***
Если бы Джеймс только знал, какой станет его жизнь в Академии, он бы точно попросил дядю Джема забрать его домой.
Джеймс не ожидал, что когда он подойдёт к столику, за которым обычно сидит, Майк Смит вскочит на ноги с диким ужасом на лице.
- Садись с нами, - крикнул Майку Клайв Картрайт, один из друзей Аластера Карстаирса. – Хоть ты и примитивный, но, по крайней мере, уж точно не монстр.
Майк с благодарностью сбежал. Джеймс заметил, как вздрогнула Эсми, когда он прошёл мимо неё в холле. В следующий раз он постарается держаться от неё подальше, чтобы не напрягать своим присутствием.
Возможно, всё было бы не так плохо, если бы это была не Академия, а какое-нибудь другое место. Ведь Академия считалась священной. Здесь дети готовились к Вознесению и учились служить Ангелу.
Но это была всё-таки школа, а школы именно так и работали. Джеймс читал об этом раньше. Он читал, как в школах могут устроить ученику бойкот, и с ним не заговорит больше ни один человек. Он знал, что ненависть могла распространяться как лесной пожар среди учеников, даже среди примитивных, которые и сами постоянно сталкивались с враждебным отношением и отчуждённостью.
Но теперь Джеймс стал здесь таким чужим, как ни одному примитивному и не снилось.
Он переехал из комнаты Мэттью вниз в темноту. Ему выделили отдельную спальню, потому что даже примитивным было страшно находиться с ним в одной комнате. Кажется, даже декан Эшдаун его побаивалась. Его все боялись.
Когда он проходил мимо, у всех был такой вид, будто им хочется перекреститься. Но они знали, что это не поможет, ведь он был для них ещё хуже вампира. Их пробирала дрожь, когда Джеймс смотрел на них, будто своими жёлтыми глазами демона он мог прожечь дыру в их душах.
Глаза демона. Джеймс слышал, как это шептали снова и снова. Он никогда бы не подумал, что больше ни разу не услышит в свой адрес слова «Урод».
Он никогда ни с кем не разговаривал, садился в самом конце класса, старался поесть побыстрее и уйти, чтобы люди не глазели на него. Он бродил по Академии, словно жуткая, отвратительная тень.
Дядя Джем стал Безмолвным Братом только потому, что в противном случае он бы умер. Для него всегда было место в этом мире, у него были друзья и дом, но весь ужас заключался в том, что он не мог быть в том месте, которому принадлежал.
Джеймс замечал иногда, как после визитов дяди Джема, мама долго стоит у окна и смотрит ему в след, хотя он уже давно уехал; он мог увидеть в музыкальной комнате отца, который не мог оторвать взгляд от скрипки, которую не разрешалось трогать никому, кроме дяди Джема.
Такова была трагедия жизни дяди Джема; и такова была трагедия жизни родителей Джеймса.
Но что, если на земле вообще нет места, которому ты мог бы принадлежать? Если нет никого, кто мог бы тебя полюбить? Что, если ты не можешь быть ни Сумеречным охотником, ни магом, ни кем-нибудь ещё?
Может быть тогда, ты хуже любой трагедии. Может тогда, ты вообще ничто.
Джеймс не мог нормально спать. Как только он начинал погружаться в сон, он тут же вздрагивал и просыпался. Он волновался, что может опять ускользнуть в тот другой мир, где он был лишь тенью среди теней. Он не знал, как ему удалось проделать это в прошлый раз. И он был просто в ужасе от того, что это может произойти снова.
Может быть, все остальные надеялись, что это произойдёт. Может быть, они молились, чтобы он стал тенью и просто исчез.
***
Джеймс проснулся однажды утром и больше не смог переносить темноту. Каменные стены и потолок словно давили на него. Он пошатываясь направился вверх по лестнице, желая выбраться на свежий воздух.
Он думал, что на дворе ещё ночь, но на самом деле, небо уже начало светлеть, и звёзды постепенно стали гаснуть. Тёмно-серые облака, словно призраки, вились вокруг исчезающей луны. Моросил дождь, от холодных капель которого слегка покалывало кожу. Джеймс опустился на одну из ступеней у задней двери Академии и подставил руки дождю. Он смотрел, как серебристые капли стекают по его ладоням.
Ему хотелось, чтобы дождь смыл его с лица земли, прежде чем он встретит ещё одно утро.
