День задался неудачный. То с Иваном Васильевичем бесполезные уговоры, то Зелимхан мысленно сопротивляется. И всё же он должен был настроить себя на работу. Однако что-то беспокоило Володю, но что, он понять не мог.
Вдруг в коридоре раздался хлопок, как будто открыли бутылку шампанского, за ним ещё один. Потом громыхнул настоящий выстрел – и снова хлопок. В столовой закричали.
Володя вскочил, схватил за руку медсестру и бросился в туалетную комнату. Зелимхан следил за ним со злорадной ухмылкой.
Внезапно дверь в палату распахнулась, снова раздались два хлопка, и после – топот убегающего.
Володя осторожно выглянул из туалета. Зелимхан уже не улыбался злорадно – он был мёртв. На его груди расплывалось кровавое пятно.
– Сиди пока тут, – предупредил Володя медсестру, вышел из туалета и выглянул в распахнутую дверь палаты.
Оба охранника лежали мёртвыми на полу, один из них держал в руке пистолет. Видимо, нападение было внезапным, и первый охранник погиб сразу. Второй успел среагировать и сделать ответный выстрел, только смог ли прицелиться, попасть?
Володя схватился за телефон – о происшествии надо было сообщить Гнибеде.
– Василий Лукич, это Володя.
– Новая информация?
– Хуже. Информации не будет, наш подопечный убит.
– Как? А охрана?
– Два «двухсотых».
Гнибеда выматерился, хотя раньше Володя не слыхал от него таких слов.
– Еду с группой, – и сразу отключился.
Из палат, из столовой выглядывали испуганные пациенты. Чтобы стрельба в госпитале? Невиданное доселе дело, ужасы, как в голливудских фильмах.
Володя подошёл к туалету, распахнул дверь.
– Можете выходить. И снимите капельницу: она ему уже не нужна.
Он вышел в коридор. К месту перестрелки уже подходили пациенты из тех, кто посмелее, и медперсонал.
Володя поднял руку:
– Прошу внимания. Всем разойтись по палатам, сюда близко не подходить.
Люди нехотя стали расходиться. Один из пациентов наклонился и поднял с пола гильзу.
– Положите немедленно на место, – остановил его Володя, – это вещественное доказательство!
Володя уже видел, как работают эксперты и оперативники на месте перестрелки и у дома на Обводном канале. Он сейчас оставался один и решил действовать так, как видел.
Из-за окна послышался звук сирены. Володя выглянул: к госпиталю подкатили сразу несколько автомобилей.
Через несколько минут в коридоре показался Толкачёв, за ним – Гнибеда и множество людей.
Толкачёв подошёл к Володе и пожал руку:
– Рассказывай!
Володя, как мог подробнее, пересказал, что слышал и видел.
– Понятно. Соучастника решили убрать. Не уходи, стой здесь. Тебя допросит следователь Следственного комитета. Все действия, что проводились с Зелимханом, не его дело. Говорить только о перестрелке.
– Понял.
Эксперты стали осматривать коридор и фотографировать гильзы. Оперативники опрашивали пациентов и сотрудников госпиталя – кто что видел и слышал. Володю в палате допрашивал под протокол следователь.
– Вас не шокирует труп? Или перейдём в другое помещение?
– Не шокирует, я врач. Неприятно, конечно, но не более.
– Отлично! Ваши паспортные данные.
Володя продиктовал.
Потом пошли вопросы:
– Так вы не видели убийцу?
– В тот момент, когда в коридоре прозвучал выстрел, я был в туалетной комнате вместе с медсестрой – толкнул её туда и закрыл за собой дверь. Она может подтвердить.