Сабзиро отправился к себе, но там на столе у кровати лежал хлыст и две пары наручников, а стенка в гостиной, у которой обычно стоял Алвин, когда он его наказывал, будила такие воспоминания, что тоска накатила с еще большей силой. В тот вечер, шатаясь по замку, он понял, что в парадном зале и холле первого этажа, так же, как в коридорах и комнатах второго, нет ни единого места, которое не вызывало бы у него воспоминаний о Маге. Там они однажды крупно поссорились, там почти подрались, здесь заключали рабский контракт. А уж любили друг друга везде, где только можно. В поисках покоя он забрел на третий, фактически нежилой этаж, куда много лет никто не ходил, где демоны знают сколько не убирались, поэтому там было тихо и пыльно. Стены одного из залов украшали семейные портреты. Он прошелся мимо длинной вереницы предков, равнодушно смотревших на него со старых холстов, и остановился перед портретом Садданх. Портрет был сделан вскоре после свадьбы и на нем у юной бабушки были очень светлые серые глаза и белесоватые, как туман, волосы. Такой он ее не помнил, в его памяти Садданх осталась черноволосой и синеглазой, но черты лица были ее, только более легкие и молодые. Он постоял перед портретом, думая о том, что надо будет как-нибудь привести сюда эльфа, чтобы Садданх на него посмотрела. Интересно, если бы бабушка была жива, одобрила бы она его выбор? Выбор… кого? Дракон давно осознал, что Алвин перестал быть для него просто средством от головной боли. Но о том, какое место Маг в действительности занимает в его жизни, он задумался, пожалуй, впервые. Какое? Кто он ему? Раб, любовник? Может быть, друг? Он не стал додумывать, избегая ответа, который мог получить.
Спать Сабзиро по привычке отправился в комнаты Алвина. Постель хранила запах Мага, отзывавшийся в теле тягучей истомой и не дававший уснуть. Покрутившись с полчаса, он зажег лампу, стоящую на тумбочке рядом с кроватью, внимательно осмотрел постель, как будто эльф мог где-то в ней прятаться. В постели кроме него самого обнаружился только одинокий черный волос, который, судя по длине, принадлежал Алвину. Дракон зачем-то намотал волос на палец, выключил свет, но заснуть так и не смог. Среди ночи он встал и перебрался к себе. В последнее время они обычно ночевали в спальне Мага, так как она была рядом с кабинетом, а в постель Сабзиро попадали от случая к случаю, и запах эльфа в ней почти не ощущался. Следующие сутки прошли так же, с той лишь разницей, что Дракон два раза беспричинно сорвался на Глима, и тот теперь старался быть тише воды, ниже травы и не попадаться лишний раз хозяину на глаза.
Сегодня был четвертый день без Алвина, то есть, третий день свадьбы. Маг должен был вернуться через два дня, а, учитывая, что это должно было случиться ближе к вечеру, то даже через все три. Дракон уже злился на себя за то, что так расклеился и перед самим собой делал вид, что три дня это сущий пустяк, но они все равно казались вечностью. Чтобы как-то отвлечься и, может, даже поднять себе настроение, он послал Глима за настойкой Драконьего Корня, велев принести пару бутылок. Слуга, затаивший на хозяина обиду, притащил сразу пять, небрежно бухнув их на стол и проворчав, что он не мальчик бегать в подвал по три раза за вечер.
Если бы Глим так не сделал, Сабзиро, возможно, и правда ограничился бы парой бутылок, но получив пять, он выпил их все. Он пил и думал о Маге. Пытался представить, что он там делает в этом своем Тиале. Должно быть, гуляет по золотому и алому осеннему лесу, веселится на свадьбе с этим своим… другом, чье странное имя затуманенный настойкой мозг наотрез отказывался вспоминать, и думать не думает о нем. А он здесь сидит, один-одинешенек, и ему даже словом перемолвиться не с кем. У него здесь не только друга, драной кошки нет, а то бы хоть помурлыкала, все живая душа. После третьей бутылки одиночество стало совсем уж невыносимым, Дракон машинально прищелкнул пальцами, пробормотал заклинание и на столе перед ним возник котенок. Котик был размером с крупную мышь и вовсе не выглядел драным. У него было пушистое белое пузико и почему-то зеленая спинка с черными тигровыми полосками. Сабзиро удивленно посмотрел на него и снова щелкнул. Потом еще и еще. В итоге перед ним по столу бегало уже четверо котят. Шустрая мелочь чувствовала себя как дома и совсем его не боялась. Один котенок, разыгравшись, опрокинул бокал и принялся катать его по столу, другой обнюхивал пустую бутылку, третий взобрался Сабзиро на плечо и теребил лапками широкий воротник, а четвертый, наверное, самый смелый, подошел и лизнул теплым шершавым язычком его палец. Загрустивший в одиночестве Дракон почувствовал горячую благодарность за внимание, почесал котенка за теплым остреньким ушком и немного поиграл с ним, царапая пальцами стол. Котенку казалось, что в руке Сабзиро шуршит аппетитная мышь, и он с юным задором бросался на пальцы, пытаясь ее оттуда выцарапать.