Когда он об этом подумал, глядя на свои руки, он заметил, что это опять начинается. Он почувствовал, что начинает меняться. Увидел, как его рука становится тёмной и просвечивающей. Капли дождя проходили через тень его ладони, словно её там вообще не было.
Ему стало интересно, что бы подумала Грейс, если бы увидела его сейчас.
А потом он услышал, как кто-то бежит. Тренировки с отцом сделали своё дело: Джеймс резко поднял голову, пытаясь отыскать бегущего, который мог быть в опасности.
Джеймс увидел Мэттью Фэйрчайлда, который бежал так, будто за ним неслась погоня.
Удивительно, но на нём было боевое облачение, которое он явно надел по собственному желанию. Ещё более удивительным было то, что он занимался физической подготовкой, которую обычно считал унизительной. Он бежал с такой скоростью, какой Джеймс не видел на тренировках ни у одного человека. Может быть, даже быстрее всех, кого Джеймс когда-либо видел. И ещё, он бежал абсолютно уверенно, несмотря на дождь.
Джеймс хмуро смотрел на бегущего Мэттью, пока тот, бросив взгляд на небо, не поплёлся обратно в Академию. Джеймс подумал, что его сейчас заметят, и хотел уже вскочить и обойти здание с другой стороны, но Мэттью не пошёл к двери.
Вместо этого он прислонился к каменной стене Академии, суровый и внушительный в своём чёрном боевом облачении, его светлые волосы были мокрыми и растрёпанными от дождя и ветра. Он запрокинул лицо вверх к небу и выглядел таким же несчастным, каким чувствовал себя Джеймс.
В этом не было никакого смысла. У Мэттью ведь есть абсолютно всё. У него всегда всё было. У Джеймса же сейчас не было ничего. Эта ситуация просто взбесила Джеймса.
- Ну, что с тобой не так? – раздражённо спросил Джеймс.
Мэттью дёрнулся от неожиданности. Он повернулся и с изумлением уставился на Джеймса.
- Что?
- Как ты возможно заметил, моя жизнь сейчас далека от идеальной, - процедил Джеймс сквозь зубы. – Так что заканчивай изображать вселенскую трагедию по пустякам и…
Мэттью больше не опирался о стену, а Джеймс не сидел на ступеньках. Оба стояли друг напротив друга, и это было не занятие на учебном полигоне. Джеймс был уверен, что будет драка, и кто-то из них определённо пострадает.
- Ах, я дико извиняюсь, Джеймс Эрондейл, - сказал Мэттью насмешливо. – Я совсем забыл, что никому нельзя здесь говорить или дышать без вашего разрешения. Я конечно же могу разыгрывать трагедию только из-за какой-нибудь ерунды, как вы говорите. Ради Ангела, а я ещё хотел оказаться на твоём месте.
- На моём месте? – воскликнул Джеймс. – Какой-то бред. Что за чушь ты несёшь? Ты не мог этого хотеть. Зачем ты вообще это сказал?
- Может потому, что у тебя есть всё, чего я хочу, - огрызнулся Мэттью. – А тебе это даже не нужно.
- Что? – спросил Джеймс. Ему казалось, что он живёт на планете, где всё встало с ног на голову. Это было единственным объяснением. - Что? Ну что у меня может быть такого, чего бы ты мог захотеть?
- Они могут отправить тебя домой, когда захочешь, - сказал Мэттью. – Они пытаются сделать так, чтобы ты уехал. Но меня они не отчисляют, что бы я не вытворял. Только не сына Консула.
Джеймс прищурился. Капли дождя скользили по его лицу и вниз по шее на рубашку, но он этого не замечал.
- Ты хочешь… чтобы тебя отчислили?
- Я просто хочу домой, ясно? – резко сказал Мэттью. – Я хочу быть рядом с отцом!
- Что? – спросил Джеймс снова.
Мэттью мог оскорблять Нефилимов, но что бы он там не говорил, всем всегда казалось, будто он изумительно проводит здесь время. Джеймс был уверен, что Мэттью развлекается по максимуму, в отличие от него. Джеймсу и в голову не приходило, что тот может быть действительно несчастным. Он никогда даже не задумывался о дяде Генри.
Лицо Мэттью исказилось, как будто он собирался заплакать. Он решительно посмотрел вдаль, а когда заговорил, его голос стал резким.
- Ты думаешь, что Кристофер странный, но мой отец намного хуже, - сказал Мэттью. – В сотни раз, а может и в тысячи. Он практиковался в этом намного дольше Кристофера. Он просто жутко рассеянный, и он не может… не может ходить. Он может работать над каким-нибудь новым устройством или писать письмо своему другу-магу в Америку о новом изобретении, или выяснять, почему некоторые его старые изобретения взрываются, и он может даже не заметить, что у него загорелись волосы. Я не преувеличиваю и не шучу. Мне действительно приходилось тушить пожар у отца на голове. Моя мама всегда занята, а мой старший брат Чарльз Буфорд вечно бегает за ней и строит из себя важную шишку. Я один забочусь об отце. Я один его слушаю. Я не хотел его оставлять и ехать в школу. И я делал всё, что только можно, чтобы меня отсюда вышвырнули, и я мог вернуться домой.
Я не забочусь о своём отце. Мой отец заботится обо мне, хотел сказать Джеймс, но он опасался, что это будет слишком жестоко по отношению к Мэттью, которого никогда так не оберегали, как Джеймса.
Джеймсу пришло на ум, что однажды наступит время, когда его отец уже не будет таким всезнающим; способным решить всё, что угодно, и быть кем угодно. От этой мысли ему стало не по себе.
- Ты старался сделать всё, чтобы тебя вышвырнули? – спросил Джеймс. Он говорил медленно. И чувствовал себя каким-то медленным.
Мэттью сделал нетерпеливый жест, как будто рубит невидимую морковь невидимым ножом.
- Да, это именно то, что я и пытался до тебя донести. Но они не выгоняют меня. Я пытаюсь произвести самое лучшее впечатление самого худшего Сумеречного охотника в мире, и они всё равно меня не выгоняют. Что, спрашивается, не так с нашим деканом? Она хочет крови?
- Самое лучшее впечатление самого худшего Сумеречного охотника, - повторил Джеймс. – Выходит, ты не веришь во всё то, о чём говорил: в истину и красоту, и что жестокость отвратительна, и в то, что ты говорил об Оскаре Уайльде?
- Нет, верю, - сказал Мэттью поспешно. – Мне действительно нравится Оскар Уайльд, и красота, и истина. Я действительно считаю глупостью то, что из-за того, кем мы родились, мы не можем быть художниками или поэтами, или создавать что-нибудь. И по этой причине, всё, чему нас учат – это убивать. Мой отец и Кристофер – гении. Ты знаешь об этом? Настоящие гении. Как Леонардо да Винчи. Он был примитивным, который…
- Я знаю, кто такой Леонардо да Винчи.
Мэттью взглянул на него и улыбнулся. Это была та самая Улыбка, сияющая как солнце на рассвете. У Джеймса появилось ощущение, что возможно, он уже не будет так устойчив к ней, как раньше.
- Ну конечно знаешь, Джеймс, - сказал Мэттью. – Я просто забыл на минуту, с кем именно разговариваю. В любом случае, Кристофер и мой отец - действительно выдающиеся люди. Их изобретения уже изменили мир Сумеречных охотников, изменили методы борьбы с демонами. Но Сумеречные охотники всё равно смотрят на них свысока. Они не понимают, насколько важны все эти открытия. И от кого-то, кто хочет писать пьесы и создавать что-то прекрасное, они просто воротят нос как от уличного мусора.
- Ты хочешь заниматься искусством? – спросил Джеймс нерешительно.
- Нет, - ответил Мэттью. – Я совершенно не умею рисовать. Определённо не могу писать пьесы. О моей поэзии лучше вообще не упоминать. Я просто ценю искусство. Я отличный зритель. Одним своим присутствием я мог бы заменить всю Англию.
- Ты мог бы быть актёром, - предположил Джеймс. – Когда ты говоришь - все слушают. Особенно, когда ты рассказываешь разные истории.
Ещё у Мэттью было такое лицо, которое определённо хорошо смотрелось бы со сцены или театральных подмостков.
- Хорошая мысль, - сказал Мэттью. – Но я думаю, что предпочёл бы не покидать надолго дом, чтобы можно было почаще видеться с отцом. А ещё, я думаю, что применение грубой физической силы является отвратительным и бессмысленным, но я в этом действительно хорош. На самом деле, я даже получаю от этого удовольствие. Просто не показываю этого нашим учителям. Но мне бы действительно хотелось уметь что-то, что могло бы привнести красоту в этот мир, а не раскрашивало бы его кровью.