Наигравшись, Дракон перестал обращать на котят внимание и вернулся к настойке. Он снова думал об Алвине, представляя как он веселится там, в Тиале, среди своих. Когда у четвертой бутылки показалось дно, Сабзиро вдруг отчетливо понял, что Маг не вернется. Зачем? Ему ведь так хорошо там. Там у него семья, друг, великолепные эльфийские леса. А здесь? Здесь старый пыльный замок, унылая степь, а из всего общества лишь он, молчаливая Беттина да старый ворчливый слуга. К тому же там он сын знатного рода, а вовсе не раб какого-то там дракона, опозоренного перед соплеменниками и лишенного способностей. Он так радостно улыбался, когда уезжал… Наверное, давно задумал побег. А все эти поцелуи, эта страсть… Эти сияющие счастьем глаза… Все было сплошным притворством. Ясно, как день. Теперь он это понимает. А он тоже хорош. Развесил уши, дурак. Нечего было отпускать, и плевать ему со смотровой башни на дипломатические интересы Тиале. Пусть хоть со всем светом передерутся.
К середине пятой бутылки Сабзиро окончательно уверился в своих подозрениях и почувствовал себя глубоко несчастным. Но спустя некоторое время им овладел праведный гнев. Он ни за что не позволит эльфу бросить его вот так, поедет в этот Тиале, отыщет и притащит назад. И никто не посмеет ему помешать, в конце концов, Алвин его раб и принадлежит ему по праву. И сам пусть только попробует не пойти, сразу же ощутит Силу контракта в полной мере. Он был готов ехать немедленно, не принимая во внимание неизбежные неприятности с дорожным патрулем и большую вероятность того, что не уедет дальше первого придорожного валуна. Но Глим, отбросив обиду, перехватил его во дворе, чуть ли не волоком затащил на второй этаж и впихнул в спальню. Слуга подумал, что надо бы снаружи подпереть дверь обеденным столом, чтобы хозяин не сбежал, но тот, упав на кровать, моментально отрубился.
Утром уверенность Сабзиро в том, что Алвин решил его бросить, почему-то не прошла вместе с опьянением, а, наоборот, окрепла. Как и его намерение во что бы то ни стало вернуть беглеца обратно. Он предупредил Глима, что уезжает и помчался в аэропорт. По дороге он вспомнил, что не позвонил на работу, чтобы уладить вопрос со своим отсутствием. И не вернул в небытие зеленых котят, так и оставив их копошиться на столе. Он отмахнулся от этого, не желая думать ни о чем, кроме неверного Мага. С командиром части он все уладит легко. Парень, конечно, безоговорочно поверит в то, что капитан Нуар ему звонил, и что он в результате предоставил ему небольшой отпуск. Только оформить забыл. А котята… Котята со временем развеются сами. Наверное, уже развеялись.
Сабзиро мужественно выдержал весь полет, хотя по-прежнему не доверял этой странной металлической конструкции, не понимал, как она может летать и все время ждал, что они вот-вот рухнут вниз с огромной высоты. Он сошел с самолета в большом портовом городе, расположенном на берегу узкого пролива, отделявшего в этом месте Людской Континент от Эльфийского Материка. Люди и эльфы в гостях друг у друга предпочитали не задерживаться, но недолгие взаимные визиты наносили, в основном, по торговым делам. Поэтому через пролив ходил паром. Дракон пересек пролив и оказался в эльфийском порту, где в первый момент растерялся, не зная, куда двигаться дальше. Но потом вспомнил, как Алвин рассказывал, что из порта в Тиале можно добраться по Серебряной реке, и бросился искать попутное судно. Кораблей, отправляющихся вверх по реке, было много, но брать Сабзиро на борт не хотел никто. Сильных магов среди речников не было, поэтому вряд ли они распознали в нем дракона. Но эльфы, жившие в глубине Материка, к людям тоже относились с недоверием и отказывали ему под самыми разными предлогами.
Только утром следующего дня Сабзиро, наконец, нашел кораблик, команда которого состояла из жителей порта. Они сталкивались с людьми постоянно, привыкли к ним и за очень приличную плату согласились его подвезти. Суденышко не было пассажирским, и пункт его назначения находился намного выше по течению, но капитан заверил, что без проблем высадит Сабзиро в Тиале. Внизу, в маленькой каюте было сыро и пахло плесенью, и Дракон всю дорогу просидел на палубе, разглядывая проплывавшие мимо леса, торжественные и парадные в своем осеннем великолепии, и думая о том, что и как скажет Магу при встрече. На берег его высадили спустя пару часов после полудня и все-таки немного дальше, чем было надо, объяснив как выйти к Тиале. Сабзиро какое-то время плутал в незнакомом лесу, пока, наконец, не услышал звуки эльфийской музыки и не пошел на них.
***
На свадьбе веселился почти весь Тиале. Исключение составляли караул по периметру и два отряда воинов, патрулировавших границы. Стояла осень, и нитти, которые вели полудикий образ жизни, не возделывали посевы, не держали скот, а жили охотой и собирательством, накануне зимовки становились особенно назойливыми и совершали набеги почти непрерывно, стараясь пополнить припасы. Приходилось быть начеку и бдительно стеречь урожай и жилье. Лаирендил тоже был на празднике. Он сидел на самом конце стола, откуда хорошо было видно, что делается в зале Собрания, и всю церемонию не сводил с Алвина глаз. По случаю торжества тот был одет в семейные цвета, но его камзол, ловко облегавший стройную фигуру, был не голубым, как у Элеммакила и Виарана, а серебристо-серым, под цвет брюк. Небесного цвета была только нарядная шелковая рубашка с большим воротником, почему-то застегнутым под самый подбородок.
Лаи смотрел на друга и чувства, которые он испытывал, были противоречивыми. После того, как Алвин уехал, воин долго тосковал. Он ждал каждый день, но почти не надеялся, что тот однажды вернется. Правда, со временем боль притупилась, стала привычной, и с ней уже вполне можно было жить. Когда он узнал о свадьбе Виарана, в его сердце снова ожила надежда, потому что Алвин не мог, просто не имел права пропустить такое событие. Он снова стал ждать, считая дни и часы до встречи. И вот дождался. Алвин здесь. А он сидит, смотрит на него и думает, что, может быть, лучше бы не приезжал. Нет, друг тоже был рад. Обнимал, заглядывал в глаза, улыбался. Второй и третий дни свадьбы, когда жених с невестой постились и молились, они даже провели вместе, бродя как прежде по притихшему осеннему лесу, останавливаясь передохнуть на укромных полянках, и без конца разговаривая.
Маг много расспрашивал Лаирендила о его делах, о том, что нового случилось в Тиале за время его отсутствия, но о себе не рассказал почти ничего. То есть, говорил он много. Описывал Северную степь, Холодный океан, какую-то убогую сосновую рощу, мрачный древний замок. Делился своими успехами в магии, похвалился, что научился создавать водных элементалей, правда, при этом почему-то покраснел. Но не сказал ни слова о том, что действительно интересовало Лаи. О Драконе и их отношениях. Лаирендил много раз задавал себе вопрос, связывает их что-то кроме какого-то непонятного договора о сотрудничестве или нет. И надеялся при встрече получить ответ. Но, видно, напрасно. Спросить напрямую он не решался, а намеков друг старательно не понимал. Только улыбался, и все время подтягивал повыше ворот свитера, в точности как сейчас воротник нарядной сорочки. Лаи смотрел на Мага, и его сердце сжималось от тоски и разочарования. Лицо Алвина светилось необыкновенной одухотворенной красотой, но при этом было таким чужим. Воин был почти уверен, что друг находится во власти очень сильного чувства, но оно, к сожалению, явно не имеет к нему никакого отношения.