Он пожал плечами.
Джеймс подумал, что после всего этого, они навряд ли будут драться, и присел обратно на ступеньки.
- Я думаю, Сумеречные охотники тоже могут нести в этот мир что-то прекрасное, - сказал он. – Я имею в виду, мы ведь спасаем жизни. Я знаю, что говорил об этом раньше, но это действительно очень важно. Любой человек, которого мы спасаем, может быть следующим Леонардо да Винчи или Оскаром Уайльдом, или просто очень хорошим человеком, который по-своему привносит что-то прекрасное. Это может быть любой человек, который любит кого-то ещё так же сильно, как ты любишь своего отца. Может быть, ты и прав в том, что Сумеречные охотники более ограничены, что у нас нет такого разнообразия возможностей, как у примитивных, но в наших силах дать людям возможность жить. Вот, для чего мы рождены. Это честь для нас. Поэтому я не собираюсь бежать из Академии. Я ни от чего не собираюсь убегать. Я могу носить метки, и это делает меня Сумеречным охотником, которым я буду всегда, независимо от того, хотят этого Нефилимы или нет.
- Для того, чтобы быть Сумеречным охотником, не обязательно учиться в Академии, - сказал Мэттью. – Тебя могут обучать и в Институте, как дядю Уилла когда-то. Я бы хотел учиться именно так, чтобы быть рядом с отцом.
- Да, я мог поступить также, но… - Джеймс замялся. – Я не хотел, чтобы меня отправили домой. Мама узнала бы причину.
Мэттью молчал некоторое время. Тишину нарушал только шум дождя.
- Мне нравится тётя Тесса, - сказал он. – Я не приезжал в Лондон, потому что боялся оставлять отца. Но мне всегда хотелось, чтобы она приезжала в Идрис почаще.
Джеймс уже который раз за это утро был потрясён. Хотя последнее открытие было не таким уж и приятным. Конечно, его мать и отец редко появлялись в Идрисе. И конечно, Джеймс и Люси росли в Лондоне, в стороне от других семей.
А всё потому, что среди жителей Идриса попадались до безумия высокомерные Сумеречные охотники, которые считали, что мама недостойна находиться среди них, а отец никогда бы не позволил, чтобы её оскорбляли.
А сейчас может стать ещё хуже. Люди будут шептаться о том, что она передала свои пороки по наследству собственным детям. Джеймс знал, что люди будут говорить ужасные вещи о Люси, его весёлой маленькой сестрёнке. Люси никогда не разрешили бы поехать в Академию.
Мэтью кашлянул.
- Думаю, что могу тебя понять. Может, я даже перестану завидовать, что тебя могут вышвырнуть из школы. Возможно, мне даже понятны твои благородные намерения. Однако я не могу даже представить, почему ты постоянно даёшь понять, что просто терпеть меня не можешь. Знаю, знаю, ты весь такой надменный и желаешь проводить всё время наедине с литературой, но это всё равно ужасно по отношению ко мне. Это унижает. Я уже говорил, что большинство людей меня любят. И мне обычно даже не нужно прилагать к этому никаких усилий.
- Да, ты очень хороший Сумеречный охотник, и все тебя любят, Мэттью, - сказал Джеймс. – Спасибо, что просветил.
- Но тебе я не нравлюсь! – воскликнул Мэттью. – Я действительно старался! Но с тобой это не работает!
- Дело в том, - сказал Джеймс, - Что мне обычно нравятся очень скромные люди. Сдержанные, понимаешь?
Мэттью помолчал, обдумывая его слова, а затем рассмеялся. Джеймс удивился, насколько приятно это было. Он почувствовал, что возможно стоит просто рассказать унизительную правду.
Он закрыл глаза и сказал:
- Я завидовал тебе.
Когда он открыл глаза, Мэттью смотрел на него подозрительно, будто ожидая подвоха.
- Завидовал чему?
- Ну, тебя не считают самой нечестивой мерзостью на этой планете.
- Да, куда уж мне. Без обид, Джеймс, но этой «чести» у нас удостоился только ты, - заметил Мэттью. – Ты прямо местная достопримечательность, как статуя цыплёнка-воина. Если такие, конечно, бывают. Так или иначе, я всё равно не понравился тебе ещё до того, как все узнали, что ты нечестивый монстр. Думаю, сейчас ты просто пытаешься щадить мои чувства. Очень мило с твоей стороны. Я…