Церемония, наконец, закончилась. Гэллаис и Элеммакил приняли невестку в семью, произнеся соответствующие случаю слова и повязав ей голову шарфом фамильных цветов, и начались танцы. Открыли бал новобрачные, потом на площади появились другие танцующие пары. Лаирендил не танцевал. По-прежнему оставался на месте и следил глазами за стройной изящной фигурой Алвина, приглашавшего по очереди подружек невесты, как от него требовали обязанности брата жениха. Лаи был полностью погружен в это занятие и не замечал, что за ним тоже наблюдают, хотя и не так пристально. Тирон сидел за соседним столом, время от времени бросал на молодого воина быстрый взгляд, видел, как тот с каждым часом все больше мрачнеет, и спрашивал себя, почему его так волнует тоска в этих зеленых глазах. И с каких это пор он начал думать о нем? Когда Тирон почти полгода назад подошел к Лаирендилу на лугу, то вовсе не считал его кем-то особенным. Он тогда вообще его еле знал. Просто как-то раз случайно заметил, какие взгляды парень бросает на старшего сына Светлейшего. А потом услышал тот разговор и следом увидел, как Лаи мчится по улице, не помня себя от отчаяния. Просто на красивом юном лице было такое горе, что он невольно вспомнил свою боль и то, как погибал от тоски и одиночества после смерти Хэльянэ. Просто захотелось успокоить и поддержать.
Он и не предполагал, что их знакомство получит какое-то продолжение. Но потом подошла Ночь Свободной Любви, и он впервые за десять лет не принял зелье. И, повинуясь желаниям тела, вышел в ночной лес, в глубине души уже понимая, что идет туда в надежде встретить Лаирендила. Он до сих пор не знает, что стал бы делать, если бы его не нашел. Но ему повезло. Он увидел его и долго шел за ним по лесу, не решаясь подойти, пока Лаи сам не шагнул ему прямо в объятья. Как он и думал, мальчик оказался горячим и нежным. И очень привлекательным. Крепкое сильное тело, мускулистые твердые ягодицы, красивый упругий член. Они занимались любовью всю ночь, и Тирон был так захвачен страстью, что уже под утро даже позволил парню взять себя, о чем нисколько не пожалел. Вернувшись домой, он оделся, заплел волосы в косу, подошел к портрету Хэльянэ, все еще ощущая кожей жар поцелуев и, виновато глядя в любимые глаза, прошептал: «Я тебе изменил. Прости». Хэль на портрете улыбался как всегда солнечно и беспечно.
После той ночи обстоятельства сложились так, что они с Лаирендилом не виделись. Урожай созревал, нитти постоянно совершали вылазки, и отряд Тирона отправили патрулировать дальние поля. Он подумал, что это, пожалуй, к лучшему. Ночь Свободной Любви – это всего лишь Ночь Свободной Любви. И то, что происходит во время нее между двумя – просто животная страсть и ничего более. И очень хорошо, что продолжения нет, и не будет. Он уже стал забывать. Некогда было предаваться воспоминаниям. Но однажды вечером, искупавшись в реке, он возвращался в лагерь и набрел в лесу на двух молоденьких воинов из их отряда. Они стояли, прислонившись боком к толстому стволу векового дуба, размеренно двигая правыми руками друг у друга в штанах и целовались самозабвенно и сладко. Тирону и раньше случалось натыкаться на подобные сцены, порой даже более откровенные. Война не отменяла потребностей тела, а после сражения особенно хотелось почувствовать себя живым и желанным. Обычно такие встречи его ничуть не волновали. Он просто проходил мимо, стараясь не спугнуть, иногда с горечью думая о том, что для него все уже в прошлом. Но в этот раз все было иначе. Его с ног до головы окатило жаром, а член сразу потяжелел и приподнялся. Может быть, дело было в том, что один из парней походил на Лаи. Такой же рыженький, высокий и широкоплечий. Он потом долго не мог успокоиться, снова и снова вспоминая подсмотренное в лесу, Лаирендила, их Ночь. И вот теперь парень сидит за соседним столом.